Истинная история Дюны - Лях Андрей Георгиевич - Страница 6
- Предыдущая
- 6/56
- Следующая
Однако же чудеса на этом не кончаются. Представим себе на минуту, что каким-то волшебным способом доктору Уйе все же удалось устранить защитные экраны. Что дальше? Легенда уверяет, что во вторжении на Дюну приняли участие никак не менее легиона сардукаров. Позволю себе наивный вопрос: откуда они взялись?
Легион сардукаров – это несколько военных транспортов, это чертова пропасть оружия и средств доставки и, кроме того – дико перегруженный эфир. Как герцогская разведка, все эти радары, локаторы, службы оповещения и тому подобное, могли не заметить такую массу войск? Фрегаты дома Атридесов контролируют ближний космос, вся техника развернута, а, повторю, легион сардукаров – не иголка в стоге сена.
Мне могут возразить, что возможен и другой вариант – авиация вообще не принимала участия в нападении, штурмовые группы еще задолго до появления Атридесов были скрытно размещены на Дюне и только ждали своего часа.
Вопрос простой – где ждали? Не нужно военной гениальности, чтобы с первого же взгляда понять очевидный факт: при мало-мальски налаженном наружном наблюдении на Арракинском плоскогорье невозможно спрятать и дюжину вооруженных людей – а ведь герцогские службы прочесали окрестности Арракина в радиусе пятисот миль задолго до прибытия основных сил, так что версия «слона-то я и не приметил» здесь не проходит.
Два слова об архипредателе докторе Уйе. Согласно спискам университета, выпускником и преподавателем которого он был, его жена, Ивонна Уйе – из-за нее, как гласит предание, доктор и решился на преступление, – погибла во время студенческих волнений за пять лет до начала событий на Дюне. Никакой связи Харконненов с этим происшествием обнаружить не удалось; единственным документом о взаимоотношениях двух семей является упоминание о том, что еще в 148 году двоюродный дед барона Владимира в припадке филантропии подарил лабораторию химическому факультету, деканом которого в ту пору был отец доктора Уйе. Смерть Ивонны не составляла никакой тайны, так что у доктора не было не только возможности, но даже и мотива предавать своего патрона и благодетеля. Веллингтон Уйе действительно погиб при не очень понятных обстоятельствах, но произошло это через восемь лет после арракинской трагедии; он разделил судьбу многих и многих, имевших несчастье знать правду о событиях девяносто первого года.
Перечень этих несообразностей можно было бы продолжать еще долго, но я упомяну еще только одну, последнюю. В другие времена, в другом архиве мне попал в руки документ не менее любопытный, чем все вышеупомянутые. Это было нечто вроде кассовой книги по расчетам Союза Навигаторов с домом Харконненов – когда-то бумаги строжайшей секретности, предназначенные исключительно для высшего руководства. И вот сей почтенный гроссбух со всей авторитетностью утверждает следующее: на протяжении всего достопамятного девяносто первого года барон Владимир Харконнен не покидал родной Гьеди Прайм. Более того, начиная с семьдесят седьмого года он вообще не бывал на Дюне, за исключением того последнего раза, когда попал туда в свите императора и был убит вместе со всей челядью и охраной.
Но достаточно. На основании всего сказанного, а также многих иных фактов, для которых здесь просто не хватит места, я берусь утверждать, что никакого нападения Харконненов на Дюну осенью девяносто первого года не было. Эта история состряпана императорскими борзописцами во время восшествия Пола Муад’Диба на престол и незамедлительно подхвачена соответствующим образом подготовленными масс медиа. До того времени ни один журналист, ни одна телекомпания не обвиняла барона Владимира в гибели герцога Атридеса.
Тем не менее императорская версия имела очевидный успех и ни у кого не вызвала особенных сомнений. Беда в том, что репутация барона была такова, что ему – тем более задним числом, по прошествии многих лет – можно было приписать любые мерзости и ужасы, и кто угодно готов был этому верить. Забавно, что барону стоило жизни именно то преступление, в котором он был неповинен. В истории ничто не ново – то же самое, например, произошло с Лаки Лучиано, легендарным гангстером, попавшим в руки правосудия как раз за тот единственный проступок, которого он не успел или не захотел совершить.
Так что же в действительности произошло тогда во дворце Фенрингов на Дюне? Вряд ли кто-то когда-либо сумеет точно ответить на этот вопрос – слишком много усилий затрачено, чтобы скрыть правду и заставить молчать тех, кто об этой правде хоть что-то мог знать. Однако сохранившиеся скудные свидетельства и сама логика событий приводят нас к выводам самым неутешительным. Герцог Лето убит, а его наложница и сын, угнав орнитоптер, спасаются бегством сквозь ночь и бурю. Преследуют их – со всей возможной энергией и яростью – отнюдь не мифические харконненские наемники, свалившиеся неведомо откуда, а преданная герцогу его личная гвардия во главе с испытанными герцогскими соратниками. Если бы мятежную парочку не укрыли фримены, сочувствовавшие всякому, против кого ополчилась официальная администрация, то Полу и леди Джессике пришлось бы плохо. Правая рука герцога, Гарни Холлек – шут, музыкант, безумец, знаменитый фехтовальщик, второй Шико – до самой своей смерти, последовавшей, как и смерть Уйе, при неясных обстоятельствах сразу же после коронации Пола Муад’Диба, винил в смерти Лето Атридеса «проклятую ведьму» – мать Пола. По каким-то собственным, непостижимым представлениям Гарни простил сына своего любимого хозяина и вернулся на службу к Атридесам, но леди Джессику он ненавидел до последнего вздоха. Их последующее примирение есть позднейшая вклейка в летопись, сделанная уже в двести третьем году.
Вторым свидетелем, сумевшим чудом пережить Муаддибовы чистки людей и документов, явилась такая малоприметная на первый взгляд особа, как Шадоут Мапес, главный администратор дворца Фенрингов. Почему-то повелось изображать ее чудаковатой деревенской старухой, вооруженной священным фрименским ножом; вначале юный и прекрасный Пол спасает ей жизнь, затем Джессика потрясает ее своими проповедями, и в конце концов «домоправительницу», как именует ее официальная версия, зверски убивают вломившиеся харконнены, но перед смертью она, естественно, успевает не слишком членораздельно, зато от чистого сердца высказать свою преданность Атридесам.
В действительности старухе Шадоут в ту пору едва исполнилось тридцать шесть лет, это была довольно образованная дама, знавшая, между прочим, несколько языков. Неизвестно, как уж там ее спасал Атридес-младший и стращала Джессика, но харконненские коммандос Шадоут точно не зарезали по той причине, что на Дюну не прилетали; она впоследствии уехала с Арракиса, вышла замуж и родила двоих детей. Скорее всего, ищейки Муад’Диба ее просто не нашли. Шадоут прямо говорила о страшном скандале той памятной октябрьской ночью, о том, что Джессика и Пол «сделали черное дело», но она их ничуть не порицает, поскольку ни один человек не силах вынести подобного обращения.
Хафизулла Абу Резуни, более известный как Стилгар, в своих воспоминаниях пишет, что когда он впервые встретил Джессику (напомню, все события происходят в течение одних суток), то был поражен ее красотой, великолепия которой не могли скрыть ни ночь, ни громадный кровоподтек на прекрасном лице.
Император Шаддам IV выразился еще определенней. Его низложение на Дюне, отречение от престола и перепалка с Муад’Дибом были в видеозаписи продемонстрированы всему миру – об этом занятном представлении еще пойдет речь, здесь же замечу, что допущен к показу был неполный, тщательно отредактированный вариант. Существует оригинальная, немонтированная пленка, хранившаяся в коллекции императрицы Ирулэн; в самом последнем эпизоде, отсеченном цензорами, император Шаддам, выходя из зала под конвоем и обращаясь к своим теперь уже бывшим подданным, произносит буквально следующее: «Посмотрю, каково вам придется под властью этого отцеубийцы».
- Предыдущая
- 6/56
- Следующая
