Выбери любимый жанр

Незаконная планета - Войскунский Евгений Львович - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

— Ничего себе грузовик, — сказал Алеша, глядя на рисунок через Вовкино плечо. — Какая у него тяга?

— Это не грузови-ик, а танкер, — поправил Вовка, чуть растягивая слова. — Класс Т—2, четвертая серия. Имеет наружные контейнерные пояса-а, — ткнул он кисточкой в пузатые наросты на теле корабля.

Вовка плохо разбирался в истории и литературе, решительно ничего не смыслил в психологии и политике, но космонавтику Вовка знал. Здесь никто во всей школе не смог бы с ним сравниться. А может, и вообще во всех школах. Его отец был одним из лучших бортинженеров Космофлота. Он нередко брал Вовку с собой в космопорт и показывал корабли — не издали (кто их издали не видел), а изнутри, подробно и обстоятельно. А однажды Вовка совершил рейс с отцом на Марс.

В их классе было четверо мальчиков и одна девочка, летавшие на Луну, это не такая уж невидаль, ведь полно людей, чьи родственники работают на Луне, — но слетать на Марс! В их школе никто не летал на Марс, кроме Заостровцева. Да и, может, во всех других школах.

— Эти танкеры назначены для линии Луна — Ио. — Вовка, прищурив глаз, рассматривал свой рисунок. — От Ио автоматический контейнерный поезд пойдет к Юпитеру, уравняет скорость с Красным пятно-ом…

Они немного поговорили о странном веществе Красного пятна и его высокой энергоемкости, а потом заспорили: кто из пилотов первым приблизился к пятну и зачерпнул бортовым контейнером его вещество? Алеша помнил, будто это был Радий Шевелев. Вовка же утверждал, что Дон Рейнольдс. Спорить с Вовкой на такую тему, впрочем, было бессмысленно. Он соскочил с высокого табурета, взял с полки книгу о Рейнольдсе «Человек без нервов» и сразу открыл страницу, где было все написано так, как он говорил. Эта книга только что вышла — к первой годовщине гибели Рейнольдса, — и Алеша попросил:

— Дашь почитать?

— Возьми, — сказал Вовка. — Здесь интересны только записки Мендеса, он девять лет ходил с Рейнольдсом бортинженером…

— Да знаю я Мендеса, — сказал Алеша. — Помнишь фильм о стране Персефоны на Меркурии…

— Плохой фильм. Развлекательный, ничего серьезного.

— А по-моему, хороший!

Трудно было спорить с Вовкой, но Алеша спорил из упрямства. Пусть Вовка корифей в истории завоевания Системы, но и он, Алеша, кое-что в этом смыслит.

Марсианская тетка принесла им кофе с пирожными. Опять Алеша уставился на нее, и она, тихо засмеявшись, сказала:

— Ты смотришь так, будто у меня из ушей идет дым.

Вовка залился таким смехом, что под ним закачался табурет.

— Из ушей идет дым! — вопил он между приступами хохота. — У тети Милы из ушей идет ды-ым!

Алеше было неловко — и от замечания марсианской тетки, и от того, что Вовка вдруг развеселился, как дурачок. Чтобы сгладить неловкость, он сказал, посмотрев на часы:

— «Севастополь» уже давно совершил посадку, а передача начнется только через сорок минут.

Ну, это всем давно известно, что при нынешнем расстоянии Плутона радиосигнал оттуда идет до Земли около семи часов.

— Пойдемте в гостиную, мальчики, — предложила марсианская тетка, — и включим телевизор.

В гостиной чинно стояли вдоль стен стулья с высокими резными спинками. Тут, насколько помнил Алеша, всегда был какой-то нежилой вид — только карикатуры оживляли эту холодноватую просторную комнату. Вовкин отец здорово рисовал карикатуры — на себя, на Друзей, на коллег из Космофлота, — и штук пятьдесят карикатур висело тут на стене.

Алеша позвонил домой и сказал маме, что будет смотреть передачу у Заостровцевых.

И уже на экране телевизора плыли хорошо знакомые фрески Центра космических исследований, и привычно возник на их пестром фоне Валентин Круглов, комментатор, со своей благородной серебряной шевелюрой, со своей великолепной улыбкой.

