Осознание (СИ) - Еловенко Вадим Сергеевич - Страница 206

Он пожал плечами и спросил, хочу ли я пойти танцевать. Я честно призналась, что не особо и умею. А так просто подрыгаться не хочется. Он предложил выйти на медленный танец вместе и я, оторвавшись от коктейля, внимательно посмотрела в его глаза. Вроде же на одном языке говорим. А не понимает. Я не стала ему повторять. Просто промолчала. Когда вернулись разгоряченные танцами Альберт и Катя наши кислые рожи их не порадовали. Ну, а что сделать? Я заказала еще себе коктейля и уже после него совершенно отчетливо поняла, что пьяна, даже больше чем хотела. Но вот незадача вместо желания спать и видеть сны меня потянула на приключения. Я, не думая о последствиях, пригласила на танец Катиного Альберта и под улыбку его жены увела того танцевать. Да не на один танец, а на три или четыре. Танцевал он ничего так, только непривычно как-то. И даже медленный танец вел меня не на «четыре», а на раз-два-три… так я никогда не умела. Но мне понравилось. Особенно понравилось, как он смотрел на меня в танце. С этакой странной полуулыбкой. Он не говорил ни слова мне. Да, наверное, ему и нечего было мне сказать, он просто со мной танцевал. И мне это нравилось.

Когда мы вернулись Петр и Катя весело с друг другом общались и я, сказав всем пьяно спасибо, засобиралась к себе. И конечно Петр вызвался меня проводить.

- Только не задерживайся там. - Попросил его Альберт, поглядывая на наручные часы. - Мы тоже через минут сорок уже пойдем.

Провожали они меня втроем. Петр и его два охранника. Я в голос смеялась, когда они пытались прикинуться ветошью, что им не интересно ничего, и они просто идут за человеком, которого назначены охранять.

- А ты, когда к своей подруге ходишь, они тебя в постели тоже сопровождают?

Это был удар ниже пояса. Я понимала, что его самого уже достала эта охрана. Но я же предупреждала, что когда я пьяная я полная дура. И я решила проверить, что будет, если я затяну Петра к себе в комнату. Станут стучаться эти телохранители или останутся неслышно подслушивать под дверью.

Я так и поступила. Завела его к себе и закрыла за нами дверь на замок. Встала под дверью и слушала шаги этих обормотов. Мне было так смешно все это. И даже смущение Петра и его честную попытку выйти из номера, я восприняла со смехом.

- Нет уж, стой. - Сказала я и топнула ногой. И сама с себя рассмеялась. - Что ты так побледнел?

- Я не хочу завтра объяснять Артему, что я делал в твоем номере. - Честно и скупо признался он. Я кивнула и сказала, зло на него наступая:

- А ты ему объяснишь, что пытался повторить тоже, что когда-то уже делал.

Он отстранился от меня и почти сел на подоконник. Поглядел на меня странно и сказал:

- Мы же вроде решили к этой теме не возвращаться? Или нет?

- А ты так обрадовался? - Спросила я, подступая к нему.

То, что я потом сделала, заставляла меня еще долго краснеть, вспоминая ту пьяную ночь. Я просто сняла с себя майку и показала ему обнаженную грудь.

- Не ужели повторить не хочешь?

Он сжал губы жестко, но ничего не делал, просто смотрел мне в лицо. Не на грудь, а именно в лицо словно пытался что-то понять или наоборот остановить меня своим окаменевшим взглядом.

- Ну, давай. Видишь же, я не против. - Сказала я и развела руки в сторону. - Давай герой. О, кстати, а за что тебя к герою нации представили? Ну-ка расскажи мне? Он тяжело вздохнул и, разлепив губы, сказал жестко:

- Лично уничтожил в колонне три танка противника. Два с гранатомета, под башню третьего заложил мину вручную… залпы просто кончились. В том же бою вынес двух раненых с поля боя… веская причина? Что ты скажешь? Ну, давай, говори. Герой или нет? Что ты молчишь? Ты же хотела меня унизить, так унизь. За мою мишуру на груди я всегда отвечу. Я опустила руки и, не слыша металла в его голосе, спросила:

- Ну, так чего теряешься тогда сейчас? Вот она я. Даже силой брать не надо. Сама отдаюсь. Или мне еще самой брюки спустить и себе и тебе? Так я могу…

Я взялась за его пояс и, не сдерживаясь, рассмеялась, когда он резко отбросил мои руки в сторону.

