Стратегическая семейная терапия - Маданес Клу - Страница 28

• Предыдущая
• 28/66
• Следующая

Проблема головной боли пришла к благополучному разрешению, но мать жаловалась, что сын пристает к своей сестре, всячески досаждая ей. Малышка обычно с плачем и жалобами на брата бежит к матери, ну и та, конечно, вынуждена делать выговор сыну. Терапевт попросил мать представить себя в роли дочки, а мальчика — поддразнивать и задевать ее, как это он обычно делает по отношению к сестре. И тогда мать с визгливым плачем должна бежать к своей маленькой дочке, выступавшей в роли мамы, чтобы услышать от нее слова: «Не беспокой меня. Это твои проблемы».

Эта сцена повторялась несколько раз на протяжении сессии, к великому удовольствию семьи. Также была дана инструкция, чтобы всякий раз, когда мальчику захочется «подзавести» сестру, он, вместо сестры, должен задевать мать. Та, в свою очередь, с плачем бежала к дочке, чтобы в ответ на свою жалобу услышать, что со своими проблемами ей следует справляться самостоятельно. Мать и дети следовали данной инструкции в течение двух недель, после чего отношения между братом и сестрой улучшились настолько, что мать вообще перестала замечать в них какие-либо проблемы. Сын, которому вменялось в обязанность инициировать игру, приводя в действие всю цепочку последовательных взаимодействий, на протяжении первой недели открывал ее несколько раз, потом все реже и реже, пока она не исчерпала себя.

Посредством описанной игровой процедуры терапевт ввел в детско-родительские отношения один из аспектов неконгруэнтной иерархии, при которой дети занимают позицию «над» матерью. Это парадоксальная инструкция, провоцирующая, подталкивающая мать к более зрелому и компетентному поведению и вынуждающая ее вспомнить о существующей между поколениями границе, проведя условную черту между собой и детьми. Терапевт также лишил мальчика власти, забрав у него контроль над симптомом, когда расписал все его действия, как и кого он должен «поддразнивать» и «заводить». Семья достигла такого решения проблемы, при котором брат и сестра перестали занимать позицию «над» матерью, изводя ее своими ссорами и взаимными упреками, а мать больше не жаловалась на свою неспособность справиться с детьми и с трудностями их взаимоотношений.

Семья пришла на завершающую встречу как раз перед каникулами. Отец, нередко пребывающий в угнетенном состоянии, и на этот раз выглядел сумрачным. Терапевт решил облегчить тяжесть, лежавшую у него на душе, чтобы семья смогла отправиться на отдых в более веселом настроении. Он попросил отца сделать вид, что тот находится в состоянии ужасной депрессии — словно пережил жизненный крах и сейчас должен объявить об этом семье. Однако, открываясь семье, он должен найти веские причины, оправдывающие его состояние. Как только отец начал игру, терапевт принялся критиковать его: мол, играет он неубедительно, депрессию изображает из рук вон плохо, а главное — не может найти убедительных доводов, объясняющих крайнюю подавленность его состояния. Так как терапевт продолжал критически отзываться об игре мужа, жена бросилась ему на помощь, утверждая, что это очень трудно — изображать депрессию. Наконец, терапевт принял в качестве «достаточного» для депрессии основания жалобу отца на то, что он не способен починить водопроводный кран у себя дома. Под конец сессии отец рассуждал о том, как нелегко человеку, находящемуся в нормальном и даже хорошем расположении духа, изображать такую вещь, как депрессия.

Супруги получили импульс изменить присущий им способ взаимодействия, выражавшийся в том, то муж вечно чувствовал себя угнетенным, а жена неизменно старалась поднять его дух. Когда муж, изображая депрессию, подвергся нападкам со стороны терапевта, находящего его исполнение неубедительным, жена не просто поспешила оказать супругу поддержку — дескать, муж не может изображать депрессию, если не чувствует ее, — но сделала это намного охотнее, чем обычно, когда ей приходилось вытаскивать его из состояния депрессии, в котором тот действительно пребывал. Новый способ взаимодействия между мужем и женой был достигнут в процессе шутливо-игрового представления типа розыгрыша.

