Квест империя - Мах Макс - Страница 23

• Предыдущая
• 23/122
• Следующая

– Если спрашиваешь, значит, что-то совсем особенное.

– Не то слово! Он у них творец новой экономической политики и теоретик социалистической экономики в эпоху капитализма!

– Ты серьезно?

– А то! У них, Макс, другой социализм, хотя черного кобеля… ну ты понимаешь. Создателей Красной армии там, кстати, трое, как Отец, Сын, и Дух Святой: Фрунзе, Лашевич, и… в жизнь не угадаешь! – Муравьев! Свердлов все больше в Советах, Троцкий в экономике и теории, Феликс (он у них в тридцать четвертом помер) – ВЧК, НКПС и далее везде. Зиновьева, Каменева, Бухарина и еще до кучи, всех к стенке поставили, как врагов народа и наймитов мирового капитала. Как говорится, от судьбы не уйдешь. Блюхера и Тухачевского тоже, только колода стасовалась по-другому. Там и Буденного к заговору подверстали. А вот Клим опять сухим из воды вышел, но это уже так, подробности. Постреляли, помитинговали и пошли дальше, строить, что там положено. Ну что ты, нас, коммунистов, не знаешь? Бей своих, чтоб чужие боялись! Такой вот ответ на поставленный тобою вопрос.

Теперь, Вика, снова тебе отвечаю. Сидеть мы здесь можем долго. Выйти можем в Финляндии. Этот вариант и потому хорош, что до корабля оттуда ближе.

– Вот как? – Вика думала о своем. – Где же борт?

– Борт далеко вообще-то. Он на орбите Плутона, но в Северном море лежит бот. Высвистать его можно из нескольких мест в Норвегии. Так что Финляндия предпочтительнее, тем более что наши приятели попытаются нас перехватить, и чем меньше время в пути, тем, мне кажется, лучше.

– Да уж, – согласился Макс.

– Как скажешь, – кивнула и Вика.

– Ну что? Может, баиньки, или как? – спросил Виктор, вставая.

– Идите, – откликнулся Макс, тоже вставая из-за стола. – Я посижу с Ликой.

И он направился к двери в Ликину спальню. Виктор проводил его взглядом и, вздохнув, пошел вслед за Викторией наверх, где он успел наскоро привести в порядок две спальни.

Думая о своем, он вошел в коридор и едва не налетел на Викторию. Вика стояла лицом к нему и, по-видимому, ждала его. Он остановился так близко к ней, что ощутил ее дыхание. Именно это, наверное, и сработало, как спусковой крючок. Он вдруг увидел ее другими глазами. Овальное лицо с правильными чертами, огромные серо-стальные глаза, мягкие платинового отлива волосы. Чего тут было больше, коньячных паров или силы взрывной регенерации тканей, помноженной на боевой стресс, но факт, что для него сейчас совершенно несущественными стали и ее внеземное происхождение, и число прожитых ими лет, до которых со времен допотопных патриархов на Земле не доживал никто. Он видел перед собой молодую – лет тридцати пяти – сорока, не больше – и красивую – ну очень красивую! – женщину, которая хотела его не меньше, чем он хотел ее. Он обнял ее за плечи – Вика была почти одного с ним роста – и привлек к себе, чувствуя, как ускоряет свой бег сердце и как в унисон ему разгоняется другое сердце.

«Как давно я этого не делал? – спросил он себя отстраненно, скользя ладонью по бедру Вики, прижимая ее к себе и ощущая живой жар ее груди. – Другая эпоха! Ледниковый период». Он жил сейчас как бы в двух слабо соприкасающихся измерениях. Один он раздевал Вику, целуя ее и задыхаясь от острого желания, которое внезапно охватило его, как огонь сухую степь; ласкал ее молодое упругое тело, восхищался формой ее грудей, все глубже погружаясь в фантасмагорию страсти. А другой он смотрел на это как бы со стороны, оценивая свои и ее действия, все понимая и удивляясь только тому, что это снова пришло к нему.

«Ну не знаю, – думал он. – Может, она и той'йтши, но по мне так она восхитительная женщина. Притом именно, Женщина».

Потом, когда они лежали обнявшись, впитывая в себя тепло друг друга, ощущая друг друга и наслаждаясь этим не меньше, чем тем, что этому предшествовало, он вспомнил их давнюю первую встречу на Сладких водах. Дело было весенним вечером, в воздухе стоял оглушительный аромат цветущих яблонь, на глади озера лежали две лунные дорожки, в которых плавали черные лебеди принцессы Сцлафш.

