Жизнь собачья - Магуто Н. - Страница 30
- Предыдущая
- 30/44
- Следующая
Что мы не делали, как не объясняли, все бесполезно. Хотел Данилу подбить, объявить голодовку, да не согласился он. Посмотрел на меня, как на ненормального, и пошел сметану лопать. Даже обидно стало. Я стараюсь, стараюсь, а он, как последний предатель. В общем в следующие выходные возвращаемся домой. Ужас – Дел теперь невпроворот, нужно со всеми друзьями попрощаться, всех навестить.
Первым делом решил я к Белле сбегать, узнать, как у нее дела. Мы же теперь как-никак друзья.
Пошел я на поляну, смотрю, а она какая-то грустная стоит. Увидев меня, обрадовалась, а потом вспомнила, что грустит, и опять загрустила.
– Ты что такая? Спрашиваю.
– Все – Что все? – Продает меня папка – Опять продает? – Не понял я.
– Уже и покупатель нашелся – Как же так!? Возмутился я. Нет! Не согласен!
– Согласен, не согласен, а скоро увезут меня отсюда, и никогда больше не встретимся. Зря я вас тогда послушала – Лучше бы меня волки съели – Стоит, смотрит на меня, а глаза у самой грустные, грустные. Жалко ее стало до слез.
– Но почему? – Твой хозяин тебя же любит?
– Любит – А что ему с того? Пахать, не пашу, телегу возить не умею, не научили, и под седлом не хожу. А я уже совсем взрослая, мне пора деньги зарабатывать, а не даром овес жрать – Вот так – Задумался я. Как же так? – Это раз я деньги не зарабатываю, меня тоже продавать нужно, чтобы я даром овес не ел? – Пусть не овес, а мясо, – но это уже мелочи.
– А почему ты под седлом не бегаешь? Разве это трудно?
– Не знаю, – не пробовала. У папки нога болит, он на меня ни в жизнь не полезет, а Шурку я к себе сама не подпущу. Вредный он очень, вечно всякие пакости строит, колючки цепляет, – поделилась она.
– Колючки, не колючки! – Ты хуже маленького ребенка, – возмутился я, – Тебя продавать решили, а ты губы надуваешь. С этим буду, с этим не буду – Несерьезно это!
– Он сам ко мне не подойдет, – побоится.
– Да – попали, – протянул я. Я же пришел сказать, что я тоже уезжать собрался, дачный сезон заканчивается. Думал, ты расстроишься, когда узнаешь. Но чтобы такое – Нет, не согласен. Нужно что-то делать.
– Что тут сделаешь. Обречено протянула она. Настроение у нее упало совсем до нуля.
Видимо моя новость подлила масла в огонь.
– Не волнуйся, Белла, – уверенно пообещал я. Что-нибудь придумаем.
Я сел рядом и задумался. Долго ни одна мысль не шла в голову. Но Белла смотрела на меня такими глазами, что так просто я не мог сдаться.
Глаза у нее необыкновенные. Огромные, чистые, глубокие, как озера. Стоит ей на вас посмотреть, и вы тут же на дерево влезть готовы. Что, не полезете? – Зря вы так, поспорить могу, и на луну полезете, если она вас попросит. Красавица она писанная, – другой такой лошади в целом свете нет.
Ну, в общем, надумал я и, наконец, говорю:
– Давай мою мамку на тебя посадим – А она, что умеет на лошади кататься?
– Умеет, не умеет, какая разница – Главное ее уговорить. Это я беру на себя, а ты помогай.
Ясно?
– Ясно – А что я должна делать?
Правда, – а что? Ладно, это мы потом решим, перво-наперво пойду мамку приведу, потом думать будем.
Белла с надеждой посмотрела на меня, но в глазах все еще читалось отчаянье. Пришлось добавить, чтобы в ней проснулась уверенность:
– Не волнуйся, запросто научим. Ты главное ее не пугай, а то придется еще кого-нибудь искать. Хотя я сам видел, как она лихо скакала. Знаешь, тут Ночка есть? Пухленькая такая, в горошек?
– Ночка? – Нет, не слышала.
– Так она на ней без седла носилась, я аж испереживался весь, вот-вот думал, свалится. Но ничего, удержалась. Молодец.
– Тогда она точно сможет. Зови! Скорее зови.
– Ладно, побежал. Не скучай.
Я развернулся и пулей рванул к дому.
Мамка, слава богу, дома цветы поливала. И зачем ей цветы? Одна морока. Насажала каких-то палок, розами называются, и поливает их теперь каждый день. Хоть бы один листик вылез…
Правда, она еще дедов куст в землю засунула. Зачем? – Ему его Леночка подарила, племянница, на день рождение. И чтобы вы думали? Чуть и этот в палку не превратила, едва оклемался бедненький. Правда, он вроде вот-вот зацветет, если она его до смерти не утопит.
