Выбери любимый жанр

Белая кокарда - Корделл Александр - Страница 14

Изменить размер шрифта:

Баркас полетел вперёд. Я зажмурился и отвернулся, радуясь, что никто не видит меня в темноте. Это были чистокровные ирландцы, и они хватали своих братьев и принуждали их служить чужеземному королю! В своём невежестве, в своём слепом повиновении чужеземной тирании они продавали свои неотъемлемые права, хотя упрямо сохраняли любовь к своему краю.

«Морской ястреб»

Когда мы поравнялись с чёрной громадой брига, с планшира на нас глянул какой-то бородач. (Это был бриг, хотя я и принял было его за фрегат.)

— Эй, боцман! Ну как там улов, приятель?

Боцман поднялся во весь огромный рост и расправил тяжёлые плечи.

— А-а, всего шестеро, но рыбёшка не мелкая. Пять крепких ирландцев и англичанин, он собирается задать нам перцу!

— Так подымай его первым, боцман, мы ему вмажем как надо!

Раздался хриплый смех, крики, у поручня на корме появились английские матросы, они выкрикивали всякие оскорбления, а я смотрел на берег, где в густеющем тумане мерцали жёлтые огни Брея, и думал о Майе, оставшейся на привязи возле «Чёрного борова». Украсть её ничего не стоило, её мог забрать любой бродяга, забрать вместе с бесценным письмом в седле, предназначенным для лорда Эдварда Фицджералда.

Я сжал кулаки и проклял себя за то, что остановился поесть.

Теперь, вместо того чтобы делать дело, за которое умер мой отец, я окажусь через несколько дней далеко в море, за сотни миль от берега. Молодой англичанин, лежащий связанным рядом со мной, зашевелился и спросил:

— Ты англичанин, приятель?

— Ирландец, — отвечал я. Он застонал.

— Помогай нам небо, и мне особенно. Я ехал в почтовой карете с женой и ребёнком, мы направлялись в Лукан, чтобы начать там новую жизнь. Они нас остановили и вытащили из кареты. Тот человек, что лежит с той стороны от тебя, — возница.

— Не волнуйся, — сказал я. — По почтовому тракту едет немало приличных людей, любой из них отвезёт женщину с ребёнком в Лукан.

— Молю за них бога.

— Молись лучше за себя, — отвечал я. — У тебя норов, как у дикого осла, они тебя привяжут к грот-мачте и дадут плёток.

В тусклом свете фонаря он повернул ко мне лицо — оно было словно высечено из гранита, подбородок крепкий, квадратный, а глаза горят бесстрашием.

— Ты разве не ценишь свободу? — проговорил он сквозь зубы. — Ты разве не содрогаешься при мысли, что тебя, будто скот, погонят на этот вонючий корабль?

— Я силы берегу для другого и тебе советую.

— Ну нет! Как только они меня развяжут, я этому боцману покажу.

— Ты слишком язык распускаешь, приятель, да и руки надо держать при себе. Ты разве не хочешь попасть в Лукан к своей семье?

— Хочу всем сердцем!

— Тогда спрячь кулаки, побереги их для побега. Плавать ты умеешь?

— Нет.

— Прекрасное начало, — сказал я.

В этот миг мы ударились о борт «Морского ястреба»; название на корме бросилось мне в глаза. Мы подцепились и медленно поползли вверх вдоль просмолённого корпуса брига. Из портов[26] и крошечных иллюминаторов несло вонью, пахло гнилой пищей и немытыми телами; тяжёлый дух шёл от брига, хуже, чем от свинарника. Так Англия и господствовала над морями. Матросов держали в плавучих хлевах, которые английские адмиралы называли гордостью нации, наказывали плёткой или протаскивали под килем за малейшую провинность. Такими-то путями она и сделала свой флот первым в мире. Но удивительнее всего то, что матросы платили ей за всё это любовью и беспримерной храбростью. Правда, бывали во флоте бунты, как, скажем, последний большой бунт у Спи?тхеда, но против ужасных условий на кораблях бунтовали редко. Петля на рее, как говаривали матросы, была прощальным объятием Адмиралтейства; матросов секли и вешали сотнями.

