Апология - Алейник Александр - Страница 30
- Предыдущая
- 30/32
- Следующая
Изменить размер шрифта:
30
ноябрь 90 г.
БЕДНЫЙ ЙОРИК
Все небо белыми краями
звенит, исхожено моим
беспутным зреньем, с лунным камнем
меж звезд светящихся могил.
Там гамлетовский собеседник —
отрытый череп шутника,
лопатой выкинутый в сплетни
о том, кто был наверняка,
чему свидетельство вот эти
воронки глаз, нора ноздрей —
ходы прорытые по смерти
живым движением корней,
дождем, червями… рот оскален,
глумится над своей судьбой:
продрейфовать под парусами
висков по вечности самой.
Тиранит небо полнолунье,
алмазами блистает наст
и вещий ветер ровно дует,
не слишком огорчая нас.
7 февр. 96
x x x
Все волновало нежный ум, отщипывавший понемножку
от грозди виноградной шум — звездой мерцающую крошку,
зелененькую… плоть стихов жестка была и кисловата,
а мне-то думалось: готов служенью муз я, и услада
сближенья звуков и вещей в слияние, блаженство, в прелесть
скрепленных рифмами речей уже в душе моей пригрелись.
Всему виною «Беломор» и кофе черный с Пастернаком,
гормонов пылких перебор, производимый зодиаком,
таращившимся из окна на сгорбленного над тетрадкой
певца… и девочка одна, чей рот невыносимой складкой,
вздыхая рядом, посылал флюидов бешеные сонмы,
я ж — горделиво наблюдал томление ее и формы.
Так начинаются стихи. Откуда? кто их насылает?
неведомо… но вдруг с руки строка, как козочка, сбегает,
копытцами топча лужок линованый, черня бумагу,
и ты, мой маленький дружок, к второй испытывая тягу,
туда ж пускаешь попастись ее пугливую подружку…
насторожиться б, крикнуть «брысь!» опомниться… ан что-то кружит
уже перо: толчки, рывки, колдобины и зависанье,
и напряженное тоски в бумагу в буквах бормотанье.
Там щиплет нежную траву клюв грифельный — пускает стрелы
лук Аполлона, ясный звук вдруг входит в почерка пробелы
и ищет эха, новых слов, а те, — компании желая, —
так приобщают слух и кровь к досугам сладостным, марая
уже не, собственно, блокнот, в котором ночь за ночью тонет,
и ты — уже в длиннотах нот, а жизнь сама к стихам в наклоне.
Бегите причитаний муз! стремите, уши затыкая,
в иной какой-нибудь союз порывы юные, тикая
от сих опасных пропастей в мир прозаический, да ясный,
душемутительных страстей не станьте жертвой громогласной,
как я в те дни, не уцелев, и сунувшись по брови в давку
неясных смыслов, персть воздев с пером, стишков щипавшим травку,
и уклонившись страстных дев, меня, вострепетав, алкавших…
4 февр. 96
x x x
Я в городе пожарных лестниц,
горящих букв витрин, экранов,
полураздетых, сумрачных прелестниц,
шестнадцатиметровыми ногами
перебирающими в розоватом нимбе
над полчищами каменных стаканов,
воздвигнувшихся на гранитной рыбе,
захватанных распухшими руками
из неба в пестрой вермишели трубок,
горячечно пылающих ночами,
зовущих на покупку и поступок
светящейся субстанцией печали.
Шустрят огни, переливаясь в пене
сверкучих мыл, лосьонов и одежды,
витающие над толпой виденья
удачи, вожделения, надежды.
Под этим освещеньем Валтасара
стремится кровь раз семьдесят в минуту,
придти домой, зажечь огарок,
пролить в тетрадь чернильную цикуту.
Не побежишь в букеты фейерверка —
когда подумаешь: как жизнь мелькает,
а календарь чугунною шиберкой,
гремит и синим полымем сгорает.
7 февр. 96
x x x
Чем бы ты ни овладела, все одно, душа,
ты потом пускаешь в дело тихо, не спеша.
Все на песенки помелешь, милые другим.
Хорошо ли тебе в теле? вывертам твоим?
Я ведь слабая преграда, знаешь, что ленюсь
говорить тебе «не надо», понимаю грусть.
Что ж, кропай покуда вирши, бормочи свое:
пальцы гнутся… ручка пишет… милое житье…
7 февр. 96
x x x
Красивая девушка «звонит» и глупости мне говорит,
сосулька по жести долдонит, на мартовском солнце горит,
и я, запустивший бородку, стишки сочиняющий хлюст,
смотрю на сосульку-сиротку — кузину сверкающих люстр.
Мне нравится легкая тема ветвей за ослепшим стеклом —
цветенья и шелеста схема, согретая хилым теплом.
Уже ветерок нагловатый землицей сырою пропах —
сплошной животворной усладой у первой травы на губах.
15 февр. 96
x x x
Вот цветочек, никнущий в вазе,
наверно жалеет, что вышел в князи
из грязи.
Вот ворбейчик на солнце шалеет
в золотом желе и
клее.
Ветер порывами —
Цветаева воздуха рыпается
рыбой.
Приятный денек триннадцатое марта,
с крыш улетают спиральки пара
в Урарту.
Мы ли во времени? оно ли в нас?
Ботинок впечатывается в наст,
а нога не видна…
3 марта 96
СОНЕТЫ
I
Вам, наблюдатели неба — тихоголосые поэты,
друзья цифры 12,
делающей «на караул»
при обмороке луны,
я напомню вам,
что скрипки обернулись нежною трухой,
а трубы перестали блестеть
в мягких чехлах закулисной пыли,
сплющенное молоко звёзд
высохло в жёлтой ломкой бумаге,
и только живчик-Моцарт
корешком розового бука
щекотит треснувшую берцовую кость
безмятежной красавицы.
30
- Предыдущая
- 30/32
- Следующая
Перейти на страницу:
