ВИА «Орден Единорога» - Лукьянова Наталья Гераниновна - Страница 31
- Предыдущая
- 31/104
- Следующая
— Итак перед нами на татами мастер тяжелой атлетики, подниматель штанги сэр Сандонато Сан Эйро, любимец публики и бретер!…
— Шез! — выкроила минутку для возмущения Битька — Какие бретеры?! Какие подниматели?! Откуда штангисты на татами?!
— …Не мешай, я пародирую невежественных комментаторов!… А знаете ли вы, что самое страшное в тяжелой атлетике? Знаете, почему лишь немногие смельчаки приходят в залы, чтобы насладиться поистине захватывающим зрелищем этих соревнований? Не знаете? А вы приглядитесь, что делает наш Геркулес, наш Илья Муромец, наш Белорусь Камазовец? Вот он расставляет пошире ноги, вот он фиксирует их на хрупких плечах своего партнера по этому нелегкому, не побоюсь этого слова, бизнесу, свои мощные нижние конечности, вот он фиксирует в нужном положении и верхние конечности… Вот он набирает побольше воздуха в легкие… И вот он напрягается… напрягается… — следите за моими комментариями! Ведь что делает воздух, в то время как напрягается наш, можно сказать, последний герой? Воздух, он же движется! Ему трудно найти выход среди сжатых напряжением мускулистых органов героя, и он устремляется вниз… все ниже и ниже по организму нашего Сухэ Батора, нашего Мусы Джалиля, нашего Чингиза Айтматова к выходу… А тот все напрягается… напрягается… Сейчас что-то будет! Сейчас что-то вырвется наружу из железного сфинктера…
— Заткнись! — ревет с гневом и смехом Санди, бессильно падая на дно хода. Битька по-прежнему остается иллюстрацией к бессмертному произведению Милна.
Глава 25.
Однако снаружи они оказались благодаря Лейте, что все это время колупала своим миниатюрным кинжальчиком гипсовую стену. Похожая на тройку разномастных Пьеро компания направилась к более просторному входу, найденному Шезом.
— Милейшая миледи Лейта, предлагаю вам объединиться союзом против двух этих остолопов, как представителям мощного интеллекта против сторонников грубой физической силы.
Сторонники грубой физической силы, вытряхивавшие гипсовую крошку из волос и одежды, показали духу кулаки.
…Пещера, где росли лилии, представляла из себя анфиладу маленьких округлых залов с озером-блюдцем в каждом. Черные, блестящие гладкой поверхностью, озерца соединялись каналами, кое-где через них были перекинуты ажурные мостики. Пара изящных лодочек застыла на неподвижной воде около ведущих к ней ступеней. Невысокие своды причудливо переплетались сотнями арок. Ну и, конечно, тысячи прекрасных белых и зеленоватых лилий. Битька восхищенно вздохнула, но тут же, опомнившись, побрызгала за ушами из флакона.
Дурманящий аромат кружил голову сидящих в маленьких лодочках. Было влажно и бесконечно спокойно. И даже сырая прохлада не прогоняла сонного очарования. Тяжелые густые капли снулой воды неспешно стекали по толстым тягучим стеблям, по тонким рукам девушек. Они старались вытянуть стебли как можно длиннее, а потом перерезали их и складывали грузные мокрые бутоны в золотые посудины. Битьке хотелось откинуться на дно медленно вращающейся на месте лодки и, не думая ни о чем и ничего не помня, кружиться, кружиться, глядя вверх в сгущающийся сумрак. В этом сумраке как-то лирично звучали вопли Шез Гаррета, проникновенно и пронзительно исполняющего из «Ляписа-Трубецкого»:
— Як у леси мы были да с подругами, да с подругами мы были-и! Да сбирали там журавиначак… Ля-ля-ля-ля! Туру-руру-ру! Могхгилки у лесе! Могхгилки в бору!..
— Через три зала сохранился еще помост со столбом, к которому привязывали неугодных Бертельхуану Первому поданных. Вокруг разливали немного валерианки и зажигали несколько факелов. Валериана испарялась и приговоренный умирал, оглушенный звуком собственного дыханья. Так погиб мой кузен Эрки. Он пытался освободить свою девушку. Говорят, почувствовав, что действие настоя кончается, он выкрикнул ее имя, и так погиб, — будто бы не обращаясь ни к кому, своим занудным голоском произнесла Лейта.
Битька тут же встрепенулась, она и забыла, что не на прогулке. Однако история несчастного влюбленного принца ее задела, и она поинтересовалась, что стало с девушкой.
— Когда с балкона, на который вывел ее «полюбоваться»на казнь тиран, она увидела смерть возлюбленного, она бросилась вниз в свою очередь с его именем на устах.
Битька едва сдержала возмущенное фырканье: и как только можно говорить о таких печальных и романтичных вещах таким тоном, будто физику в школе объясняешь!
Несмотря на валерианку, долго находиться в подземных залах было тяжело: казалось, сырой и тяжелый воздух давит на уши и ватой набивается в нос и горло. На поверхность все поднялись мокрые, как мыши. В похожих на квасники сосудах утробно булькало. Санди со своим справлялся, играючись, а вот Битька в очередной раз пожалела о своей конспирации. К тому же, в процессе извлечения из гипсового плена, что-то там такое сделалось с ее плечом. Короче, Битька страдала.
Рэна они застали слегка потрепанным: двое из усыпленных Эу Рохо оказались обладателями более крепких организмов и, если первый дал себе труд постонать и помотать головой, пытаясь прийти в себя, то второй не изволил предупредить Рэна заблаговременно о том, что очухался, а наоборот — подло затаился и, улучив минутку, набросился на парня сзади. Спасло того вмешательство дядюшки Луи. Замельтешивший перед глазами стража дух на мгновение сбил того с толку, и Рэн успел повернуться и сгруппироваться. Сейчас прыткие стражи, оба связанные, один — раненый, отдыхали в тени развалин.
— Наш герой как всегда в своем амплуа! — воскликнул Шез. — Только он остался один, как тут же в жизни возникло то самое место для подвига! Братишка, ты случайно, не будил их специально?
Рэн, будто невзначай оказавшийся за спиной Битьки и, преодолев легкое сопротивление, завладевший одним из сосудов с лилиями, покраснел от обиды.
— Что ты все время на него заедаешься, Шез?! — возмутилась освобожденная от притягивающей к земле ноши Битька.
«А что это ты все время за него заступаешься? Нравится он тебе, что ли?»— хотел язвительно произнести Гаррет, но вспомнил, что говорить такое вслух сейчас нельзя, и промолчал.
«Действительно, что это ты на меня все время заедаешься? Ревнуешь, что ли?»— хотел воскликнуть в запальчивости Рэн, но тоже вспомнил, что говорить такое вслух сейчас нельзя и тоже промолчал.
— А может, у меня комплексы? — кокетливо пожал плечами дух Кунгур-табуретки, однако, буквально через минуту опять привязался к оруженосцу: — Интересно, а наш юный друг не составляет какого-нибудь расписания на день по подобию небезызвестного барона Мюнгхаузена? Например: «Пятнадцать ноль-ноль — запланирован подвиг»?
Тут уже покраснел Санди, который в юности в дневнике действительно так и писал: «Три часа пополудни — подвиг». И неизвестно, чем бы закончилась перепалка, если бы Единорожка вдруг тревожно не заржал, и друзья не обратили бы внимания на несущегося на достаточно большой для такой гробины скорости Великого Хомоуда. Уверенными скачками, от которых пыль поднималась до неба, гриб-переросток двигался с юго-запада прямо в сторону развалин.
Первым побуждением друзей было подхватиться и бежать, но тут раненый страж сдавленно выругался, тем самым напомнив о себе, и Битька застыла на месте:
— Мы не можем оставить так этих!
— А что ты предлагаешь?! — завопили мужчины. — Срочно привести их в себя, чтобы они тут же покончили с нами?!
— Не надо в себя! — испуганно затрясла головой Битька, — Может, просто куда-нибудь их перетащить?
— Легче тебя самого с собой утащить! — воскликнул Шез.
Но оказалось, тащить в таком случае придется и Лейту и единорожка. Те не принимали участия в споре, просто смирно сели в песочек.
— Гринпис!!! — непонятно, что вызвало у Шеза желание сассоциировать маленькую группу протеста с зелеными, возможно, сидячая забастовка как метод борьбы.
Единственным более или менее подходящим для укрытия местом показался друзьям небольшой тамбур перед входом в буцефалью пещеру. Туда и потащили они пребывающий духовно в мире грез, а телесно — в зоне повышенной опасности, местный спецназ. Как и полагается спецназу, воины Шановасса были изрядно громоздки и тяжелы. К тому же воздух все больше и больше наполнялся пылью. Несмотря на то, что рты и носы у всех были замотаны платками, что напоминало Битьке детсадовское время, морозы, колючий шарф вечно в соплях и слюнях. Было так тяжело и страшно, что Битька просто прокляла собственный альтруизм. А все остальные, должно быть, прокляли Битьку. Однако, вцепившись по двое, по трое (если считать тролля и Единорожку), таскали в залитую валерианкой комнату потенциальных врагов.
- Предыдущая
- 31/104
- Следующая
