Ступени в вечность - Минич Людмила - Страница 67

У Маритхи кружилась голова от такой мощи.

— Ты сильнее Тёмного!

— Каждому — своё, Маритха. Каждый искусен в своём умении. Ни одному Великому не объять всех знаний. Для каждого мир раскрывается по-своему.

Сонливость, расползавшаяся по телу, все никак не брала девушку. Уж очень взбудоражили её сегодняшние «похождения». Подняли изнутри всю муть и потащили куда-то вместе с самой Маритхой.

— Тогда почему ты меня сразу не перенесёшь куда надо? К чему понапрасну тратить время, если оно такое дорогое, как ты говоришь?

— Это мне неподвластно, — услышала она в ответ.

Подождала продолжения, но тщетно.

— Почему? — настойчиво спросила Маритха.

— Твоё тело не принадлежит незримому. Для того чтобы войти туда полностью, оставить наш мир, нужна быстрая трансформация. И обратная — в конце пути. Твоё тело к ней не способно.

«Трансформация». И он говорил что-то такое. Он тоже жаждет её и боится не успеть. Неужто он всего лишь хочет без помех заходить в невидимый мир? Не может быть, чтобы вся эта история затевалась только из-за прогулок в незримое…

Она с усилием принялась вспоминать все, что сказал ей Тёмный, не забывая держать перед глазами его образ, на случай если Великий мысли её слушает. В голове все путалось. Верно, сон насильно одолевал Маритху по приказу Раванги. Чтобы она замолчала. Сегодня Великий посвящал её почти во все, что она ни попросит. Кроме главного, конечно. А то бредёт она сквозь этот мир, не понимая что да как, а уже невозможно так… не понимая. Раванга сам это дело начал, одарив ненужным знанием. Вот теперь на этот клубок все наматывается и наматывается.

Да, Великий необычайно благосклонен сегодня к ней, к её неловким расспросам. Однако даже почти во сне Маритха не настолько потеряла разум, чтобы не сообразить: откровенность на него нападает после её встреч с Темным. Вослед Аркаису он силится вновь и вновь заполучить её доверие, взять верх над Сыном Тархи и всегда преуспевает. И сегодня преуспел. Лишь одно саднит, не давая спокойно заснуть. Что эта дверь проклятая наделать может, когда откроется? Каких таких жутких дел наворотить во всем мире, что покой её стоит свободы для Нитей, пленённых Аркаисом? Иначе почему Великий отказался? Маритха не отважилась спросить и никогда не отважится.

Она словно между двумя огромными жерновами. «Ты не знаешь своего сердца», — говорит один из них. Какое коварство он измышляет? «Нельзя надеяться на твою твёрдость» — слова другого. Этот тоже не верит её слову, её воле, её сердцу. Маритха совсем потерялась между ними. Оба знают какую-то страшную правду, неведомую девушке, и каждый из них лишь малую часть говорит… И потому каждый из них неправдив, каждый о своём радеет… Значит, верить нельзя никому…

Девушка сладко зевнула, сознание тонкой струйкой утекало, не давая поймать ускользающее. Что там ещё… Да, Тангар… он скоро придёт, а она не готова к дороге… Только он один… для неё старается… остальные только пальцем двинут… и все готово… и то не хотят… Хранитель, приходи поскорее!

— Просыпайся, — сказали Маритхе во сне.

Девушка едва смогла сообразить, где она, так крепко спала. Храмовые прислужники никогда не приходили её будить, с чего бы теперь? Ах нет, холод пробирает намного сильнее, чем в маленькой комнатке с узким оконцем, где она провела столько времени. И постель неудобная… и дорога пролегла позади. В первый раз со времени ухода из Ашанкара Маритха спала так крепко. Целые дни исчезли из памяти.

Сон сделал своё дело — умирать расхотелось. Однако жизнь все равно представлялась малоприятной. Маритху, словно песчинку, носило ветром по воле, сильных. Несло в те края, куда совсем не хотелось. У их похода в запретные земли даже смутной цели не видно, и никто открывать её не собирался. А что песчинка будет делать, когда её до места донесёт? Что будет после, да и будет ли? И хотелось свободы от всех этих страданий, и боязно… Куда она тогда пойдёт, что станет делать одна в целом мире?

— Эй, просыпайся же! — проворчал Тангар над самым ухом, и девушка открыла глаза.

Пещера ещё тонула в глубоких тенях, красноватые лучи восходящего солнца заглядывали в щели. Снаружи, должно быть, едва просветлело, но тут не скоро развиднеется…

Тень над ней глубоко вздохнула. Натужно.

— Пора уже.

— Тангар, — прошептала Маритха, — как же я рада… — И тут же резко подняла голову. — А Великий? Где Великий?

— Великий? — озадаченно повторил её хранитель.

Значит, он не видел Равангу! Вот тебе и Великий — её сон хранить обещал, а сам усыпил и был таков… Он всегда исчезает — слишком много забот, слишком много людей его ждут, яростно раздумывала Маритха. Даже когда приходит, он как будто мимо пробегает, голосом своим да словом ласковым оглаживает, а на самом деле не до тебя ему вовсе. Девушка все больше распалялась. Участие его да помощь хвалёная — это, верно, чтобы себя показать. А перед кем… да хоть перед Бессмертными прославиться деяньями законными! А доброта… видно, это и впрямь, как Тёмный говорил, щёлка такая, для того чтобы из Нити силы вытряхивать. Сильные попусту тратиться не станут, будь они хоть Ведатели, хоть Сыновья Тархи.

— Не щёлка, а ещё какая щель, Маритха!

Она неловко вскочила оглядываясь. Тангар тоже принялся озираться.

— Великий Раванга? — осторожно позвал он.

Ужас-то какой, о Бессмертные! От глубокой серой тени внутри пещеры отделилась ещё одна, живая, подвижная, и перебралась поближе к ним. Он слышал все её мысли, на этот раз беззащитные. Маритха уже давно перестала воображать перед собой Тёмного, чтобы защититься его Серой Сферой. Хватало просто тонких пальцев над свечой, неясного воспоминания, толстого арчаха мощи, клубившегося поверх его обычного одеяния. Надо же, ей все проще прятать свои дурацкие мысли, а вот сейчас понапрасну разозлилась, и всякая гадость так и полезла наружу! Как ловко он её обвёл! И поделом.

— Мой обман заставил вновь тебя усомниться, — сочувственно обронила тень, — но он должен был случиться. На самом деле, я не пытаюсь любой ценой пробраться в твои мысли. Иногда тебе самой не мешает узнать получше, что творится внутри. Видишь ли ты, что с тобою происходит, Маритха?

Ещё бы не видеть. Она злится уже не только на Бессмертных, а и на Великого, на всех, кто ей помогает, даже на Тангара. Хранитель мужественно молчал, хотя на языке у него, должно быть, крутилось много вопросов.

— Прости мне мою глупость, — покаянно пробормотала девушка. — И злость, и неблагодарность…

— Что ты. — Раванга подошёл вплотную, стал рядом с ними, положил руки на плечи обоим. — Обиды нет и быть не может. А вот правды ты видеть не хочешь, как и прежде, — вот что тяжело, вот что опасно. А надо бы увидеть. Он играет на Нитях, как на своём муштаре. В этом он искуснее всех живущих, потому нельзя больше полагаться на твою твёрдость. Противостоять ему в одиночку — дело для тебя непосильное. Берегись! Ещё немного, и ты разуверишься во всем, что есть в этом мире!

Маритха молчала, Тангар тоже. Она никак не могла сообразить, что это. Великий говорит. Про Бессмертных, что ли?

— Я говорю не о чудесах — о жизни твоей! Разочарование, Маритха! Разочарование во всем. В человеческой помощи, доброй воле, законах Бессмертных. Оно уже окутало твой разум серым дымом, но пока сквозь него ещё видно. Не поддавайся! Помни, разочарование! Это первая ступень той лестницы, что ведёт к нему. И ты на неё уже встала. Что для тебя покой этого мира, если сам мир — ничто? Зачем о нем тревожиться, если сам он и не думает о тебе позаботиться?

У Маритхи перехватило дыхание. Рану, открытую вчера, снова вытащили на свет, и её плоть корчилась на этом свету, не желая сдаваться целительным силам. Или это корчится Тёмный, слившийся с её Нитью?

— Не твои мысли, Маритха, не твои, — подтвердил Великий. — Но ещё немного, и они станут твоими. А потом обернутся деяньями.

Неужто нельзя было, чтобы хранитель всего этого не слыхал? Вот ведь, всю дорогу таились, таились, а теперь вывернули её, как рубашку, наизнанку; да ещё на глазах у Тангара.