Кролик, беги - Апдайк Джон - Страница 13

• Предыдущая
• 13/70
• Следующая

– Сюда? – спрашивает Гарри.

По взглядам, которые бросают на него обе девицы, он видит, что бразды правления должен взять на себя он. Тотеро, пятясь, словно рак, натыкается на проходящую мимо пожилую пару. От толчка на лице его изображается такое изумление и он так многословно извиняется, что Рут хохочет; смех ее разносится по улице, словно брошенная оземь горсточка монет. Эти звуки снимают напряжение, и Кролик чувствует, как наполняется теплым воздухом пространство между мышцами груди. Тотеро первым протискивается сквозь стеклянные двери, Маргарет идет за ним, а Рут берет Кролика под руку и говорит:

– Я вас знаю. Я училась в средней школе в Западном Бруэре и кончила в пятьдесят первом.

– И я в пятьдесят первом.

Значит, они ровесники. Это радует, как прикосновение ее ладони, словно оба они даже в школах на разных концах города выучили одно и то же и приобрели одни и те же взгляды на жизнь. Взгляды выпуска пятьдесят первого года.

– Вы нас обыграли, – говорит она.

– У вас была паршивая команда.

– Ничего подобного. Я дружила с тремя игроками.

– Сразу с тремя?

– Вроде бы да.

– То-то у них был такой усталый вид.

Она снова хохочет, монетки снова сыплются на землю, и хотя ему стыдно за свои слова, она кажется такой добродушной, а в те времена, может, даже была хорошенькой. Теперь цвет лица у нее скверный. Однако волосы густые, и по ним можно судить.

Молодой китаец в грязновато-сером полотняном кителе преграждает им путь возле стеклянной стойки, за которой девушка-американка в кимоно пересчитывает истрепанные ассигнации.

– Простите, сколько вас?

– Четверо, – отвечает Кролик, убедившись, что Тотеро молчит.

Неожиданно Рут величественным жестом сбрасывает короткое белое пальто и подает его Кролику. От мягкой буклированной ткани поднимается волна духов.

– Четверо, пожалуйста, сюда.

Официант ведет их в красную кабинку. Заведение только недавно стало китайским, и на стенах еще висят розовые виды Парижа. Рут слегка пошатывается; Кролик, шагая сзади, замечает, что ее желтые от напряжения пятки то и дело разъезжаются в разные стороны в переплете лиловых ремешков, пригвождающих ноги к шпилькам-каблукам. Однако широкий зад, влитый в блестящее зеленое платье, сохраняет спокойствие. Плотная талия подтянута так же аккуратно, как прямые линии ее лица. Вырез платья обнажает треугольник жирной белой спины. Подходя к кабинке, он наталкивается на нее и тычется носом ей в макушку. Острый запах ее волос смешивается с запахом духов. Столкнулись они потому, что Тотеро очень уж церемонно провожает Маргарет на место — ни дать ни взять гостеприимный гном у входа в свою пещеру. Ожидая, когда они пройдут, Кролик с восторгом думает, что какой-нибудь незнакомец, проходя мимо ресторанного окна, как он сам вчера вечером проходил за окном того западновирджинского кафе, увидит его с женщиной. Ему кажется, что он и есть тот незнакомец, который с завистью смотрит в окно на его тело и на тело его женщины. Рут нагибается и проскальзывает на свое место. Кожа на ее плечах вспыхивает, потом тускнеет в тени кабинки. Кролик садится рядом, чувствуя, как она, устраиваясь поудобнее, со свойственной женщинам суетливостью шелестит платьем, словно вьет себе гнездо.

Оказывается, он все еще держит ее пальто. Бледная мягкая шкурка дремлет у него на коленях. Не вставая, он протягивает руку и вешает пальто на крючок вешалки.

– Хорошо иметь длинные руки, – говорит она, заглядывает в сумочку и достает пачку сигарет «Ньюпорт».

– А Тотеро говорит, что руки у меня короткие.

– Где вы откопали этого старого бездельника? – громко, чтобы Тотеро при желании мог услышать, спрашивает Рут.

– Он не бездельник, он мой бывший тренер.

– Хотите сигарету?

– Я бросил курить, – нерешительно отвечает он.

– Значит, этот старый бездельник был вашим тренером, – вздыхает она. Затем вынимает из бирюзовой пачки «Ньюпорта» сигарету, втыкает в оранжевые губы и, хмуро покосившись на серный кончик бумажной спички, по-женски неуклюже чиркает ею от себя; при этом она держит спичку боком, отчего та сгибается и загорается лишь с третьего раза.

– Рут! – произносит Маргарет.

– Бездельник? – повторяет Тотеро; его тяжелое нездоровое лицо кривится в кокетливой усмешке, словно он уже начал млеть и таять. – Да, я бездельник, бездельник. Гнусный старый бездельник, угодивший в общество принцесс.

Маргарет, не усмотрев в этом ничего уничижительного для себя, кладет руку на его руку, лежащую на столе, и с убийственной серьезностью заявляет:

– Никакой вы не бездельник.

– Где наш юный конфуцианец? – подняв вторую руку, оглядывается вокруг Тотеро. Когда юноша подходит, он спрашивает:

– Здесь подают алкогольные напитки?

– Мы приносим их от соседей.

Забавно, что у китайцев брови не торчат, а словно вдавлены в кожу.

– Двойной шотландский виски, – говорит Тотеро. – Вам, дорогая?

– Дайкири. – Ответ Маргарет звучит как острота.

– Вам, детка?

Кролик смотрит на Рут. Лицо ее облеплено оранжевой пыльцой. Ее волосы, волосы, которые с первого взгляда казались не то грязно-пепельными, не то блекло-каштановыми, на самом деле разноцветные — рыжие, желтые, коричневые и черные; в ярком свете каждый волосок принимает множество различных оттенков, как у собаки.

– Черт его знает, – отвечает она. – Пожалуй, дайкири.

– Три, – говорит Кролик юноше. Он думает, что дайкири нечто вроде лаймового сока.

– Три дайкири, один двойной шотландский виски со льдом, – повторяет официант и уходит.

– Когда ваш день рождения? – спрашивает Кролик у Рут.

– В августе. А что?

– А мой в феврале. Моя взяла!

– Ваша взяла, – соглашается она, как будто понимает его мысль: нельзя чувствовать полное превосходство над женщиной, которая старше тебя.

– Если вы узнали меня, почему вы не узнали мистера Тотеро? Он был тренером нашей команды.

– Кто смотрит на тренеров? Никакого проку от них нет.

– То есть как это нет? Школьная команда — это только тренер, верно?

– Школьная команда — это только ребята, – отзывается Тотеро. – Из свинца золота не сделаешь. Да, из свинца золота не сделаешь.

– А вы делали, – возражает Кролик. – Когда я попал в школьную команду, я головы от... – он замялся, все-таки за столом дамы какие-никакие, ...от локтя отличить не мог.

– Мог, еще как мог, Гарри. Я ничему тебя не научил, я просто предоставил тебя самому себе. – Он все время оглядывается. – Ты был юный олень с большими ногами, – продолжает он.

– Какого размера? – интересуется Рут.

– Сорок четвертого, – отвечает Кролик. – А у вас какой?

– У меня маленький-премаленький, – отвечает Рут. – Ножки-крошки.

– А мне показалось, будто они вываливаются из туфель.

Он отклоняется назад, стараясь скользнуть взглядом под стол, в подводный полумрак, где ее укороченные перспективой икры — как две золотистые рыбы. Обе ныряют под стул.

– Не смотрите так пристально, а то вывалитесь из кабинки, – говорит она с досадой. Это хорошо. Женщины любят, когда их приводят в смущение. Ни за что в этом не признаются, но это факт.

Официант приносит напитки, бумажные салфетки под тарелки и тусклое серебро. Положив прибор для Маргарет, он подходит к Тотеро, как вдруг тот отнимает от губ стакан с виски и освеженным твердым голосом произносит:

– Вилки и ложки? Для восточных блюд? Разве у вас нет палочек?

– Палочки, да.

– Всем палочки, – решительно заявляет Тотеро. – Каков монастырь, таков и устав.

– Моих не трогайте! – вопит Маргарет, со звоном хлопая рукой по своей ложке и вилке, когда официант хочет их убрать. – Не желаю никаких палочек.

– Гарри и Рут? – обращается к ним Тотеро. – Что предпочитаете вы?

Дайкири и в самом деле отдает лаймом, вкус которого, словно масло, растекается по поверхности прозрачной терпкой жидкости.

– Палочки, – звучным низким голосом отвечает Кролик, радуясь, что можно досадить Маргарет. – В Техасе мы никогда не прикасались металлом к китайским кушаньям.

• Предыдущая
• 13/70
• Следующая