Нэнуни-четырехглазый - Янковский Валерий Юрьевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/57
• Следующая

— О! По сытому брюху хоть обухом бей! — И принялся описывать свою охоту. — Да как. Вижу — оглобли сохнут. Ну, выбрал, какая половчее… Попроси-ка, Лиза, что бы мама налила еще стакан!

Он вытянул из кармана красный в белую горошину платок и вытер усыпанные каплями пота лоб и шею.

Даже после этой рукопашной с медведем Платон редко брал с собой ружье. Отличный кузнец, он отковал себе длинное копье, наточил, насадил на прочное древко я стал постоянно возить у седла, вполне полагаясь на свою ловкость и силу. Почти каждый день, в жару или под дождем, скакал по горам, проверяя разбросанные табуны, бдительность пастухов.

Между тем лошадей становилось все больше. Конюшен и пригонов не хватало, сено и овес экономили, поэтому большинство коней почти круглый год выпасали в поле. Помимо экономии этот режим отлично закалял молодняк, делал лошадей крепкими и выносливыми.

Сидеминское коневодство велось на свой особый лад. Этому способствовал сильно пересеченный рельеф полуострова. Дело в том, что за каждым жеребцом-производителем закреплялось до полутора десятка маток с сосунками и ему отводился отдельный распадок. Там, под наблюдением пастухов, предводитель становился полным хозяином. Хребет служил границей между соседствующими табунами, и соседи к этому быстро привыкали. Вожаки — Атаман, Саиб, Осман, Муромец, Грозный, Золотой — надежно охраняли свои косяки от серых и красных волков и более мелких хищников. При появлении врага собирали маток, загоняли в круг малышей и до прибытия пастухов так отбивались зубами и копытами, что даже стае никак не удавалось выхватить неопытного жеребенка.

Однако против главного врага животноводства — тигра — самые могучие копыта были бессильны. Бороться с ним без огнестрельного оружия немыслимо.

Морозным ноябрьским утром во двор заимки влетел верховой пастух, бросил коня и побежал к дому.

— Хозяин, беда! Тигры нашу Желну задавили! Других коней мы дальше отогнали, только он все равно табун не оставит. Надо его стрелять!

Желна была одной из лучших кобылиц косяка, кочевавшего на западном берегу Лебяжьей лагуны. Гибель ее наносила тяжелый урон хозяйству и боль всей семье. Кроме того, конюх был прав: завтра же могут быть новые жертвы. Следовало мчаться к месту катастрофы немедленно. Однако нужно было так случиться, что кроме Михаила Ивановича, Ольги Лукиничны и детей, дома никого не оказалось. И ни одного подходящего для мальчиков ружья. А преследовать одному в густых приозерных камышах только что отведавшего крови тигра — слишком рискованное предприятие.

Зажав между большим и указательным пальцами бороду и чуть выпятив нижнюю губу, отец на некоторое время задумался, что-то взвешивал.

— Знаешь, Оля, я возьму с собой Юрку. Он у нас шустрый, смелый парень. Если тигр вдруг насядет, сын не подведет, я уверен. Но берданы для него тяжелы. Дадим ему копье Платона, жаль, самого дома нет…

Внешне спокойная, Ольга Лукинична принесла длинную, но не тяжелую пику и подала ее сыну.

— Держи, будешь охранять папу. — Она перекрестила и поцеловала кудрявую голову Юрия.

Охотники сели в сани и вскоре уже мчались по льду замерзшей лагуны. В версте от западного берега отпустили возницу и пошли пешком. Одиннадцатилетний Юрий был страшно горд доверием родителей, крепко сжимал рукоятку знаменитого оружия дядьки Платона, Однако, увидев среди помятого камыша изуродованную любимицу Желну, мальчик едва сдержался, чтобы не заплакать. Еще недавно доверчиво ласкавшаяся к нему кобыла застыла в нелепой позе. Шея свернута, бок вырван, стегно выедено. На мелком снегу ветер трепал примерзшие к кровавым пятнам клочки шерсти.

Потрясенный, он невольно посмотрел по сторонам, но вокруг лишь загадочно колыхалось море раскачивающих пушистыми головками желтых стеблей камыша. Опустил глаза и на припорошенной земле увидел крупные, в тарелку, кошачьи следы. Стало ясно — при их приближении хищник отошел и притаился где-то. Юра почувствовал озноб и поднял глаза на отца. Михаил Иванович внимательно изучал картину нападения.

