Из Багдада в Стамбул - Май Карл Фридрих - Страница 23
- Предыдущая
- 23/89
- Следующая
– Там персидская граница, если я не ошибаюсь?
– Да, там курдские земли Тератул граничат с персидским районом Сакиз, относящимся к Зинне.
– А есть ли там курды джиаф?
– Да, есть, и они весьма воинственны.
– Вполне возможно, они примут нас спокойно, ведь мы им ничего плохого не сделали. Может, имя хана Хайдара Мирлама окажется для нас пропуском. Веди нас к проходу. Едем на восток!
Этот разговор происходил по-курдски. Я перевел его на арабский моим спутникам, и они согласились. После того как Амад эль-Гандур снова переседлал свою старую лошадь, мы продолжили путь. Мохаммед Эмин вел жеребца на поводу.
Пока все это решалось, наступил полдень. Мы только-только приблизились к проходу. Мы находились среди гор и стремились лишь на восток, стараясь не оставлять следов своего продвижения.
Где-то через час местность начала заметно понижаться, и на мой вопрос Алло ответил, что здесь должна быть большая долина.
Утренняя ссора в нашем братском коллективе оставила глубокий след в душах, и он читался на моем лице как нельзя лучше. Я совсем не мог смотреть на своего жеребца. Бледный Лис тоже был неплохим конем, но курды предпочитают гонять лошадей, и я чувствовал себя в седле как новичок на рыцарском турнире, сидя на сухопарой кляче, чьи скрытые способности еще предстоит изучить. Жеребца же я знал как свои пять пальцев.
К вечеру мы достигли леса, где намеревались устроить ночлег. За все время мы не встретили ни души и добыли дичи на ужин. Молча поужинали и легли спать.
У меня были первые часы вахты, и я сидел поодаль, прислонившись к дереву. Тут подошел Халеф, склонился передо мной и спросил тихим голосом:
– Сиди, твое сердце опечалено, но разве конь тебе дороже, чем твой верный хаджи Халеф Омар?
– Нет, Халеф. За тебя я отдал бы десять или больше таких коней!
– Так утешься, мой добрый сиди, ведь я с тобой и останусь с тобой, и никакой хаддедин не разлучит нас.
Он положил руку на сердце и растянулся рядом со мной.
Я сидел в тишине ночи, и на сердце у меня было тепло от мысли, что меня любит человек, принадлежащий мне полностью. Каким счастливым должен ощущать себя мужчина, у которого есть своя тихая родина; до которого не докатываются пожары и неурядицы; у которого есть и жена, коей он доверяет, и ребенок, в котором он видит свое отражение. И еще у которого бьется неуемное сердце вечного странника.
На следующее утро мы продолжили путь. Алло, как оказалось, не ошибся: еще до полудня мы заметили вершины Загросских гор и смогли дать лошадям роздых в долине, стены которой казались неприступными. Лошадей отпустили попастись, а сами легли в высокую траву, свежую и сочную, потому что в долине протекал небольшой ручей.
Линдсей лег рядом со мной. Он нашел какую-то кость и углубился в ее изучение. Настроение у него было прекрасное.
Но вот он приподнялся и указал мне рукой в сторону, к которой я сидел спиной. Я повернулся и заметил троих людей, медленно приближавшихся к нам. Они были облачены в плотную полосатую одежду, были босы и без головных уборов, из оружия у них имелись ножи.
Таких безобидных людей не следовало бояться. Они остановились неподалеку и почтительно приветствовали нас.
– Кто вы? – спросил я.
– Мы курды из племени мер-мамалли.
– Что вы тут делаете?
– Мы навлекли на себя кровную месть и скрываемся, ищем другое племя, которое дало бы нам приют. А кто вы, господин?
– Мы чужеземные странники.
– А что вы здесь делаете?
– Мы отдыхаем.
Говорящий, кажется, не совсем поверил этим коротким ответам, но сказал:
– В этой воде есть рыба. Разрешишь нам поймать несколько штук?
– Но у вас нет ни сети, ни удочки!
– Мы умеем ловить руками.
Я тоже заметил, что в воде стояла форель. Мне было любопытно, как ее ловят руками, и я сказал:
– Мы здесь чужие и не можем запретить вам заниматься рыбной ловлей.
