Осознание (СИ) - Еловенко Вадим Сергеевич - Страница 216

- А я?

- Что ты? - Поинтересовался мужчина. - Ах да. Тебя и в наши списки внесли. Правда цели и задачи нам не ясны пока. Но что они никак не пересекаются с целями и задачами Артема это факт. Мы отдельный запрос делали. Так что сейчас ты желанный гость здесь.

- Я не понимаю. - Мотая головой, призналась я. Мужчина довольно жестко спросил:

- Какое именно слово ты не понимаешь?

- Я ничего не понимаю! - сказала я чересчур громко и ударила себя кулачками по бедрам. Стало больно, честно говоря.

Мужчина взял со стола какой-то небольшой листочек и стал складывать его аккуратно, попутно говоря мне:

- Может тебе стоит проснуться и подумать. А потом уж ко мне. Я тебе на все вопросы отвечу. Помогу решить твою проблему. Расстройство твое успокою. Я умею. Мы вместе подумаем с тобой, что тебя так бесит.

- Я и так знаю, что меня бесит! - Заявила я. Вдруг пришедшее осознание заставила меня умолкнуть и посмотреть на мужчину внимательней. Наверное, я слишком поспешно спросила. Надо было аккуратнее. - Так это вы все подстроили? Признайтесь! Это же вы! Он отложил, развернув листок, который теребил и ответил, глядя мне в глаза:

- Нет. Все что сделано, сделано только тобой. Только по твоему осознанному желанию.

- Но вы же приложили к этому руку?! - Не унималась я. Мужчина с сомнением посмотрел на меня и сказал:

- Нас тогда еще заодно можно обвинить в убийстве Кеннеди и Кинга… чего уж там.

- Я не знаю кто такой Кеннеди! Я вас на счет себя спрашиваю! - Распалялась я.

Мужчина не отвечал. Да мне, наверное, в тот момент и не нужны были его ответы. Я и так все видела за его непроницаемым лицом. И его странные глаза больше не казались мне ни привлекательными, ни интересными.

Я поднялась и наверное с минуту думала что сказать. Потом очень жестким голосом который я когда-то от воспитательницы в детдоме смогла перенять сказала ему:

- Я не знаю, как вы тут… я не знаю, как вы все это делаете. Я не знаю, как вы можете направлять людей. Но чтобы больше вы меня не трогали. Ясно? Вы сами по себе я сама по себе. И что бы этих снов дурацких больше не было? Вам понятно!? Мужчина флегматично пожал плечами и сказал:

- Тебе только кажется что твоя судьба в твоих руках. Но это не так. Не скажу за всех, но большинство судеб расписано, как по нотам. Иногда мы лишь поправляем их. Чуть-чуть…

- Вы меня поняли? - Повторила я упрямо.

- … ты сама поймешь потом. Мы же никого в неведении не держим. Они просто сами предпочитают не распространяться. Ну после определенных вещей не сильно и поболтаешь…

- Я вас спрашиваю!? Вы меня поняли? Никаких касаний ко мне. Ни единого взгляда! Иначе…

- Что иначе? - спокойно посмотрел на меня мужчина, и я замерла, думая, что я зря это сказала.

Мне нечего было ответить мужчине. Я просто решила, что в тот сон я больше ни ногой. И выскочила из него.

Это было уже, когда прошел мой очередной день рождения. По настоящему шестнадцатилетние, а по паспорту мне исполнилось семнадцать. О моем празднике знал весь поселок. Ух, как мы погуляли славно. А сколько мне подарков надарили. Не все было конечно интересным, но Альбертов золотой обруч, я боялась даже в комнате у себя хранить. Он смеялся, когда я сдала его на хранение в сейфы контроля. Говорил, что украдут, кто так он мне новый за полчаса создаст и за суток трое дезактивирует. Но я так не хотела. Мне и тот нравился своей простотой и изяществом. Надевая, его я действительно чувствовала себя принцессой. Ведь именно так меня мой папа когда-то называл.

