Затерянный мир Кинтана-Роо - Пессель Мишель - Страница 42
- Предыдущая
- 42/67
- Следующая
Мешки мои все тяжелели, я шел все медленнее и совсем изнемогал от жажды. Через каждые четыре шага истершиеся ремни моих сандалий съезжали вниз, и я должен был прыгать на одной ноге, чтобы водворить их на место.
Кончится ли когда-нибудь этот день и найду ли я наконец живое существо и хоть какой-то кров и воду?
Умирая от жажды, я отчаянно искал, где бы можно было напиться. Но кокосовых пальм я не видел, кокали были отсюда слишком далеко, а рассчитывать на песчаном берегу на сенот не приходилось. В изнеможении тащился я дальше, всячески убеждая себя, что в начале пути шел гораздо быстрее, чем предполагал. Может, уже скоро впереди покажется кокаль, благословенные кокосовые пальмы, что будет означать не только воду, но также пищу, жизнь. Полузакрыв глаза и стараясь думать, что иду правильным путем, я снова свернул к морю в надежде увидеть открытый песчаный пляж. И действительно, я вышел к узкой песчаной полосе берега, где, к своему величайшему восторгу, увидел знакомые листья кокосовой пальмы. Она была маленькая, изогнутая и стояла на берегу совсем одна. На ее мохнатые корни, похожие на щупальца осьминога, набегали морские волны. Наконец-то я смогу хоть капельку освежиться! Пальма, видимо, выросла из ореха, случайно прибитого сюда морем. На ее верхушке висело с полдюжины довольно жалких на вид плодов. Мне удалось сбить один орех, но я очень долго не мог вскрыть его. Наконец мои усилия увенчались успехом, я хватаю орех, подношу к губам, начинаю пить и в ту же секунду выплевываю отвратительную соленую жидкость. Был ли орех слишком незрелым или дерево росло слишком близко к морю, только жидкость для питья не годилась. Тогда я с жадностью принялся уничтожать мякоть ореха.
Почувствовав себя чуть бодрее, я снова пустился в путь, следуя вдоль узкого песчаного пляжа, окаймленного зарослями колючих кустарников. Разморенный солнцем, я медленно тащился но берегу, увязая в рыхлом песке. Когда заросли немного поредели, я свернул в сторону от берега и теперь шел по обнаженному известняку, выходившему на поверхность отдельными плоскими пятнами, разделенными, словно участки полей, живой изгородью из пальм и кустарника. Известняк был раскален, как печка. Его белизна слепила глаза. Вдруг посредине одного из таких каменистых участков я увидел постройку майя.
В одну минуту забыв и жажду и усталость, я бросился к зданию. Это была постройка типа маленьких храмов всего в два ярда высотой, с характерным скошенным входом. Однако храм имел одну интересную особенность — его опоясывал фриз в виде двух параллельных каменных валиков. Вдоль валиков шли прямоугольные ниши, украшенные очень изящным орнаментом из покрытых штукатуркой тонких длинных кусочков коралла, уложенных крестиками. Такое интересное украшение я встретил первый раз.
Просто чудо, что здесь мне снова попался еще один никому не известный след древних майя. Наверное, все побережье от Сан-Мигеля-де-Руса до этого места было когда-то единым огромным поселением. А может быть, это были три близко расположенных друг к другу города, о которых говорил капеллан Грихальвы? Ведь в древние времена все они хорошо просматривались с моря. Странно все-таки, почему здесь до сих пор не было сухопутных экспедиций. Отсюда по воздуху всего шестьсот пятьдесят километров до мыса Канаверал, где испытывают ракеты для посылки на луну и запускают спутники в космическое пространство. А тут лежит неисследованная земля!
Я несколько раз сфотографировал строение, сделал небольшие зарисовки и принялся разыскивать черепки. Вскоре на глаза мне попался блестящий камень. Это был осколок обсидиана, полудрагоценного вулканического камня дымчатого цвета. Древние майя делали из обсидиана ножи, бритвы и даже наконечники пик. На обломке, который я поднял, сохранились явные следы обработки, свидетельствующие, что это был обоюдоострый нож. Находка обрадовала меня больше, чем все развалины, открытые в тот день.
Но все же я по-прежнему чувствовал изнеможение, когда снова отправился в путь, шагая по каменистым участкам среди зарослей кустарника. Временами сквозь чащу проглядывало море или свинцово-серые воды лагуны, откуда изредка доносились резкие крики птиц.
Я все время старался рассмотреть, куда идет береговая линия и не покажется ли там что-нибудь впереди, но ничего обнадеживающего не видел. Сколько же мне еще идти? Может быть, пора уже выбираться к морю? Но как это узнать? Справа по-прежнему простиралась лагуна с плоскими островками и мелями, покрытыми манграми.
И вдруг кустарник кончился, путь мне преградил короткий пролив, соединявший лагуну с морем. В тридцати ярдах от этого пролива чуть возвышался плоский остров.
Сперва я просто испугался, не зная, что делать: переплывать ли пролив, переходить его вброд или же вернуться назад и поискать другую дорогу в обход лагун. Но у меня не хватило бы сил пройти весь обратный путь. Кроме того, я боялся опять встретиться с головорезами из Чамаша. С самого утра у меня во рту не было ни капли воды, а мякоть кокосового ореха, конечно, не могла утолить голода, так что я еле держался на ногах.
Надо было как-то пробиваться вперед, ведь кокаль, о котором мне говорили, расположен на берегу моря, а не за лагунами. Через небольшой пролив в лагуну вливалась голубая прозрачная вода. Течение было быстрое, но глубину я не мог определить на глаз. Не теряя времени, я сбросил мешки и осторожно вошел в воду, нащупывая дно ногой. Глубина нигде не превышала четырех футов. Я вернулся за мешками и, подняв их над головой, отправился через пролив. На половине пути я вдруг почувствовал, как из сумки выскользнул маленький мачете и упал в воду. Выбравшись на другой берег и сбросив груз, я снова кинулся на середину пролива, но, сколько ни искал, найти ничего не смог.
Силы мои были почти на исходе, губы запеклись от жары, а шея онемела от неудобного хенекенового мешка, потяжелевшего прямо на сотни фунтов. Я снова шел по узкой полоске суши, едва поднимавшейся над уровнем моря и покрытой редким кустарником. С левой стороны кое-где попадались высокие песчаные дюны, закрывая от меня море. Все выглядело очень уныло. Ни единого признака близости человеческого жилья, никаких следов на песке — ничего, кроме крошечных веерных пальм, небольших кустиков да редких пучков травы.
Меня охватывало отчаяние. Чтобы немного набраться сил, я решил передохнуть в тени кустарника. Снова подняться потом на ноги мне стоило большого труда, я чуть не шлепнулся опять на землю. Поднимая мешки и надевая на лоб ремень, я едва удерживал равновесие.
Сбросив сандалии, которые теперь мне только мешали, я старался идти у самого берега. Однако песок у моря был колким, а соленая вода разъедала царапины и ссадины на ногах.
Я попробовал тащить свой груз по песку, привязав его за конец веревки от гамака, но из этого маневра ничего не вышло, так как перед мешком сгребались большие кучи песка. Теряя последние силы, я совсем упал духом и уже всерьез сомневался, что впереди есть какое-то жилье. Если теперь мне даже и попадется кокосовая пальма, я все равно не смогу без мачете вскрыть прочную, волокнистую скорлупу ореха.
День был на исходе. Я отчаянно старался взять себя в руки и двигаться как можно быстрее. Пот заливал мне глаза, на каждом шагу я уговаривал себя не останавливаться, упорно повторяя, что если не за теми вон кустами, то уж за следующими обязательно откроется вид на пальмовую рощу и покажутся привычные маленькие хижины, где я смогу напиться воды и провести ночь. Но кусты следовали за кустами, сменяясь иногда плоскими каменистыми участками, а я все шел среди бесконечного песка и камней. Солнце по-прежнему пекло что есть силы, хотя и начинало клониться к западу.
Я был на грани полного отчаяния. В мозгу у меня проносились все предостережения, все советы, которыми я пренебрег. И тут я вдруг понял, что все эти храмы не были до сих пор открыты вовсе не потому, что у людей не хватало исследовательского пыла, и не из-за враждебности индейцев, а потому, что этот берег был слишком неприютен — одни бесплодные камни, болота и лагуны, а за ними высокие суровые джунгли. Только такой дурак, как я, мог сунуться на это побережье. Ну кто мне здесь окажет помощь? Никто даже не знает, где я нахожусь. Хотя вдоль моего пути на побережье тянется цепочка имен и мест, однако ее звенья не связаны между собой. Один за другим я прошел целый ряд обособленных пунктов: Пуа, Танках, Тулум, развалины Чунйашче, кокаль на другом конце лагун. Теперь я был на острове между лагуной и морем — плоском, сухом клочке земли, протянувшемся вдоль морского берега, от которого рифы уже сотни лет отпугивают мореплавателей. И здесь мне, видно, суждено найти свою смерть!
- Предыдущая
- 42/67
- Следующая