— Смотри и запоминай. Видишь, он подкрадывался к Желне отсюда, против ветра, она и не учуяла. На скаку не смог бы ее догнать, потому и подбирался на верный прыжок с трех сажен. Погляди, прыгая, он не заметил в бурьяне ветку этой ольхи и налетел на нее грудью. Но при его силе и весе она ему ничуть не помешала.

Действительно, между внезапно оборвавшимся следом зверя и мертвой лошадью на снегу лежала свежепереломленная мерзлая ветка корявой болотной ольхи толщиной в руку. Но она не смогла удержать рокового прыжка.

Отец шел по следу не торопясь. Часто останавливался, пригибался, оглядывался по сторонам, стараясь вовремя засечь притаившегося хищника. А тот начал хитрить и злиться. Неразличимый сквозь густую сетку камыша, тигр, несомненно, уже видел людей и, распушив усы и нервно подергивая кончиком хвоста, отступал к горам материка. Но уходил не прямо, а описывая петли. Прячась среди пожелтевших трав, кустов и коряг, готовился напасть, но никак не мог отважиться подпустить людей на нужное для прыжка расстояние.

Все время начеку, со взведенным курком крупнокалиберного винчестера, отец временами незаметно оборачивался, оценивающе посматривая на сына. И одобрительно усмехался в бороду: тот держал копье наперевес, наготове, взгляд напряженный, но страха в глазах не заметно.

Юрий хорошо запомнил странной формы обгорелый пень, мимо которого уже проходили. И вот они снова поровнялись с ним. Мальчик только сейчас обратил внимание на сдвоенный след: тигр во второй раз вел их по одному и тому же кругу! Где же он: впереди или уже позади них?

Он тронул отца за рукав и в недоумении показал, что они и зверь топчут собственные следы. На его вопрошающий взгляд, отец наклонился к уху и шепнул:

— Что, непонятно? Мы за ним, а он — за нами. Это его манера. Ничего, только почаще оглядывайся и не зевай…

Но тигру так и не хватило смелости сблизиться для верного прыжка. В конце концов он прекратил свою игру в охоту и размашистым шагом двинулся в сторону Синего Хребта.

Михаил Иванович облегченно вздохнул: прогнали!

Надвигались ранние ноябрьские сумерки, дальнейший риск становился неразумным, и они повернули к дому. Возвращались при звездах, напрямик через горы. Добрались поздно, но мать, в ожидании, конечно, не спала.

Расспрашивая мужа, она помогла раздеться и стянула ичиги с ног маленького тигрятника, который едва шевелил языком, но уверял, что совсем не устал. А отец, набивая трубку, рассказывал:

— Тигра не взяли, но напугали как следует. Думаю, скоро не вернется. Однако для меня сегодня главное не в этом. Юра, пойди, умойся…

И когда сын босиком пошлепал на кухню умываться, вполголоса добавил:

— Знаешь, я доволен Юрьем, — Михаил Иванович прекрасно говорил по-русски, но в некоторых звукосочетаниях на всю жизнь сохранил легкий польский акцент. — Незаметно наблюдал за ним и теперь уверен — на него можно положиться. Сбей меня тигр неожиданно с ног, убежден — Юрка всадил бы ему в бок копье. Чувствую, он будет настоящим мужчиной!..

Солнечным июльским днем следующего, 1890 года, на просторной веранде дома-форта сидели прибывшие 2 специальным пароходом гости. Уже во второй раз осмотреть конный завод Янковского с целой свитой старших офицеров и чиновников пожаловал сам генерал-губернатор, барон Андрей Николаевич Корф.

Лозы дикого винограда густо оплели стены и крышу террасы. В тени крупных резных листьев на стульях и в креслах расположились, по рангу, усатые и бородатые гости в белоснежных кителях с золотыми эполетами.

Через западные ворота в просторный, как городская площадь, двор веселой гурьбой вбегали пригнанные с пастбищ табуны лошадей. «Парадом» командовал Платон с помощниками и старшими детьми. По его сигналу строго подобранные по масти косяки послушно, как отряды школьников, останавливались напротив крыльца.

Приезжие знатоки-лошадники спускались по широким деревянным ступеням, охлопывали приглянувшихся трехлеток, внимательно осматривали спины, морды, заглядывали в зубы. Кони доверчиво позволяли погладить себя по крупу, потрепать по шее; давая осмотреть копыта, послушно поднимали ноги. Когда осмотр заканчивался, Михаил Иванович делал условный жест рукой, Платон подавал команду «пошел» и, в сопровождении пастухов, косяк легкой рысцой уходил через восточные ворота. А в то же время в западные уже вливалась новая партия… Не было суеты, не слышно ни выкриков, ни циркового пощелкивания бича.

• Предыдущая
• 25/57
• Следующая