Правда людей (СИ) - Сахаров Василий Иванович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/87
• Следующая

Первый жил невдалеке от станции Авиамоторная, и звали его Паша Гоман. Бывший десантник, воевал, и некоторое время служил в ОМОНе, тридцать восемь лет, не женат, живет на пособие по безработице и получает копейки за участие в боевых действиях. Ну, а помимо этого за долю малую он следит за порядком в своем подъезде. Нет-нет, не убирается в нем, а контролирует гастарбайтеров, которые обитают рядом. Время от времени проводит с ними профилактические беседы и заставляет азиатов прибираться за собой, за что хозяева съемных квартир регулярно ему проставляются. По этой причине водки и харчей у Паши много и собутыльников хватает. Но он пока не опустился и не спился, и если ему дать правильную мотивацию, то бывший боец крылатой пехоты, который, кстати сказать, имеет при себе пару стволов, горы свернет. Это я понимал очень хорошо, поскольку случались у нас с ним задушевные разговоры, и как-то он поделился со мной своими самыми сокровенными мыслями.

"Знаешь, Егорка, — с надрывом в голосе, сказал он, когда мы культурно допивали вторую бутылку водки, — вот пришел бы ко мне хоть кто-нибудь, и позвал на серьезное дело, и я бы все бросил. К черту водку! К ебеням эту хату и тупое существование! По боку болячки и старые раны, из-за которых меня выперли на гражданку! Жить хочется, а не существовать, действовать, а не сидеть на жопе ровно. Но ведь не зовет никто. Не нужен Паша Гоман. Не потребен. Не в формате и не в тусовке. Списан. Вот потому и выпиваю. Растрачиваю свою жизнь на бухло и жду, что произойдет нечто, способное перевернуть мир вверх тормашками. Может, апокалипсис наступит или война, и тут я, хоть на что-то, но сгожусь".

Слова Паши я запомнил и не раз вспоминал его потом, когда бродил по оккупированной врагами стране. Сколько их, таких вот Гоманов, сидело и ждало, что они кому-то понадобятся? Тысячи. Десятки тысяч. Сотни. Не только воинов, но и простых трудяг, которые считали, что они нужны своей стране. Но не было лидера, и отсутствовала Идея, а сами люди уже были не способны самостоятельно двигаться против течения и потеряли всякие жизненные ориентиры. Поэтому их огромный потенциал, который мог изменить сложившийся порядок вещей (по моему глубокому убеждению, неправильный и несправедливый), остался невостребованным и был растрачен по мелочам.

Что же касается второго кандидата в подельники, то это девятнадцатилетний студент-филолог Эдик Шмаков. Как и я, он из провинции, сейчас учится на втором курсе университета и подрабатывает на стройках. В общем, самый обычный парень. Однако как-то мы с ним работали в паре, и студент покосился на китайцев, которые дружной толпой шли из общежития на пошивочную фабрику, и бросил, что они отнимают рабочие места русских людей. Хм! Сказал и сказал, а потом я узнал, что Эдик, оказывается, юный борец с этнической преступностью и ночами вместе с такими же, как и он, молодыми парнями, патрулирует один из московских районов.

Тогда я не придал этому значения и даже отстранился от студента, ибо своих проблем хватало, хотя он пытался меня сагитировать на вступление в какую-то националистическую организацию. Ну, а гораздо позже, я встретил его под Хабаровском, и он командовал одним из сводных московских отрядов, основу которого составляли националисты. Бились эти мужики и парни до конца, ведь не за приключениями приехали, а русскую землю защищать. Вот только убили Шмакова быстро. Не повезло. Выпущенная с ударного дрона ракета влетела прямо в подвал и всем капец. И когда я об этом услышал, то почувствовал себя виноватым перед Эдиком. Ведь имелся шанс все изменить и заставить правительство думать о людях. Можно было дать отпор приезжим, а затем заставить их уважать наши законы и обычаи. Однако не судьба. Я самоустранился и отстоялся в стороне от людей, которые не стеснялись называть себя русскими или славянами. Моему примеру последовал другой, а за ним пошел третий и четвертый. И только прожив немалый жизненный отрезок и пройдя через кровавую мясорубку войны, я осознал, что был не прав. Всем нам казалось, что жизнь наладится сама по себе и страну перестанет лихорадить, а президент и правительство разрешат спорные моменты, после чего мы перебедуем мировой кризис и у России будет великое будущее. Но мы ошибались. Как показало время, чиновникам было плевать на народ и его чаяния. Они отделывались от него подачками и умело кормили электорат обещаниями, а ресурсы России в это самое время продолжали уплывать на запад, и когда пришел час суровых испытаний встретить врага было некому, да и нечем.