Про астры я и говорить не хочу – Первые она на полметра в землю зарыла, думала, так лучше. Вторые просто побросала, в пику первым. Их первый же дождик в яму смыл. Может, хоть там зацветут. В общем, садовод из нее еще тот – Да, – что-то я не о том.
Подлетел я к ней и говорю:
– Хватит ерундой заниматься. Пора гулять.
Посмотрела она на меня, по привычке по чубу погладила, и говорит:
– Рано еще.
Тут уж я возмутился:
– Какое – рано! Когда вокруг такое твориться!
Схватил ее за майку и потащил к калитке. Она по дороге чуть о лейку не споткнулась. Хорошо, на ногах устояла. А так бы точно досталось.
– Ричард, прекрати! Приказала она. Ты что, хочешь, чтобы я упала?
– Мусик, – ну, Мусик, – пошли, пожалуйста. Там Белла, она одна, ей плохо – Ричи, что случилось?
– Пошли, Мусик, пошли – Сопротивляться она прекратила почти сразу. Трудно ей со мной спорить. Это я к чему? Да к тому, что она, конечно, моя хозяйка, но вообще-то, это как посмотреть. Вот сказал я гулять, и пошла гулять. Пусть себя хозяйкой считает, ей так спокойней. Женщина…
До Беллы мы добрались без потерь. Мамка, как ее увидела, обрадовалась.
– Здравствуй, Белла, – говорит. Соскучилась я по тебе. А сама ее по шерстке гладит, в нос целует. Та разомлела совсем, глаза закатила, рот раззявила.
– Глаза-то открой, – говорю. Забыла, зачем пришли?
– А что мне делать-то? Испуганно спрашивает.
Да, это вопрос – Ложись на пузо, – говорю, – Я ее на тебя сажать буду.
– Как на пузо? – Перепугалась она.
– Как – как – молча. Ты что думаешь, она сейчас подпрыгнет и тебе на спину взлетит? – А что?
– У тебя с головой все в порядке? Сказал, ложись, значит, ложись, – строго распорядился я.
Она похлопала еще с минуту своими блюдцами. Посмотрела на меня, на мамку и поняла, что никто ей не поможет. Наконец, подогнув передние лапы, почти легла.
– Белла!!! – Что с тобой? – Перепугалась мамка.
– Что! – Что! – Залезай, – говорю.
Мамка растерялась вконец. Пришлось мне схватить ее за майку и подтащить к Белле вплотную.
– Садись, – приказал я.
– Что ты делаешь?! – Хочешь, чтобы я с нее свалилась? Чуть нервно поинтересовалась она.
Но видимо, предложение Беллы ей польстило. – Спасибо, тебе, Белла, огромное спасибо, но без седла я не могу. Ты же еще никогда под седлом не ходила. Скинешь меня – Могу! – Не могу! Садись, сказал!
И чтобы вы думали, затащил я ее таки на лошадь. Майку, правда, порвал – чуть-чуть совсем.
Но это уже ерунда. Такое дело сделали.
Белла, когда всадницу на спине почувствовала, лапы выпрямила и пошла – Красавица – Мамка ей в гриву вцепилась, аж позеленела от страха вся. Вот-вот свалится. А эта бестолковая, знай, коленца выкидывает. Я как заору:
– Осторожнее!!! Ты же ее уронишь!
Слава богу! Поняла – Лапы, тьфу ты, – копыта переставлять аккуратнее стала, скорость сбросила. Смотрю, мамка уже освоилась, заулыбалась, довольная сидит. А Белла раздухарилась в конец. Как пошла на радостях иго-гокать, так тут весь народ и сбежался.
Люди стоят, смотрят, пальцем на них показывают, а Белла то так пойдет, то этак. Тут и хозяин прибежал. Увидел он такое дело, даже прослезился. А Белла умница, к нему подошла, лапы подогнула и поклонилась. Мамка тут, конечно не удержалась, съехала ей на шею и свалилась затем. Хорошо невысоко, не убилась совсем.
Цыган ее поднял, расцеловал в обе щеки и полез на Беллу. А та замерла, стоит, ни жива, ни мертва, больно ему сделать боится. Сел он на нее по-хозяйски, сдавил ей бока, свистнул по-разбойничьи и пошел. Хорошо, что она на цепи оказалась, а так бы точно до Москвы долетели.
Накатался он, в общем, слез, стоит, аж светится весь.
– Спасибо вам, – говорит, – Вот уж не думал, что она к себе седока подпустит. Уже продавать ее решил. Что толку держать, коли ездить не можешь.
- Предыдущая
- 30/44
- Следующая
