Дети погибели - Арбенин Сергей Борисович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/83
- Следующая
ПЕТЕРБУРГ. НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ.
Конец марта 1879 года.
Сырым зябким утром Михайлов, Морозов и Соловьёв остановились на Невском перед громадным магазином с вывеской поверху: «Центральное депо оружия». Прохожие торопливо пробегали мимо, ругая погоду и конки.
Соловьёв в недоумении обернулся на своих спутников:
– Мы купим револьвер прямо здесь, в магазине?
– Не совсем, – усмехнулся Дворник и позвонил в парадное. Пока ждали ответа, пояснил: – Магазин занимает первый этаж, а дом принадлежит мадам Веймар. А её сын…
Дверь открылась, на них глянул суровый спросонья швейцар.
– К доктору Веймару, – кратко сказал Дворник.
Швейцар без слов провёл их наверх. Там была еще одна дверь с позолоченной табличкой: «Ортопедический доктор Веймар».
Вошли в хорошо обставленную приёмную и остались одни. Через некоторое время из-за портьер вышел невысокий молодой человек с холёной бородкой, в щегольской пижамной куртке с кистями. Он поздоровался с Михайловым за руку, поклонился Морозову и Соловьёву.
– Вы за револьверами, вероятно? – просто спросил он.
– Да, – тем же тоном просто ответил Михайлов.
– Какими, позвольте узнать? Сейчас все предпочитают систему Сэмюэля Кольта.
– Велите принести, пожалуйста, разных.
Доктор позвонил, черкнул записку, передал вошедшему слуге. Пригласил присесть в кресла, но Михайлов отказался.
– Понимаю, – сказал доктор. – Время дорого.
Буквально через минуту вошёл магазинный посыльный, держа в руках огромный короб, наполненный револьверами.
Доктор и Морозов одновременно кинулись к коробу. Оба, в отличие от Михайлова, знали толк в оружии, и, когда они погрузили руки в короб, лица их стали похожими на морды хищников, предвкушающих добычу… Михайлов улыбнулся Соловьёву, пожал плечами.
– Вот! – вскричал радостно Морозов, разглядывая револьвер. – Настоящий, для лошадей.
– На лошадей, однако, не охотятся… – в недоумении сказал доктор Веймар.
– Я хочу сказать, – пояснил Морозов, подставляя бумажку к стволу и разглядывая его на свет изнутри, – что обыкновенной пулей лошадь убить трудно… Даже насквозь её прошибёшь – она ещё несколько километров пробежать может. А из этого револьвера, пожалуй, лошадь сразу свалишь, наповал.
Веймар пожал плечами:
– Вообще-то такое оружие употребляют в Америке для защиты от серых медведей, гризли…
– Именно такой нам и нужен, – решительно сказал Морозов, оборачиваясь к Михайлову и Соловьёву и подмигивая им. – На медведя мы и собрались.
– …Ну, вот и всё! – весело сказал Михайлов, когда они снова оказались на многолюдном Невском. – Видишь, Саша, как всё просто. Доктор – давний наш друг.
«Хорош друг… – подумал Соловьёв с некоторым пессимизмом, сжимая в кармане обёрточную бумагу, сквозь которую чувствовалась беспощадная тяжесть оружия. – Хорош ортопедический доктор! Вместо костылей да протезов – револьверы!»
АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН.
Замок загремел, когда Нечаев, поджав ноги, сидел на кровати, привалясь спиной к стене. Закрыв глаза, он слегка покачивал головой, словно погружённый в какое-то гипнотическое состояние.
– Нечаев! – раздался знакомый голос.
Тишина.
– Что это с ним… Спит, что ли?
«Секретный государственный узник нумер 5» открыл глаза. Глаза были полны света, – далёкого, неземного света. Но вот они остановились на фигуре вошедшего, и свет начал исчезать. Лицо Нечаева приняло осмысленное и усталое выражение.
– A-a, это вы, ваше высокоблагородие…
Он кивнул на привинченный к полу стул. Сказал не без язвы в голосе:
– Прошу вас.
Комаров проглотил колкость, сел, подобрав повыше полы пальто: боялся ненароком запачкаться. Или подхватить какую-нибудь заразу.
Нечаев глядел на него со скрытой усмешкой. Молчал. Комаров покряхтел; покраснев, выдавил:
– Нуте-с…
Нечаев деланно зевнул.
– Вы о чём, полковник?
Комаров как-то странно замычал. Лицо его приобрело кирпичный оттенок. Он прошипел:
– Хватит шутить, господин Нечаев. Иначе вас снова прикуют к стене.