Они тут же принялись резать ножами траву. Когда они нарезали достаточно, то натаскали камней, чтобы перегородить русло ручья. Сначала выросла нижняя, а потом верхняя плотины. Вода сошла, и стало возможным брать рыбу прямо руками. Мы тоже приняли участие в ловле и так увлеклись, что забыли о трех курдах. Внезапно раздался громкий крик нашего проводника:
– Господин, они крадут…
Я вскочил и увидел, что все трое сидят на наших лошадях: один на жеребце, другой на моем Лисе, а третий на линдсеевском. Прежде чем все оправились от неожиданности, они ринулись прочь.
– Дьявол, моя лошадь! – закричал Линдсей.
– Аллах Керим! Да будет милостив к нам Аллах! Жеребец! – взвыл Мохаммед.
– За ними! – взвизгнул Амад.
Я же оставался спокоен. Мы имели дело явно не с профессиональными конокрадами, иначе бы они увели сразу всех лошадей.
– Стойте, подождите! – закричал я. – Мохаммед Эмин, ты признаешь, что вороной – снова твоя собственность?
– Да, эмир!
– Хорошо. Снова дарить его мне не надо, но одолжить ненадолго следовало бы. Дашь мне его на несколько минут?
– Ради Аллаха! Но он же угнан!
– Скажи скорее, дашь или нет?
– Да, эмир.
– Тогда поезжайте медленно за мной!
Я вскочил на другую быструю лошадь и устремился за мошенниками. То, чего я ждал, произошло – впереди один из курдов висел мешком на спине жеребца, который выделывал такие прыжки, что было странно, как тот еще держится. Я еще не подъехал, а тот уже рухнул оземь. Вороной покорно подошел ко мне. Я вскочил в седло, оставив свою лошадь, и приготовился скакать вперед. Курд между тем пришел в себя и попытался улизнуть. Я вынул револьвер, взял его за ствол и, изогнувшись в седле, несильно саданул конокрада рукояткой по голове. Он снова свалился. Я спрятал пистолет и отвязал от пояса лассо. Далеко внизу я увидел обоих воришек. Положив вороному руку между ушей, я скомандовал: «Давай, гони!» И он понесся, как птица в облаках! Через минуту я настиг крайнего.
– Стой, слезай с лошади! – приказал я.
Он обернулся, на его лице отразился ужас, но он не послушался, а припустил с новой силой. Сейчас я был с ним на одной высоте и бросил опережающим движением свой безотказный ремень. Все точно. Я потянул немного на себя. Мужчина без движения лежал на земле. От неожиданного перемещения в пространстве он потерял сознание.
Я скатал лассо, оставил курда лежать, снова сел на лошадь и поскакал за третьим, последним. Скоро я догнал и его. Местность была весьма подходящая – нельзя было уйти ни вправо, ни влево. На мой приказ остановиться он не прореагировал. Лассо стянуло ему руки. Все повторилось, только этот был в сознании. Я спрыгнул с лошади и связал его как следует. Потом рывком поставил на ноги. Лошадь стояла и дрожала рядом.
– Вот они, ваши рыбки! Как тебя зовут?
Он не отвечал.
– Ты вроде бы не был немым. Пощады не жди, если будешь молчать. Как тебя зовут?
Он опять промолчал.
– Тогда лежи, пока не приведут остальных.
Я толкнул его, и он, как сноп, упал в траву. Я тоже сел, потому как увидел своих, спускающихся ко мне. Скоро все мы были вместе, лошади целы, а воры связаны. А главное, здесь был Алло со всей добычей, которую поместили в ямку и сверху разожгли костер – верный способ приготовить рыбу без воды и специй.
К Дэвиду Линдсею снова вернулось хорошее настроение. Зато троица воришек находилась не в лучшем расположении духа. Они не смели поднять глаза.
– Зачем вам понадобились наши лошади? – спросил я их.
– Они нам были нужны. Мы – беженцы.
Это было нечто вроде извинения, которое я был склонен принять, потому как конокрадство у курдов ох как не в чести.
– Ты еще молод. У тебя есть родители?
– Да, и у других тоже, а у этого даже жена и ребенок.
– А почему они молчат?
– Господин, им стыдно!
– А тебе – нет?
– Но должен же кто-то отвечать!
– Ты вроде бы неглупый парень, и если мне удастся, я попрошу за вас у своих товарищей.
Но дело было бесполезное: все, даже Халеф и англичанин, требовали наказания. Линдсей хотел их даже высечь, но я убедил его, что это лишит их чести на всю жизнь, в то время как конокрадство можно рассмотреть как ритуальное действо.
- Предыдущая
- 23/89
- Следующая