- Ты все-таки трус… - Заявила я ему в лицо. Он побледнел, но я давила: - Кого ты боишься? Меня? Или Артема когда он наутро узнает, как мы тут с тобой развлекались? Артем тебе слова не скажет. Он меня вообще непонятно кем считает. Малой называет. Так что не бойся…

- Сестрой…

- Что? - Не поняла я.

- Он тебя сестрой считает. Сам так говорил. Недавно. Когда тебя не было. - Ответил он.

Но в тот момент я меньше всего хотела думать о том, кем меня Артем считает. Я, не думая о последствиях, расстегнула брюки и, выбравшись из них, сказала, снова становясь ровно перед ним:

- Ну вот. Теперь тебе даже самому стягивать с меня ничего не надо. Давай. Не теряйся, давай. Когда у тебя еще женщина будет? С твоими охранниками это проблемно…

Мне было смешно наблюдать, как его бледность сменяется краской, и наоборот. Но он упрямо впился пальцами в подоконник и даже не пытался шевельнуться. А я подступила к нему в плотную и прижалась со всей силой к нему. Я почувствовала и как он хочет меня, и как страшно и мощно бьется сердце в груди. Я потянулась и достала его напряженной шеи. Неуклюже поцеловала. Потом поцеловала, а, кажется, просто обслюнявила ему подбородок. Он не шевелился. Я взяла его руку и с трудом оторвала от подоконника. Потянула на себя. Заставила подойти к кровати. Села сама и стала расстегивать ему брюки. Он снова жестко и коротко убрал мои руки. Повернулся и ушел к подоконнику. А я завернулась в одеяло, забралась с ногами на постель и тупо уставилась в одну точку. Он не смотрел на меня, я не смотрела на него, но, кажется, в тот миг мы чуть ли не мысли друг друга понимали.

- Мне это надо… - тихо сказала я.

- Не надо тебе этого. - Небрежно ответил он и даже не повернулся.

- Ты тоже этого хочешь. - Уверенно сказала я, не отрываясь от выбранной мной точки на стене.

- Наверное. - Сказал он. - Только не с тобой. Ты красивая. А будешь еще красивей. Но у меня слишком сильное чувство вины перед тобой. Я ничего не могу поделать. Извини.

- Ему оно не мешает. - Сказала я, и он прекрасно понял, что имеется в виду. Хмыкнув, он сказал поворачиваясь:

- Я пойду. Мне надо с Альбертом еще договориться. Чтобы он на синтез топливо поставил. А то транспорт заправлять уже нечем.

- Стой. - Сказала я.

Он остановился напротив меня и повернулся. Постоял, чего-то выжидая, и только потом заметил что я тихо плачу. Слезы, эти проклятые слезы сами текли, никого не спрашивая.

- Пьяные слезы. - Сказал он и я откровенно разозлилась. Да пьяные. Да слезы. Но больно-то в груди не от алкоголя. А вообще непонятно от чего.

- Угу. - Сказала я. Он постоял немного и сказал:

- Тебе надо лечь спать. У тебя действительно был тяжелый день и тяжелая неделя. Я кинула и продолжила:

- И месяц… и год тоже отвратительный, да и вообще эта моя жизнь какая-то неудачная. Можно мне другую? А выбрать можно? Или ассортимента нет? Он тяжело вздохнул и присев на край кровати спросил:

- Чем я тебе могу помочь? Ну, кроме этого…

- Ты запарил меня, своим «Чем я могу помочь»! И даже этим ты не помог бы. На утро я представляю, как бы мне противно было… - я откинула голову, прислонив ее к стене, и слезы уже ленивее потекли по щекам. Разглядывая свет за окном от фонаря, я сказала: - Я просто не понимаю. Ничего не понимаю. Что вообще происходит и со мной и с другими? Почему, такие как ты, выживают. Героями становятся. Танки взрывают… А такие как мой парень, Стас, гибнут ни за что. Просто потому, что не вовремя не в том месте оказался? Или Хадис. Ты его не знаешь. Тоже мальчик… он хоть и солдат был, но не такой как вы. Добрее, наивнее… Ваши его расстреляли.

Я краем глаза видела, как он пожал плечами. Потом он тоже посмотрел в окно и ответил:

- Василий говорил, что в гражданской войне выживают и побеждают только подонки. Он предлагал нам всем не заблуждаться на наш счет. Он всю эту войну называл соревнованием, кто окажется большим подонком и при этом будет казаться белее и пушистее. Я нервно хихикнула. Ведь так оно и было по сути.