– Смотри! – шепнул Виктору спутник. – Жирные Коты!

Виктор оглянулся. По деревянным ступеням лестницы, спиралью охватывавшей холм, поросший кустами дикой розы, из верхнего павильона спускались несколько мужчин и женщин в легких, мало что скрывавших одеждах. Спутник Виктора был капитаном гвардии, да к тому же из Тхоланского городского ополчения – одного из трех именных гвардейских полков. Естественно, что он был дворянином, и дворянином не из последних, но в голосе его Виктор услышал такое восхищение, такой восторг, что можно было бы и удивиться, но Виктор не удивился. Он знал. Жирные Коты – двенадцать жемчужин в ожерелье нежной Айна-Ши-На[25], двенадцать семей, стоявших выше любых герцогов и князей империи; настолько выше, что не носили никаких титулов вовсе. Они стояли лишь на малую ступень ниже императора, которого и самого титуловали только в силу традиции. Традиция требовала называть его императором, хотя родовое имя само по себе являлось самым громким из возможных титулов. Титул императора, таким образом, был всего лишь условностью, но Жирные Коты были вне условностей. Они были живым воплощением божественной сути империи, и им хватало одних лишь своих родовых имен.

Они шли, что-то негромко обсуждая между собой; их движения были легки и изящны, демонстрируя превосходную координацию, характерную для высококлассных игроков в Жизнь; их великолепные тела были практически обнажены – они были выше стыда, выше какой-либо этики, и их мораль была их моралью. Любой из них, тем более любая притягивали к себе взгляды, но Виктор споткнулся взглядом о тоненькую, гибкую девушку с волосами цвета старого серебра и огромными серыми глазами. Так он впервые увидел младшую Йя.

– Смотри-ка, – нежно пропела Вика прямо ему в ухо, отвлекая от сладостного воспоминания. – Оказывается, ты, Федя, герой-любовник! – В ее голосе пузырьками шампанского вскипал смех.

– Дурное дело нехитрое, – смутившись, буркнул Виктор в ответ.

– А ты не забыл, дорогой, что на мне Маска?

– Ну и что ты мне сделаешь, моя Йцзо-Шцай[26]? Вырвешь печень, как Олафу?

– Олафа убила девочка.

– Молоток девочка!

– Федя, я иногда не понимаю твой русский. Слишком много сленга.

– Я и сам его порой не понимаю. Слушай, а почему ты выбрала Землю? В смысле, почему именно Земля? Полагаю, это случилось не из-за того, что на ней проживает такой герой-любовник, как я? – Он хотел пошутить, но вышло…

– Нет, конечно, – улыбнулась Вика и вдруг замолчала.

– Глупость какая! – сказала она спустя минуту и села на кровати. Виктор залюбовался ею – у нее было сильное, но гибкое тело зрелой женщины, великолепное тело младшей Йя, – но в то же время он увидел, что его Йцзо-Шцай чем-то сильно встревожена.

– Вика, что?..

– Федя… – Ее огромные глаза буквально заглядывали в него, как будто пытались проникнуть внутрь его мозга и что-то прочесть там. Что-то важное для нее. Вика была явно встревожена и озадачена.

– Ты что, читаешь мои мысли? – усмехнулся Виктор.

– Подожди! Ты ничего не помнишь? Ну же, Федя, милый! Вспомни! Скала прощания… ночь… – Голос ее звучал тревожно, как порывы ветра в скалах Приюта в штормовую ночь.

Штормовая ночь. Ветер. Молния. Трезубец!

Штормовая ночь. Небо затянуто тучами. Луна не видна. Луна. Луна Айна-Ши-На!

Штормовая ночь. Волны грудью штурмуют скалы Приюта. Скала прощания. Маяк. Глаз и Луч!

Трезубец – Луна Айна-Ши-На – Глаз – Луч.

Пора открыть глаза!

Они стоят на скале прощания. Ветер пытается сорвать с нее темный тяжелый плащ, приносит водяную соленую взвесь.

– Мне нечего делать дома, милый. Что я буду там делать, скажи, пожалуйста. Ты знаешь, как мы живем? У нас Средневековье, милый. И потом, кому нужна такая уродина, как я?

– Ты красавица!

– Да, в твоих глазах, милый. Но мои сородичи смотрят другими глазами. И потом, там не будет тебя.

• Предыдущая
• 23/122
• Следующая