Ступени в вечность - Минич Людмила - Страница 3

Вытянула руку сквозь прорезь в пологе, намереваясь толкнуть его в спину, поскольку ответа так и не дождалась, но в последний миг боязливо отстранилась.

— Ты кто? — просипела она, внезапно охрипнув. — Откуда все знаешь-ведаешь?

«Неужто Ведатель?» — только успела подумать.

— Да, — качнулся вперёд незнакомец.

Ну что за худое счастье! Старик этот! Тарп его облезлый да больной! А теперь ещё хуже: она одна-одинешенька посреди мёртвой пустоши с Ведателем!

— А почему ты боишься, Маритха? — Незнакомец вдруг обернулся, наклонился ближе к отверстию в пологе. — Неужели я так страшен? — спросил насмешливо.

Девушке удалось даже немного разглядеть его черты в здешнем полумраке. Молочные Полосы, сиявшие над здешними местами в Холода, сегодня так и переливались в небе, благоприятствуя её любопытству. А диск Большой Луны всегда необычайно ярок в дни вечной ночи. Даже лёгкая пелена, укравшая его край, почти не застила свет.

Ведатель оказался не так уж стар. Даже совсем не стар. Вроде бы. Между высокой остроконечной шапкой, надвинутой по самые брови, и шарфом, скрывшим нижнюю часть лица, она не заметила ничего необычного. Кроме одного — наличника у него не было, а в эту пору тут без него никто по пустошам не бродит. Если б новый спутник не признался, что Ведатель, Маритха б и не заподозрила…

Незнакомец тоже разглядывал её, щуря и без того узкие глаза.

— Так что же? — переспросил он. — Чем я так страшен, женщина?

— А ты правда Ведатель? Или шутишь? — взмолилась она. — Не шути так надо мною!

В ответ он только хмыкнул и вновь повернулся к холмам.

«Ну, а чего надо мной смеёшься?» — неприязненно уставилась девушка в его затылок.

— Нравится пугать таких, как ты, Маритха! — Незнакомец рассмеялся так же хорошо, как в самом начале, при встрече. — Надо же, как вы все боитесь Ведателей! А чего страшитесь? Что выведают тайны ваши сокровенные? И только? Да у кого их нет! У кого не припрятано хотя бы несколько потаённых мыслишек! Или ещё похуже, дел, тайно сотворённых…

Всадник на тарпе вновь обернулся. Казалось, незнакомца развлекает её страх.

— А ты чего боишься? Кому нужны твои маленькие страхи? Поверь мне, женщина: они так малы, что никому до них нет дела. И не будет. Как и до твоей судьбы. Так чего же?

Девушка старалась унять расходившиеся в голове мысли, а они, как назло, приходили незваные и лезли наружу. О том, как Ведатели вытягивают чужие Нити по капле, забирают чужую силу. Капля за каплей… Как воду из подземных колодцев.

— Забирают Нити! — хмыкнул её спутник. — Да у вас в Ашанкаре какие-то жуткие слухи ходят!

Он просто забавлялся её смятением!

И Маритха разозлилась, так и не позабыв, однако, за злостью своего страха.

— Ничего не слухи! Я сама видела, своими глазами! — горько швырнула в его ненавистную спину. — Вот этими глазами! Видела, как мать моя умирала! Да!.. Целый год смотрела! Песчинка за песчинкой унесло её красоту, её удачу… а потом и все остальное… Я видела! Как она по дому бегала все равно что безумная… и ни где не могла найти покоя! Каждый день от нас все дальше уходила! И все повторяла, как будто одна-единственная забота её скребла! «Он придёт. Он не может снова не прийти, и тогда я попрошу у Бессмертных не отрезать моей Нити!» Вот так и говорила, что ни день то же самое!

Девушка принялась яростно стирать слезы, просившиеся при одном только воспоминании о том чёрном дне, когда хмурый высокий старик с короткой чертой меж бровей и седыми космами, лезшими из-под белой высокой шапки Ведателя, вступил на их крыльцо.

Отец Маритхи захотел призвать Бессмертных для освящения будущего супружества Маритхи и Игана, сына торговца с соседней улочки. Такой сговор уже не порвёшь так просто, не сломаешь. Пускай даже сгинет без известия кто-то из наречённых, все равно долгих восемь лет надо выждать, пока не наступит черед зазывать в дом нового супруга. Вот потому-то в жилище над мастерской и ждали Ведателя из Храма, что на холме за городом…

А пришёл другой, чужой. Какой-то странствующий старик, нашедший на ночь приют в здешнем Храме. Мать Маритхи даже губы поджала: столько снеди, столько золота в Храм снесли, а оттуда даже явиться не соизволили. Прислали взамен какого-то полунищего странника. Таких немало по всей Великой Аданте. Места им в Храме, что ли, не находится? Носит из города в город, как придорожную пыль. Таких бедняки только жалуют, потому что они платы большой за дела свои не берут. Ещё бы, если б дочка была из семьи Покровителя Ашанкара или торговца какого богатого, сам Первый Ведатель пришёл бы, не поленился. Или уж кто-нибудь из Вторых, не меньше, а не этот, почти нищий.

«Нищий». Так она и шепнула мужу, и Маритха хорошо расслышала, потому что стояла рядом. Старик ещё от дверей не отошёл, далеко от Маритхи стоял, не услыхать. Но расслышал и он. По-своему, не по-человечески, внутренним чутьём. Кинул недобрый взгляд, презрительно скривился, потом заперхал скрипуче так, жутко — засмеялся.

«Это так ты гостей принимаешь, что в дом привела твоя же нужда, твоё воспрошение? Так, женщина? Велика же твоя милость! — заперхал он снова. — Тогда и от меня прими подарок, моё благословение этому дому! Но прежде… Дочь не виновата в твоей глупости, и потому я не откажу по справедливости свидетельствовать её союз перед Бессмертными. Да будет он свят и нерушим! — Ведатель воздел худые руки, торчавшие из широких рукавов его ветхого одеяния, на мгновение закрыл глаза, потом вперился в лицо несчастной женщины. — Твою же Нить проклинаю словом Ведателя. Она истончится и порвётся до срока. Не больше года пройдёт, увидишь! Таково моё знание о твоей судьбе, таково твоё наказание. Капля за каплей истечёшь, песчинка за песчинкой размечет ветром!.. Если меня не умилостивит время и опять не занесёт в этот город. Лишь тогда я вновь явлюсь под этой крышей!»

Он резко вскинул руку; приковывая к месту отца Маритхи, готового кинуться к гостю и просить, молить о снисхождении, потом повернулся спиной и исчез, не затворив дверей. Молчание немного постояло в душном воздухе, и люди один за другим потекли наружу. Какой уж праздник? Ушёл отец Игана со своим братом и двумя старшими сыновьями. Иган, виновато поглядывая на Маритху, потоптался немного и последовал за ними. Бочком выползла Ниха, старшая сестра наречённой, придерживая свой огромный живот. Хорошо ещё, прямо тут не разродилась от такого-то…

Отец Маритхи скоро опомнился и кинулся в Храм искать оскорблённого старца, но след его уж потерялся в холмах за Ашанкаром. Несчастный умолял Первого Ведателя Храма вступиться перед Бессмертными, не отрезать Нить Судьбы глупой женщины, но получил отказ. Каждому — своё. Устами Ведателей говорят Бессмертные, их глазами глядят, их дар направляют. Они определяют, кому молиться в Храме, а кому по свету странствовать, кому носить богатые одежды, а кому до века бедствовать. Оскорбили старика — вот его и ищите, его и молите о прощении, только тогда вина будет оплачена. Никто, кроме него, теперь за эту женщину перед Бессмертными не заступится. Так сказал Первый Ведатель. А ведь отец ничего не пожалел, ни даров, ни денег, чтобы только увидать его, только говорить с ним, только воспрошение изложить.

И потянулись дни. Сразу ничего ужасного не случилось, но в маленьком домике над мастерской поселился страх. А потом мать начала таять. Сначала незаметно, затем, трепеща с каждым днём все больше, сильнее стала хворать. Не было сил, все тело изболелось, изгорелось. Маритха взяла дом под свою руку, потому что мать то в возбуждении бегала комнатушками, приготавливая все для скорого прихода Ведателя, то сидела неподвижно, с утра до вечера уставясь в одну точку, что-то шептала. И так изо дня в день. Но старик не шёл, а время бежало. Он правильно увидел её судьбу. До года ей всего пары дней не хватило. Ах, мама, что же ты наделала… Да кто же знал, что они не только видят судьбу человеческую, а и менять могут… проклинать… Ах, мама…

— Чушь!

Пробудил Маритху от воспоминаний тот же насмешливый голос. Она и не сообразила, что всхлипывает у него за спиной.