Баркас подтянули на палубу брига, и я приподнялся, чтобы получше разглядеть палубы, залитые водой. На глаз, в бриге было тонн сто семьдесят; пушки уже подняли свои жерла, готовые к бою, — шестифунтовые орудия на носу и корме и шесть десятифунтовых по правому и левому борту. И пока матросы вытаскивали из баркаса пленных, я смотрел на две огромные мачты у себя над головой и на четырёхугольные паруса, которые уже надувал ветер. Бриг рвался с якоря, словно леопард с цепи, кренясь и взлетая на крупной волне. Верёвки, связывавшие нас, разрезали. Матросы с обнажёнными ножами окружили нас и выстроили вдоль борта.

— Капитан идёт! — сказал боцман.

Мы стояли понурившись. Нас было шестеро; англичанин стоял рядом со мной, и я сейчас же заметил, что, хоть он и был ниже меня дюйма[27] на три по меньшей мере, мускулы у него были, как у борца. Он так и рвался в бой.

— Успокойся, приятель, — пробормотал я, — а не то всех нас высекут.

Капитан подошёл, не обращая внимания на крики и кипящую кругом работу. На носу послышалась песня, матросы выбрали якорь, корабль круто накренился и вырвался на свободу.

— Пёстрая компания, боцман, — заметил капитан, невысокий человек в очках, более похожий на клерка, чем на капитана этого маленького, но грозного боевого корабля.

— Выбирать не приходится, сэр, — отвечал боцман.

— Что ни раз, то всё хуже, а?

— Это уж точно, сэр. Должно, мы лучших уж всех перебрали. Хоть есть среди них боевые, вот этот, к примеру… — Боцман ткнул в меня большим пальцем. — Бедняге Сэму О’Ши таких шишек понаставил, а мне грозил шпагой.

— Великолепно!

Капитан задержался передо мной, вперив в меня свои маленькие серые глазки.

Внезапно корабль накренился, матросы заскользили, зачертыхались и повалились на палубу. Но капитан даже не дрогнул, он был прирождённый моряк.

— Шпагой грозил? Это что-то новенькое. Тебя как зовут?

— Шон Кейси, сэр, — солгал я.

— Откуда ты?

Голос у него был низкий и на удивление красивый.

— Из Милфорда.

— Прибавляй «сэр», когда мне отвечаешь, а не то я посчитаю, что ты мне дерзишь. Понял?

— Да, сэр.

— Ты говоришь, как человек образованный. Ты где-нибудь учился? — Я не успел ответить, ибо он вдруг закричал — Мистер Со?упер, где вы, чёрт побери?

— Сейчас, сэр, иду!

Появился запыхавшийся помощник капитана.

— Барометр падает, не так ли?

— Так точно, сэр.

— Паруса уменьшить, возьмите ещё риф[28] на топселях. — Рулевой, слышишь меня? — заревел он, обернувшись к корме.

— Да, капитан, — донёсся слабый отклик с кормы.

— Норд-ост-ост, да поторапливайся!

Капитан глянул вверх. В потемневшем небе собирались тяжёлые грозовые тучи, они громоздились и наплывали над морем, словно спеша залить весь мир водой.

Палуба под нами задрожала, когда «Морской ястреб», послушный штурвалу, накренился влево, меняя галс. Ветер свистел в снастях, паруса то полоскались, то надувались так, что, казалось, вот-вот лопнут, но капитан был совершенно спокоен. Он посмотрел мне прямо в глаза и спросил:

— Так шпагой, да? Ты куда направлялся, юноша?

— В Дублин, сэр.

— По какому делу?

— Тётку навестить, сэр.

— Ах вот как! Так, значит, откуда ты?

— Из Милфорда, сэр.

«Морской ястреб» взлетал с волны на волну, как живой.

— От Милфорда до Дублина путь не близкий. А лошадь у тебя была?

— Да, сэр.

— Значит, тебя, говоришь, зовут Шон Кейси. Что-то слишком легко это имя у тебя с языка слетело. Если ты мне врёшь, я прикажу тебя выпороть, понял?

— Да, сэр.

Он отвернулся.