Саддам Хусейн - Апдайк Робин Дж. - Страница 12
- Предыдущая
- 12/82
- Следующая
Кто не заявит публично, что жертвует личными амбициями ради национальных интересов? Но даже если скромность не является одним из самых очевидных достоинств Саддама, его объяснение ясно отражает его крайнюю осмотрительность, вызванную недоверием к окружающим и постоянным страхом заговоров. Эксперты по иракской политике объясняют очевидную скромность и недальновидность Саддама (оставшись не на публике, он рисковал стать относительно забытым) его опасениями, что успех революции Баас был далеко не бесспорным. Оставаясь за сценой, утверждали они, Саддам, по всей вероятности, надеялся обезопасить себя на случай пагубных последствий, на случай, если бы партия лишилась власти.
Действительно, он боялся, но вовсе не народного восстания. Исторический опыт Ирака показывал, что, учитывая общественную и религиозную раздробленность страны, изменения режима осуществлялись не народными мятежами, но военными переворотами. Впрочем, навряд ли сокрытие от общественности официального статуса Саддама могло гарантировать ему шанс на выживание, так как его действительное положение было полностью известно и в партии, и в армии. Все, кто имел какое-либо влияние, знали, что Бакр и Хусейн — дуэт. Если бы первого смел какой-либо путч, второй сгинул бы вместе с ним.
Следовательно, проявление скромности со стороны Саддама было адресовано политическому и военному руководству партии, а не общественности. Он очень хорошо понимал, что каким бы высоким ни был пост заместителя председателя, он не давал ему возможности противостоять коалиции баасистских офицеров — Хардана, Аммаша, Гайдана и Шихаба. Правда, эту коалицию раздирала зависть и вражда. Впрочем, не все четверо были настроены к Саддаму враждебно. Шихаб, например, очень дружил со своим земляком из Тикрита, и именно Саддам уговорил его (после длинного разговора) присоединиться к заговору в июле 1968 года. Но с учетом положения Хардана и Аммаша Саддам видел в них потенциальных соперников, которых рано или поздно придется ликвидировать. Но поскольку вначале его положение было слабее, чем у них, он избегал прямого противостояния, и, укрывшись за личиной скромности, старательно пестовал их самоуверенность. Смиренный Саддам, лично не претендующий на национальное лидерство, намеревался усыпить бдительность офицеров и заманить их в ловушку. Но прежде чем его положение стало достаточно надежным, чтобы выступить против своих товарищей, Саддам столкнулся с более срочной задачей — укрепить вновь обретенные партией рычаги власти.
Захват власти Баас не был демократической революцией. Партия пришла к власти не по требованию народа. На самом деле, отношение народа к «Июльской революции» колебалось от глубокой тревоги до полного безразличия. Зверские расправы Баас в 1963 году все еще жили в памяти народа и вспоминались с ужасом и молчаливой, глубоко засевшей ненавистью. Июльская революция 1968 года произошла так быстро, что едва ли коснулась повседневной жизни обычных иракцев. За десять лет, предшествовавших «революции», они привыкли к армейским офицерам, сменяющим друг друга в президентском дворце. Не удивительно, что сначала на заговор баасистов смотрели так же, как на бесконечный ряд подобных заговоров. Руководство Баас было в основном незнакомо иракскому народу; тогда как некоторые офицеры обладали лишь региональной известностью, единственным лицом, которое знали все, был Бакр. Из простого люда партию мало кто поддерживал. По оценкам Баас, в 1968 году в партии было приблизительно 5 000 полноправных членов, и даже эта скромная цифра кажется завышенной. Действительная численность Баас в это время, очевидно, составляла не более половины их собственного подсчета. Социальная база партии явно была незначительной. Хотя в Ираке шиитов было приблизительно 60 процентов, а суннитов — 20, к концу 60-х годов Баас фактически стала партией суннитов. Историческое наследие суннитской Оттоманской империи, социальная раздробленность и географические препятствия помешали шиитам объединиться и стать эффективной политической силой. Впрочем, нескольким шиитам удалось добиться высокого положения (например, Саадуну Хаммади, который в 1969 году стал министром нефти и полезных ископаемых). В высшем эшелоне партии шиитов не было, там господствовал так называемый «суннитский треугольник» (основная концентрация суннитов в Ираке), расположенный между Багдадом на юге, Мосулом на севере и Рутбой на востоке, около иорданской и сирийской границы. Основной стержень лидерства был еще уже и, вообще говоря, состоял из армейских офицеров из Тикрита, откуда был родом и Саддам. Возвышение уроженцев Тикрита, сыгравшее решающую роль в личной карьере Саддама, можно объяснить обнищанием города в начале XX в., заставившим многих его обитателей перебраться в Багдад и другие крупные города в поисках пропитания. Многие из уехавших пробились в бесплатную Королевскую военную академию, начав, таким образом, военную карьеру.