«Дорогие друзья, — начал он тем особым доверительным тоном, за который его так любили телезрители. — Уже около семи часов мчатся со скоростью света электромагнитные волны, несущие изображение посадки „Севастополя“. Скоро, теперь уже скоро они достигнут телевизионных спутников Земли, и мы станем свидетелями события огромного исторического значения — первой высадки человека на девятую планету — Плутон…»

И он пошел рассказывать о том, как сто с лишним лет назад Ловелл по возмущениям орбиты Урана, с учетом притяжения со стороны Нептуна, предсказал, что за Нептуном есть еще одна планета, а спустя двадцать лет Томбо ее открыл. Правда, Плутон оказался не газовым гигантом, как ожидал Ловелл, а маленьким, вдвое меньшим в поперечнике, чем Земля, шариком с массой, в шесть раз меньшей, чем нужно было тому же Ловеллу, чтобы объяснить величину возмущения в движении Урана…

— Ну, поехал Валентин, — проговорил Алеша с преувеличенно скучающим видом. — Кто ж этого не знает? Сейчас скажет, что у Плутона странная орбита. Слышь, Вовка?

Вовка сидел с отсутствующим видом, у него бывало это: вдруг впадет в такую задумчивость, что смотреть жутко.

«Удивительная особенность Плутона — его орбита, — продолжал комментатор, благожелательно глядя с экрана. — В своем перигелии Плутон входит внутрь орбиты Нептуна. Давно подозревали астрономы, что Плутон не „настоящая“ планета, связанная с другими планетами Системы общностью происхождения. В нем всегда подозревали что-то „незаконное“…»

Тут Круглов исчез с экрана, и замелькали фотографии Плутона, сделанные за последние годы автоматическими станциями, облетавшими планету. То был однообразный сумеречный мир, мертвая каменная пустыня, изборожденная глубокими трещинами — будто залитая лавой. А вот пошли плавно закругленные холмы. Глубоким космическим холодом веяло от этой окоченевшей планеты.

Голос комментатора продолжал:

«Только в наше время доказано, что Плутон — „чужак“, пришелец из глубин космоса. Некогда взрыв сверхновой выбросил эту планету из системы некой двойной звезды. Оплавленная мощной вспышкой, а потом скованная лютым холодом, она тысячелетиями скиталась в космосе, искривляя свой путь в гравитационных полях попутных звезд, пока не была „схвачена под уздцы“ притяжением Солнца. Сам Шандор Саллаи, крупнейший астрофизик современности, рассчитал, пользуясь своим методом, гипотетический путь Плутона в пространстве. Он же предположил, что вторжение космического скитальца вызвало на окраине Солнечной системы катаклизм: опрокинуло „на бок“ Уран и заставило его вращаться вокруг своей оси „неправильно“ — по часовой стрелке, в то время как все другие планеты вращаются против часовой стрелки. „Чужак“ оказался, что называется, с крепкими кулаками — и похоже, что силу этим кулакам придавала необычайно высокая плотность его вещества.

«Вы, конечно, помните, дорогие друзья, — говорил за кадром Валентин Круглов, — какую сенсацию вызвал четыре года назад снимок, получивший название „Дерево Плутона“. Вот эта фотография».

Четыре года назад Алеша еще не очень внимательно следил за космическими новостями, но из разговоров старших знал про «Дерево». Сейчас он с любопытством впился взглядом в экран: на темном фоне плутоновых круглых холмов, на черном горизонте слабо и расплывчато светилось… что? Действительно, вроде бы там был ствол и несколько раскоряченных ветвей… дерево, верно… нет, намек на дерево, призрак какой-то…

«Вы помните споры вокруг этого снимка? Ни разу больше зонды не повторили его, — продолжал комментатор, — и фотография была признана оптической иллюзией».

— Кто признал иллюзией, а кто не признал, — вдруг громко сказал Вовка. — Моррис не признал. Он видел…

Однако договорить Вовка не успел. Что-то перемигнуло на экране, быстро поплыли строчки, и — поистине, как сказал когда-то поэт, разверзлась бездна, звезд полна… В верхнем левом углу экрана вспыхнуло пламя…

«Внимание! — торжественно повысил голос комментатор. — Вы видите спуск „Севастополя“. Включен тормозной двигатель…»

Камеры, вынесенные далеко за борт корабля, начали съемку. Ничего, что это было семь часов тому назад, ничего, что корабль виден в странном ракурсе и кажется неподвижным, — зато плывет ему навстречу, быстро приближаясь и как бы расползаясь, темно-серая поверхность Плутона. А справа по краю экрана пустили телевизионщики портреты экипажа: вот командир «Севастополя» Николай Одоевский в парадной форме Космофлота, вот второй пилот и штурман Юхан Крейг, вот бортинженер Александр Заостровцев («Это его последний полет в составе экипажа корабля, — звучит голос комментатора, — Заостровцева ждет назначение флагманским инженером Космофлота»), а вот планетолог, она же врач, Надежда Заостровцева.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы