Внезапная смерть игрока (часть сб.) - Эдигей Ежи - Страница 26
- Предыдущая
- 26/35
- Следующая
– Тут вы правы – не пришел бы.
– Оказавшись в столь неприятной ситуации, вы вполне могли прийти к выводу, что наконец-то настал весьма подходящий момент разрубить этот гордиев узел. Тем более что склянка с белым порошком прямо просилась к вам в руки.
– Повторяю еще раз – все это сплошной вымысел. Кровная месть спустя шестнадцать лет? Какой вздор!
– У вас были поводы для преступления и значительно более поздние.
– А именно?
– Ревность.
– К Лехновичу? Он унизил мою жену куда как больше, чем меня. И она, естественно, ненавидела его сильнее, чем я.
– Следовательно, вы полагаете, – спокойно спросил Немирох, – что убила она.
Ясенчак обалдело уставился на полковника.
– Вы хотите поймать меня на слове?!
– Ничуть. Я только делаю логический вывод из вашего заявления.
– В таком случае прошу принять к сведению мое заявление: ни я, ни моя жена Кристина к этому преступлению не имеем никакого отношения.
– Пани Кристину я не подозреваю в убийстве.
– Спасибо и на том.
– Сколько раз в субботу у Войцеховских вы спускались в лабораторию за льдом? До ужина или после ужина?
– Я не ходил за льдом.
– А за чем вы ходили?
– Я вообще не спускался в лабораторию.
– Значит, в тот вечер вы не были в лаборатории Войцеховского? Должен вам напомнить: вы обязаны говорить только правду.
– Я был в лаборатории, – доктор захлебывался от ярости, – был вместе со всеми гостями Зигмунта. В обязательный ритуал приемов у профессора входит демонстрация гостям виллы, и в первую очередь лаборатории.
– И больше в подвальное помещение вы не спускались?
– Не спускался, не спускался, не спускался, не…
– А кто и когда спускался?
– Любой мог туда спуститься из холла. Дверь, ведущая вниз на лестницу, находится между ванной комнатой и туалетом. Я лично видел, – доктор понемногу успокаивался, – как сначала с ведерком для льда спускался Войцеховский, а потом – Лехнович. Это было еще до ужина, после ужина один раз лед приносила Эльжбета.
– А второй раз?
– Кристина, когда была свободна от игры в одной из партий, уходила на кухню мыть посуду. Вернувшись, она увидела, что лед растаял, и спустилась в лабораторию за льдом. Кажется, чуть позже туда отправились англичанин с артисточкой и довольно долго не возвращались – видимо, искали лед…
– Прошу вас, расскажите со всеми подробностями, как протекала ссора с Лехновичем за бриджем
Доктор подробно описал и начало, и весь ход ссоры. Он хорошо помнил даже, какие у него были тогда на руках карты и какие выложил на стол его партнер, профессор Лепато. Рассказ доктора полностью совпадал с предыдущими показаниями партнеров по бриджу и Эльжбеты Войцеховской.
– Вы сидели так, что должны были видеть пани Войцеховскую, подававшую коньяк Лехновичу. Как все это выглядело со стороны? – спросил Немирох.
Ясенчак надолго задумался.
– Эльжбета, – наконец заговорил он, – держала в руках два бокала. В одной – бокал с вином, в другой – с коньяком. Коньяк она подала доценту и при этом что-то ему сказала. Сказала тихо, так, что слов я не расслышал. Надо думать, она отчитала его за недостойное поведение, он тут же поцеловал ей руку, прося, видимо, прощения. И еще одно: доцент выпил полный бокал коньяка сразу, залпом.
– А вы?
– Кажется, тоже, поскольку был перевозбужден. Ну еще бы! – единственный раз в жизни мне повезло разыграть большой шлем, и вдруг такой скандал! Я боялся, что Потурицкий, человек тоже крайне возбудимый, откажется продолжить игру.
– Меня особенно интересует бокал с коньяком Лехновича. Вы не обратили внимания на то обстоятельство, что вопреки общепринятым правилам бокал был налит доверху.
– Вы очень кстати об этом мне напомнили. Но, пожалуй, все-таки бокал был наполнен не доверху, а примерно на три четверти. Я не без удовлетворения отметил, что Лехнович тоже был раздражен. У него тряслась рука, и он расплескал коньяк на ковер. И. кажется, даже растер его ногой. Потом залпом выпил коньяк и тотчас, буквально мгновенно, рухнул на пол Я бросился к нему на помощь. Когда я склонился нал ним, то сразу понял, помощь ему уже не нужна – он был мертв.
– Скажите, такая скоропостижная смерть от сердечного приступа в принципе возможна?
– Конечно. Когда происходит закупорка крупно го сосуда, сердце сразу же останавливается, наступает мгновенная смерть. Поскольку Лехнович прежде жаловался на плохое самочувствие, я не усмотрел в его внезапной смерти ничего необычного.
– Какого цвета была у вас салфетка?
– Красная.
– А у других?
– Я не обратил на это внимания.
– Профессор Войцеховский предложил всем выпить, пытаясь успокоить спорящих. Он спрашивал, у кого какого цвета салфетки?
– Спрашивал. Я сказал, что у меня красная. У Потурицкого всегда зеленая – это цвет адвокатов. У артистки и англичанина были, кажется, коричневая и белая, но за точность не ручаюсь. Что касается игравших за другим столом, то тут я ничего не могу сказать. Женщины, по-моему, вообще не пользовались салфетками, поскольку пили ликер и рюмки у них были другой формы.
– Не бросалось ли в глаза в поведении кого-либо из гостей что-нибудь необычное?
– Да, пожалуй, нет. Но вот все-таки англичанин, или, точнее, этот английский поляк, был единственным новым человеком в нашем обществе, и если среди нас действительно оказался преступник, то, вероятнее всего, это – он.
– Думаю, самоубийство в данном случае исключается. Следовательно, кто-то из гостей профессора или он сам является убийцей.
– Войцеховского можно смело исключить. Он человек редкостной души и не способен обидеть даже мухи.
– Ну а что вы можете сказать о Генрике Лепато?
– Он вел себя как-то странно, словно какой-нибудь сыщик. В лаборатории все осматривал, обнюхивал, до всего ему было дело. Крышка стола и та привлекла его повышенное внимание. Сначала он провел по ней ножом, а потом загасил об нее сигарету Перед шкафчиком с ядами стоял минуты три и очень внимательно изучал его содержимое. Даже привстал на цыпочки, чтобы прочитать надписи на всех баночках и скляночках. Лично я вообще не знал, что у Зигмунта в доме есть цианистый калий, и, вероятно, так никогда бы и не узнал, не брось Лепато фразу: «О, у вас здесь, профессор, богатая коллекция ядов, и даже KCN», Затем, чуть позже, когда женщины накрывали на стол, а все гости собрались в одной комнате, англичанин остался в библиотеке и, могу присягнуть, заглядывал в ящики письменного стола. А когда мы осматривали второй этаж, Лепато в кабинете профессора подошел к столу и слишком уж внимательно присматривался к лежащим на нем бумагам. Вот так-то. А вы, – добавил Ясенчак не без ехидства, – позволили этому господину вернуться в Англию. Ну конечно, для вас убийца – Ясенчак, и в этом направлении вы ведете следствие
– Какую цель мог преследовать англичанин, устраняя Лехновича? Ну хорошо, допустим, Лепато действительно проявлял повышенный интерес к бумагам Войцеховского. Но это ведь никак еще не доказывает, что именно он отравил доцента. А тот факт, что англичанин привлек внимание всех присутствующих к склянке с цианистым калием в лаборатории профессора, скорее, свидетельствует в его пользу. Действительно, задумав воспользоваться ядом в преступных целях, вряд ли преступник стал бы привлекать внимание всех к содержимому шкафчика.
– Честно говоря, меня вообще удивляет, – вставил Ясенчак, – почему преступник, воспользовавшись ядом, оставил склянку с ним на прежнем месте? Он вполне мог высыпать остатки порошка в раковину, а затем тщательно промыть и раковину, и саму склянку, сорвать с нее этикетку и поставить ее среди множества точно таких же пустых, стоящих на столе.
– Ну, это потребовало бы времени, – ответил полковник, – а в лабораторию в любую минуту могли войти. Кроме того, убийца был заинтересован оставить банку на месте, чтобы следствие знало, что любой из гостей мог взять яд для своих преступных целей.
– Любой из гостей Зигмунта мог принести с собой цианистый калий, а не брать его в шкафчике.
- Предыдущая
- 26/35
- Следующая
