Ступени в вечность - Минич Людмила - Страница 35

— Всплывало, Аркаис. Не раз всплывало. С тех самых пор… Но все реже и реже. Пока не ушло совсем.

— Знаю, знаю. Вслед за алчностью, страхами… и прочей шелухой. Хорошо знаю. И ты поспешно отпустил его, пока не пришлось задуматься вновь. Так определили твои Бессмертные. Так они отмерили. Так повелели. Послушай, Раванга… Храм Ступеней есть, он существует. Не мне рассказывать тебе, что это не сказка. Ты видел Дверь, ты знаешь, что за ней. Ты читал все надписи над нею и знаешь, что они древнее камней, в которых приютилась Табала. Для чего Бессмертным было оставлять тропу, если закон так уж крепок и нет исхода из этого мира? Для чего?

— Это испытание. Великое.

— Нет, — Ведатель покачал головой, — это всего лишь игра. Да-да, им скучно! — Он усмехнулся, откидываясь на подушках ещё удобнее. — Именно игра, ничего иного. И выигрыш велик, как и все, что дают Бессмертные… пока ещё могут что-то дать. Вот это и есть моя единственная жажда, мой голод, моя мечта. И я намерен выиграть во что бы то ни стало. Тебе не сдержать меня. Помни об этом и отступи, если уж сам не хочешь покинуть мир обречённых. На вечную расплату за каждый шаг по земле.

Закончил он почти задушевно. Но его противника не могла обмануть эта мягкость.

— Запомню. Ты зря роняешь с губ молочный сок, Аркаис. Мне хватит того, что отмерено.

Ведатель покачал головой.

— Не хватит. Но ты честно веришь: это все к твоей выгоде. Только где она?

— Должен же быть хотя бы один, не извлекающий выгоды. Считай это остатками тщеславия, если хочешь.

Противник хмыкнул:

— Пусть так. Ты всю жизнь по крупицам копил своё могущество, словно скряга. Для них, убогих глупцов. А сколько раз отказывал жаждущим, потому что не мог им помочь! — расслабленно рассказывал он. — А они умоляли, глядели со слепой надеждой, целовали край твоего одеяния.:. А потом проклинали. Втайне. Про себя. Из страха перед Ведателем, а потом и перед Великим. Великий может все! Так они думают. А ты не можешь, Раванга. Долгие годы песчинка за песчинкой ты поднимаешься на гору своего могущества. И когда сегодня к тебе приходит такой же проситель, как и тот, кому ты не мог помочь ещё вчера, то нет предела твоему счастью. Потому что сегодня ты можешь. Но приходит следующий, и ты понимаешь, Великий, что вновь бессилен. А они уходят злые. Уходят потерянные. Уходят изверившиеся. Куда им теперь, если сам Великий ничего не сделал с их несчастьем? Но ты копишь свои песчинки, и потерянных становится все меньше. Таких, как Маритха. Ты не можешь ей помочь. Но когда-нибудь не останется даже ей подобных. Ты сделаешься всемогущим, на склоне дней. — Ведатель становился все задумчивее, сам того не замечая. — Да, нам с тобой не угрожает старость, немощь. Болезни. Но конец придёт, Раванга. Наступит день, и даже они, — небрежно ткнул он пальцем в одну из фигурок, — не смогут поддерживать огонь в еле тлеющем жаровнике. Наступит… И знаешь когда? Как только почувствуешь себя почти Бессмертным. Почти. Потому они и обкорнали так наши жизни, создавая этот мир. Они не любят соперничества. Это наш удел, слабых, несовершенных. А сильные ревниво охраняют свою силу. Но им тоже скучно. Как и мне. Ничего не осталось, кроме скуки. Потому я рискую. И не собираюсь возвращаться.

Он смолк, потом добавил, вернув обычную свою насмешку:

— Ты пришёл за этим?

Раванга опустил на миг веки, словно от рези в глазах.

— За этим. Теперь понимаю. Но над аркой также сказано: «Ступающий, будь готов к расплате». И сказано ниже: «Ступающий, ты часть мира, помни! Готов ли он, Ступающий?» Сколько жизней понадобится, чтобы заплатить за твоё бессмертие? Сколько за тебя одного? Сколько можно заплатить за вечность?

— Ты хорошо помнишь Слова для того, кто и думать забыл о Храме, — кольнул Аркаис.

— Я не забыл потому, что помнишь ты. Стоя рядом с тобой у Двери, я дал слово, что буду охранять этот мир от расплаты за чью-то блажь.

— Ты не знаешь даже, в чем она, эта плата, а берёшься охранять. Мир изменится, и это к лучшему, Раванга, — примирительно сказал Ведатель.

— У здешних людей нет другого, — так же мягко ответил Великий. — Они привыкли к такому. Многие могут не перенести этого «лучшего». Быть может, они просто недостойны, а может, ещё и больны. Мне все равно. Они приходят ко мне, потому что больше не к кому пойти. Я не отдам ни одного из них в уплату за твой выигрыш. И её тоже.

Он в первый раз за долгое время взглянул на девушку, прикорнувшую на мягких шкурах.

— Твоя забота почти довела её до смерти. А до Храмового подземелья ещё далековато.

Раванга вновь сделался суров.

— Помни, с кем говоришь, Аркаис. Ты ловко воспользовался моей отлучкой, очень ловко. Внезапные страхи Тангара, неистовая похоть Такхура, глупая алчность Самаха, небывалый интерес по всей Табале к женщине из пустоши… Мне продолжать?

Ведатель молчал.

— Ты умело дёргаешь чужие Нити, задевая волокна, нужные тебе. Так ты и заключаешь свои договора, что приводят к вечному рабству.

Он опять с сочувствием оглядел словно живые фигурки.

— Ты заставил всех: Тангара, Самаха, Такхура особенно, травить Маритху, пока она сама не взмолилась о помощи, позволяя тебе нарушить договор и переманить её под свою руку. Теперь ты герой, спасший её от смерти. Женщина не знает одного: не будь тебя, она никогда не оказалась бы в опасности.

Ведатель лениво перебирал длинными пальцами бахрому, украшавшую подлокотники.

— Заставил? Громкое слово, Раванга. Ложное. Я использовал только то, что сидело у них внутри. Всего лишь. И потянул слегка, совсем немного, пробуя твоих доверенных… доверчивых хранителей. Остальное они сделали сами. Такой успех не создать умышленно. Только случай, Раванга, только случай способен на это.

— Они всего лишь люди.

— Этим я и пользуюсь. И всегда преуспеваю.

— Я знаю, что не смогу прочесть в её мыслях все, что ты ей наговорил. Ты об этом позаботился. Знаю и то, что цели своей ты не упустишь и будешь дёргать за волокна всех, кто окажется на твоём пути. В этом ты искусен, как никто. Здесь я тебе проигрываю, приходится признать.

Ведатель молчал.

— Ты слишком легко отдаёшь свой Ключ. Значит, в Маритху уже влито достаточно яда, чтобы она сама тянулась к тебе. Но остановить тебя не так уж сложно.

— Неужели?

— Я хорошо помню Слова. И ты тоже, иначе не старался бы её обвести — заставил бы силой. Я помню, что сказано над Дверью: «Ключ повернётся по Слову Открывающего. Не торопись, человек, и Оно придёт, не может не прийти, как только Ключ найдёт свою Дверь. Не торопись, у тебя всего одно Слово. Спроси сердце — оно укажет, если пожелает открыть эту Дверь для человека. Дверь нельзя обмануть, только себя». Я помню. Ты тоже.

— И что же?

— Маритха никогда не сможет открыть для тебя эту Дверь. Даже если ты обманом или принуждением заставишь её туда добраться. В женщине больше не будет нужды. Ты получишь Сломанный Ключ.

— Что ты задумал, Раванга?

— Ты увидишь. И очень скоро.

Великий повернулся к девушке. Та слегка зашевелилась.

— Я говорил с тобой и понял. Сочувствую твоей боли или жажде, но помогать не стану.

— Наш разговор, наконец, закончен? — спросил Ведатель.

— Да. Ещё одно, если позволишь, Саис.

— Покороче.

— Вернуться можно всегда. Даже если нет пути обратно. Всегда можно вернуться.

Маритха вздрогнула и приподнялась, яростно протирая глаза.

— Вижу плохо совсем… Расплывается все, — простонала она, обращаясь к кому-нибудь из них.

— Ничего, — ласково сказал Раванга, — зрение вернётся очень скоро. Подожди немного.

Втроём они молча ожидали, пока ей станет лучше.

— Пока мы не ушли отсюда, Маритха, я хочу тебе кое-что показать. И рассказать. О Нитях. Ты ведь хотела знать?

Девушка неуверенно кивнула.

— Вот оно что, — холодно лёг поверх её неуверенности голос Ведателя. — То знание о Нитях, что ты желаешь открыть ей, запретное. Доступное лишь Ведателю. И после Третьего Посвящения, не раньше.