Лицом, которое открыло двери Академии постоянному потоку молодых тикритян, был один из весьма влиятельных арабских националистов в Ираке 30-х годов — Маулуд Муклис. Рожденный от тикритского отца, он участвовал в «Арабском восстании» против турок во время первой мировой войны, став доверенным лицом короля Фейсала I и вице-председателем Сената при монархии. До своей смерти в 50-х годах он использовал всю власть и влияние, чтобы продвинуть молодых тикритян в армии и полиции, а также на правительственные посты. Эту практику позже повторяли и его протеже, которые раздавали родственникам и уроженцам своего города военные и политические должности, что является обычной традицией в ближневосточных сообществах, где, прежде всего, ценятся семейные связи и место рождения.
Поскольку социальная опора у баасистов была очень узкой, Баас никогда не имела намерения устанавливать в Ираке либеральную демократию. В одном из публичных заявлений Саддама в то время, четко сформулирован его авторитарный взгляд на политическую систему Ирака: «Идеальное революционное командование должно эффективно планировать жизнь страны. Оно не должно позволить появиться любому другому, конкурирующему с ним центру власти. Должно быть одно командование, руководящее отдельными правительственными подразделениями, включая вооруженные силы».
Поскольку у Баас почти не было опоры в народе, подчинение нации ее воле и само ее правление требовали неукоснительного принуждения. Массы следовало «перевоспитать» и включить в организационный механизм партии. Соперников необходимо было уничтожить, а в сердца рядовых иракцев внедрить почтение и страх. Эти задачи полностью соответствовали способностям Саддама. Они дали ему идеальную возможность превзойти армейских офицеров на службе партии и, в свою очередь, укрепить собственное положение и положение его аппарата безопасности.
Осенью 1968 года была запущена волна жестоких чисток, которые продолжались почти целый год. Операция началась с удаления всех, не принадлежавших к Баас, из различных правительственных учреждений. Затем была подавлена организованная политическая оппозиция, арестованы отдельные политические диссиденты, жестоко сокрушены несколько так называемых «заговоров» и — наконец-то — был нанесен удар по военной группировке внутри партии. Саддам объявил целью очищение правительства и общества от всех и всяческих заговорщиков. Необъявленной целью, однако, было расширение его контроля в партии и государственном аппарате и демонстрация того, что, вне всяких сомнений, партия Баас останется у власти.
Эти чистки не только планировались и осуществлялись Саддамом в его должности главы службы безопасности, но есть некоторые свидетельства, что он проявлял серьезный интерес к их практическому исполнению. Диссидент-шиит, переживший камеры пыток, описал леденящие подробности того, как Саддам лично убил другого шиитского диссидента по имени Духаил: «Он вошел в помещение, поднял Духаила и бросил его в ванну с кислотой. А затем стоял и смотрел, пока тело полностью не растворилось». Хотя этот эпизод, как и многочисленные рассказы шиитов, очерняющие образ Саддама, не могут быть ни подтверждены, ни опровергнуты, личное участие заместителя председателя в преследовании его политических противников иллюстрируется также одним евреем, случайно уцелевшим в печально известном дворце. Наум Тавина, теперь 65-летний израильтянин, был членом иракского еврейского сообщества, когда в начале 1970-х годов его арестовали как «сионистского шпиона». Однажды, когда его собрались пытать, в комнату неожиданно вошел Саддам. Он быстро взглянул на Тавину и обратился к следователю: «Не трогайте этого человека, — сказал он. — Это хороший человек. Я его знаю. Отпустите его». Пораженный Тавина был выпущен из тюрьмы. Вскоре после этого он бежал из страны и эмигрировал в Израиль. Годами он не мог понять, что заставило «сильного человека Багдада», которого он лично не знал, проявить такое внимание к его судьбе. И только намного позже, когда он увидел фотографию молодого Саддама, кусочки загадочной картинки сложились воедино. Он вспомнил худощавого молодого Саддама, у которого на одном из перекрестков Багдада он обычно покупал сигареты по пути на работу, давая ему щедрые чаевые. Очевидно, Саддам вспомнил своего неизвестного благотворителя и отплатил ему сполна.
- Предыдущая
- 12/82
- Следующая