– Да что вы? А я думал – поджарят на сковороде. Как Кальвин поджарил Мигуэля Сервета, открывшего систему кровообращения…
Глаза Нечаева всё смеялись, хотя говорил он почти отстранённым глуховатым голосом.
Комаров неожиданно хватил кулаком по столу: подпрыгнула жестяная кружка, расплескалась вода.
– Нечаев… – почти шёпотом проговорил Комаров. – Перестаньте паясничать. Иначе могу пообещать, что вы испытаете нечто большее, чем жар сковороды…
Нечаев кивнул. Опустил ноги на пол.
– Ладно, полковник, не будем о грустном. Так вот. Ваш Соколов – давний народник; ходил в народ, проживал в Вольской коммуне. Настоящая его фамилия – Соловьёв. Он из порядочной семьи, отец служил при дворе по лекарской части. По отзыву Михайлова – чист и невинен, аки агнец. Простодушен, наивен, свято верит в Идею. Что ещё? Ах, да, самое главное: стреляет он плохо. По крайней мере, в актах террора ещё не участвовал.
Комаров прикрыл глаза, глубоко вздохнул.
– Хорош агнец… В Государя императора собрался палить… Кстати, револьвер у него есть?
– Ещё какой! – улыбнулся Нечаев. – Не револьвер – чистая Царь-пушка. Наповал медведя свалить может. Оружие куплено легально. Американского производства, для охотников.
Комаров взглянул Нечаеву прямо в глаза.
– Значит, Соловьёв может только всё испортить.
– Да… Наверное… – Нечаев снова деланно зевнул. Потом подался вперёд. Сказал необычно просительным голосом:
– Слушайте, ваше высокоблагородие… А устройте-ка вы мне с ним встречу, а?
Комаров подумал, что ослышался.
– Что? Да вы в своём уме?
– Я-то в своём… – Нечаев подмигнул. – А вот вы…
Глаза Комарова побелели. Он судорожно поднялся.
– Прощайте. Лёгкой вам смерти.
Нечаев вздохнул:
– Здесь, в этих камнях, все смерти нелёгкие… Послушайте, ваше высокоблагородие… даже если у Соловьёва ничего не выйдет – это же ваш шанс усилить репрессии!
Комаров стоял – бледный, слегка осунувшийся.
Нечаев тоже поднялся – босые ступни шлёпнули о каменный пол, звякнули кандалы, – заговорил громко и страстно:
– Усилить репрессии – это и значит поджечь фитиль террора! Сейчас террористы ещё медлят. Но дайте им в руки козырные карты. Казните, всех, кто сейчас сидит под следствием о терроре, о сопротивлении при арестах! Подсуньте революционерам идею динамита – не пройдёт и года, как Правосудие свершится!
Комаров слегка пожал плечами. Нечаев начинал его пугать.
– Суд уже приговорил к расстрелянию Осинского, Брандтнера и Свириденко, арестованных в Киеве за покушение на помощника прокурора Котляревского, – проговорил Комаров. – Не сегодня – завтра будет приведён в исполнение приговор в отношении подпоручика Дубровина…
– Дубровин… Постойте. Что-то я не слыхал о таком.
– Арестован в Старой Руссе. Во время обыска набросился на жандармов. При обыске у него обнаружили прокламации, запрещённые издания, бумаги с печатями партии «Земля и воля ».
Нечаев кивнул.
– А ещё что обнаружили?
– Ещё? – удивлённо переспросил Комаров. – Ну… Журналы. Накануне ареста Дубровин читал новый роман господина Достоевского. Кстати, Достоевский тоже имеет дом в Старой Руссе и несколько месяцев в году проводит там.
Он выжидательно посмотрел на Нечаева.
– Достоевский? – Нечаев наморщил лоб. – Это кто? А… Знаю. Читал. Давно уже. Больно пишет. Очень больно.
– Он ведь и про вас написал, – сказал Комаров. – В романе под названием «Бесы»… Именно вас и вывел в главном герое.
– Да? Не читал… Но это хорошо, что написал обо мне. Хорошо… И послушайте, Комаров. Не называйте меня больше «Нечаев».
– Это почему же?
– Потому, что я узник нумер пять, безымянный. И никому знать не положено, кто я такой. А здесь и у стен есть уши.
– Ну-ну… Кому надо – давно уже знают, – усмехнулся Комаров. – Так вы ничего не скажете о Дубровине?
- Предыдущая
- 21/83
- Следующая