Когда семья только обратилась к терапии, сын выступал метафорой трудностей отца, и его симптомы служили для отца своего рода защитой. Ссоры между братом и сестрой являлись аналогией тех трудностей, которые существовали между супругами. Скрытое в них послание давало понять: муж ревниво относится к способностям и интеллекту жены. Жена на самом деле совершенно забросила свою карьеру, целиком посвятив себя поддержке мужа, периодически погружавшегося в депрессию. К концу терапии дети больше не стремились опекать и защищать своих родителей, симптомы исчезли. Что касается родителей, то они теперь с большей открытостью обсуждали общие проблемы, добиваясь их разрешения.

Прошло много месяцев с момента окончания терапии. Муж написал терапевту письмо, в котором сообщалось, что жизнь у них идет хорошо. Сын ведет себя как подобает, успевает в школе, у него много друзей. Мать вернулась на работу. У отца тоже дела пошли на поправку. Младшая дочка, как и прежде, продолжает радовать своих родителей.

Мать обратилась за консультацией, потому что ее десятилетний сын играл с огнем — не в переносном, а в буквальном смысле. Он был одним из двойняшек и самым старшим из пяти ее детей. В семье накопилось немало и других проблем. Отец недавно оставил их и уехал в другой город. За все это время мать не получала от него никакой финансовой поддержки. Она была пуэрториканкой, по-английски не говорила и совершенно не представляла, что должна делать и к кому ей обращаться, чтобы получить помощь, без которой ее семья не смогла бы выжить. Мать ни на минуту не оставляла сына одного из страха, что он может поджечь дом.

В течение первого интервью терапевт дал мальчику спички и попросил зажечь одну из них, а матери предложил действовать обычным образом, будто она находится в аналогичных условиях дома, когда застает сына, играющего со спичками. Затем терапевт вышел из комнаты, чтобы понаблюдать за происходящим, стоя за односторонним зеркалом. Мальчик неохотно зажег спичку, мать отняла ее и этой же спичкой обожгла руку сына.

Вызывая гнев матери, мальчик помогал ей. Он становился тем, кого она могла наказывать и порицать. Ее злость была лучшим выходом, чем ее депрессия, и таким способом он помогал ей встряхнуться и взять себя в руки, вопреки всем навалившимся на них бедам.

Терапевт сказала мальчику, что ему хотелось бы научить его, как по-настоящему надо жечь спички. Прежде чем зажечь спичку, она сначала закрыла спичечную коробку, а когда спичка загорелась, осторожно положила ее в пепельницу. Потом она попросила мать, чтобы та подожгла в пепельнице скомканный лист бумаги, сделав при этом вид, будто обожглась. Сын должен был помочь матери загасить огонь, плеснув в пепельницу немного воды, которую терапевт принес в кабинет специально для этих целей. Сыну нужно было продемонстрировать матери, что он знает, как надо обращаться с огнем. В то время как происходили все эти действия, другие дети получили разрешение смотреть, но не участвовать в сцене. После того как от горящей бумаги осталась кучка пепла, терапевт сказала мальчику, что теперь он знает, как правильно зажигать и гасить огонь. Обращаясь к матери, терапевт подчеркнула: теперь она может полностью доверять сыну, поскольку он владеет знанием о пожарах. Сессия завершилась инструкцией, по которой мать каждый вечер в течение ближайшей недели должна была находить время, чтобы собраться вместе с сыном и разжечь огонь. После чего ей следовало притвориться, будто она получила ожог. Сыну полагалось сделать вид, что он помогает ей. Завершаться действие должно тушением пожара. Другим детям разрешалось участвовать в представлении только в качестве зрителей.

Совершенно очевидно, как и в чем изменилось взаимодействие между матерью и сыном: вместо того чтобы помогать матери, навлекая на себя ее гнев и раздражение, сын, хотя и в игре, протягивал ей руку помощи, когда та в этом действительно нуждалась. Прежде он помогал матери, грозя ей поджогом, теперь помогал, потому что стал экспертом по огню. Перед терапией ребенок занимал особое место в семье, потому что слыл поджигателем. После терапевтической интервенции мальчик сохранил за собой особое положение, но уже на другом основании: его можно было считать экспертом по пожарам. Когда мальчик в самое непредвиденное время внезапно устраивал поджог, он занимал относительно матери более высокое иерархическое положение. И совсем другое дело, когда сын разжигал пламя под руководством матери; здесь все становилось на свои места.

• Предыдущая
• 28/66
• Следующая