Я скажу, что я была вторая самая знаменитая в лагере личность. Первой, конечно, была Катя. Потом я, потом Верка Родина и конечно замыкала наш коллектив милых фурий и гарпий, Тоня Конева. И то, кажется, только из-за сочетания имени и фамилии. По красоте она Верку обходила. На мой взгляд…

В тот день я сидела между высоченных древних деревьев на крутом берегу неглубокой речки, где мы все лето купались, и честно говоря, страдала воспоминаниями. Это так Катя называла мое состояние. Страдать воспоминаниями. Сама она понятно никогда ими не страдала, у нее было чем заняться. То конверторы, названные ее именем, начинали неверный выход давать, и она гоняла техников, чтобы те наладили оборудование пока все к «чертовой матери не взорвалось». То они с Альбертом уходили по мосткам на ту сторону реки и могли сутками гулять, о чем-то своем разговаривая. Сам Альберт хотя и не работал, но всегда был при деле. В каждой бочке затычка, не в обидном смысле, да на прямой связи, как говорится. Он себя почему-то называл «техникал саппорт». Все выделенные министерством энергетики синтез машины он давно установил в ключевых точках нашей страны и теперь просто делал техникам из местного персонала периодически «аборт по телефону». Я же, как вечно свободная от вахт и дежурств, в связи с моей работой в ночную смену, днем просто скучала. О, почему ночные смены стоит отдельно рассказать.

В ночную смену часто работала Катя, это, во-первых. Во-вторых, в ночную вахту приемный терминал запирался и ни одна скотина будь она хоть трижды генерал или кто еще войти в него не могла. Это меня спасало на первых порах от домогательств Андрея. А когда с ним по-своему разобралась Катя и угроза отпала, то менять такую сказку на что другое я не захотела. А что? Ночью заступаешь на вахту. Нормальным образом восемь часов спишь на приемном пульте, а потом сдаешь вахту квалифицированной дневной смене. Катя мне спать на вахте разрешала по двум причинам. Тогда никто ей не мешал болтать всю ночь или чем другим заниматься с мужем, который тоже считал ночное время самым плодотворным для любого типа работы. А во-вторых, даже отработай приемный сигнал, я все равно не могла бы ничего сделать. Я должна была вызвать дневную смену и уже они произведут «выемку пакета». А проспать «входящий» я бы не смогла даже вусмерть напившись, с какого-нибудь «очередного горя». Там такой «ревун» отрабатывал, мертвый бы вскочил и побежал на штатное при приемке место.

Единственное, что было свято, это уровень амортизирующей жидкости в баках. Если бы к моменту поступления сигнала не было в баках жидкости, то сигнал бы отказались принять. И там, откуда вышел «пакет» долго бы и смачно матерились, как это любил делать один вояка наш, из тех, Земных. Повторяли бы посылку, а на нас бы вешали стоимость передачи. Понятно, что одно ведомство, разберутся как-нибудь по деньгам, но обычно это выглядело, как налет Кати и обещание повесить долг на конкретного виновного. А долг там был бы даже за один «выстрел» невероятный. Когда она пообещала это мне лично, я ведь тоже тупила иногда, я заикалась до самого утра. Проще была повеситься, чем такой долг отдавать. С тех пор Катя, которая до утра учила меня пить воду с другого края кружки мелкими глотками, чтобы убрать икоту, зареклась меня пугать вообще. Она только качала головой и обзывала меня аборигенкой. Зато ее муж за меня вечно вступался. Говорил, ну, что Катя хочет от девчонки, которой даже школу закончить не дали. Катя на это привычно парировала, что даже приматов на кнопки проще научить жать вовремя, чем меня и Верку. Но так как у Верки залетов было больше, то меня почти не трогали. Хотя… наговариваю. Реально ни меня, ни Верку, ни разу ни за что не наказали. Обругать, обматерить это да. Мы краснели, бледнели и на цыпочках ходили после разносов, но что бы какое-то там наказание физическое или материальное, такого не было никогда. Только Тоне досталось однажды занесение в служебную карточку за ее провод в терминал вечером своего дружка из охранения лагеря. Нормальный земной парнишка. Я бы сама с таким позажигала недельку другую. Но на работу припереться… это было стильно. Мы долго смеялись с Тони, которую немедленно сняли с поста на терминале и поставили на все дневные вахты КПП. Теперь она каждое утро уходила за три километра к КПП и возвращалась часам к восьми только. Транспорт кроме двух маленьких электрокаров был запрещен по неведомой мне причине на территории. Вот и мучилось охранение и прочие, передвигаясь пешком.