Однако до печального конца России еще далековато, а вот чувство вины перед Шмаковым все еще имеется, и потому я хочу прислонить его к своим делам. Благо, парень горит. Он жаждет реального дела и если сходу найти к нему подход, то быть нам вместе. Ну, а поскольку Эдик парень резкий и спортивный, а самое главное, не балабол и уже имеет какие-то контакты среди правильной столичной молодежи, напарником он должен быть хорошим.

Тем временем я добрался до станции метро Киевская и спустился под землю. По Кольцевой доехал до Таганской и перешел на Калининскую линию. Затем до станции Авиамоторная и подъем. Все же удобная вещь метро, сказать нечего.

Снова я на поверхности, точнее, в переходе. По привычке оглянулся и столкнулся взглядом с китайцем, низким и приземистым мальчишкой лет шестнадцати, который стоял на ступеньках и держал в руках пачку цветных объявлений. Ничем не примечательный гражданин, но взгляд недобрый и в них было нечто злое. Он смотрел на меня с каким-то презрением, по крайней мере, мне так показалось, и я спросил себя: "А вот интересно, о чем он сейчас думает?"

Ответ пришел моментально: "Ходишь и улыбаешься, русский? Ну-ну, давай. Только недолго вам чувствовать себя здесь хозяевами. Близится наше время".

Невольно руки сжались в кулаки, и захотелось подойти к азиату и сломать ему переносицу, а затем бить его ногами и втаптывать в асфальт. Однако я себя одернул. Сам негатив накручиваю, а все потому, что привык воспринимать выходцев из Поднебесной как врагов, которых необходимо уничтожать. Но лично этот китаец не сделал мне ничего плохого. Приехал человек заработать немного денег, и это правильно, поскольку рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Здесь все просто, а противниками мы станем потом, когда наше демократическое правительство окончательно скурвится и выпустит нити управления страной из своих рук, а армия утратит боевую мощь. Слабых били всегда — это закон, а мы стали слабыми и потому нас разгромили. Но войну можно предотвратить, если изменить текущую реальность. Так что, глядишь, еще задружим с узкоглазыми и вместе по американцам ударим. Но для этого необходимо двигаться, а значит вперед, Егор, и поменьше сомнений.

Я прошел мимо китайца, который привлек мое внимание. Было, он попытался всучить мне рекламу, но, увидев мой бешеный взгляд, отшатнулся. После чего я вышел на тротуар и потопал в сторону 1-й Кабельной улицы. Шел не очень долго и не плутал, потому что почти год в этом районе прожил. Девятиэтажный дом, в котором я квартировал вместе с Сан Санычем и его бригадой, обнаружил быстро, на двери набрал код и уверенно вошел внутрь.

В подъезде было на удивление чисто — Паша Гоман не дремал и обязанности коменданта жилого дома, который стремительно превращался в общагу для мигрантов и приезжих работяг, исполнял со всей пролетарской ответственностью. По губам тут же пробежала улыбка и, поднявшись на третий этаж, я замер перед нужной мне дверью. Рука дернулась к звонку и замерла, поскольку в голове возникли резонные вопросы. А как начать разговор с Пашей, для которого я незнакомец с улицы? А что ему сказать? А как он меня встретит? А примет ли он мое предложение?

— Спокойно, Нестер, — успокаиваясь, прошипел я сам себе. — Все нормально. Увидишь человека, и слова найдутся. Не дрейфь.

Палец вдавил кнопку звонка. Сомнения отступили прочь и за дверью послышались шаги. Паша был дома, а значит, отступать поздно. Решил, делай.

***

• Предыдущая
• 8/87
• Следующая