Озорники - Полетаев Самуил Ефимович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/57
• Следующая

«Метод приводных ремней», как она его называла, Броня обосновала в своем дневнике и успешно применяла в походах, когда надо было подтягивать отстающих, во время купания, чтобы вытащить из воды увлекшегося ныряльщика, на прогулках и сборах, когда надо было унять забияк и крикунов, на линейках, чтобы добиться равнения по струнке: «А ну, Петя, сделай линеечку», — и Петя выходил из ряда, прищурив глаз, проходил вдоль строя, ребром ладони срезая выпяченные животы. Она добилась того, что при ее появлении сами ребята бросались будить засонь, вытаскивать из воды упрямцев, унимать крикунов. Ей приходилось иногда на слишком ретивых укротителей пускать других укротителей: «А ну-ка урезонь его!», выдвигая на эту роль не только физически сильных или старших, но и малышей. Причем слабые охотно брали на себя функции усмирителей и не боялись возмездия. Только в редких случаях ей приходилось вмешиваться самой. Весь арсенал ее воздействия — кивок, шевеление рукой, два-три слова. Этот экономный и эффективный метод наведения порядка, метод взаимного воздействия, она почитала полезным еще и потому, что он возлагал на ребят функции воспитателей, формируя таким образом самоуправляемый детский коллектив. Надо отдать должное ее скромности, метод этот она не считала открытием — она взяла его у Макаренко, но Макаренко применял его к большому коллективу беспризорных детей, уже привыкших своею прошлой жизнью к самостоятельности, а Броня (и она теоретически обосновала это в своем дневнике) применяла его к маленьким группам для повседневного, житейского, так сказать, обихода. Этот метод, который она сформулировала про себя как «метод меняющихся лидеров». приобрел в лагере популярность, но никому не удавалось добиться такой четкости, слаженности и быстроты, как Броне в ее отряде. «Броневой метод», оказывается, требовал нервного напряжения, гораздо проще было увещевать, вмешиваться и кричать. А это никуда, просто никуда не годилось — опускаться до уровня крикунов и разводить «коммуналку» Такой метод требовал выдержки — вот в чем соль. Он требовал работы над собой — вот где главный гвоздь. Броня гордилась открытым ею «методом приводных ремней» и определила его в своем дневнике как тему для статьи, собираясь предложить ее одному из журналов Министерства просвещения, только пока еще не могла придумать названия («Полгонорара за название!»). И вот этот метод вдруг стал давать осечки…

Началось с палаты, где спали двойняшки Аля и Маля, и как раз во время утреннего подъема, в быстроте и организованности которого палата добилась первого места по лагерю. Неизвестно, что у них было там ночью, наверно, угомонились позднее, чем обычно, но приход Брони в то утро и хлопок в ладоши не произвел никакого впечатления. Все продолжали спать. Броня похлопала в ладоши еще раз и какое-то время сверлила глазами одну койку за другой. Телепатического действия ее взгляды не оказали. Пришлось стянуть одеяло с первой койки — Риты Стукалиной. Рита открыла глаза и долго не могла понять смысла Брониных кивков. Наконец до нее дошло, она стала сдергивать одно одеяло за другим, но и это не произвело эффекта, хотя иные из девочек уже не спали, а только притворялись спящими. Девочки снова поукрывались одеялами, и картина мирно спящей палаты была полностью восстановлена. Рита Стукалина с ролью лидера провалилась. Она сама это поняла, но не смутилась, больше того — сама завалилась на койку и натянула одеяло. Это уже попахивало стачкой. Броня спокойно стащила одеяло с Насти Сорокиной — та редко получала роль лидера и сама набивалась первая. Очень довольная, она с гоготом стала стаскивать одеяла, но девочки вскакивали и снова падали на койки. Начиналась буза. Когда же Настя стащила одеяло с одной из близняшек (Али или Мали), то Аля (или Маля) в одних трусиках, растрепанная, как юная хорошенькая ведьма, вцепилась Сорокиной в волосы и повалила ее на койку. Сорокина — тяжелая, крупная, сильная девица — скинула с себя Алю (или Малю), но тут на нее с визгом навалилась Маля (или Аля), и вместе они, двойняшки, стащили Сорокину на пол и стали колотить. Подружка Сорокиной Мила Матвеева ввязалась в потасовку, чтобы защитить ее, и все четверо укатились под койки и возились там, кряхтели, кусались и орали благим матом. Вся палата набросилась на Сорокину и Матвееву:

— Предательницы! Подхалимки!

Девочек выволокли из-под коек, но они никак не хотели утихомириться, безобразно махали кулаками, усердно щипались. Леночка Матвеева уткнулась в подушку и ревела, а Сорокина, резво отбивавшаяся от девочек, вдруг тоже разревелась и забилась головой под подушку. На шум сбежались ребята из соседних корпусов, переполох охватил чуть ли не весь лагерь, как пожар. Броня закрыла двери от любопытствующих и неподвижно, как кариатида, стояла до тех пор, пока девочки не угомонились и не стали наконец прибирать постели. Потупив головы и не глядя ей в глаза, они побежали умываться. На своих койках оставались только Аля и Маля. Они продолжали лежать и гнусавить. И так усердствовали, что вскоре стали пищать по очереди — одна покричит, пока не устанет и замолчит, начинает другая. Броня уселась напротив, протерла пушистым кончиком косы свои очки и горестно мигала близорукими глазами, едва сдерживая малодушное желание заплакать. Этого еще не хватало! А поплакать страсть как хотелось — так бы и забилась сейчас в укромный уголок и выревелась от души. Но надо держать себя в руках, ангел мой! Броня напялила очки на покрасневший носик и поневоле залюбовалась двойняшками — ах, хороши, чертовки! Даже сейчас, едва сдерживая приступ малодушия, Броня не оставила своих наблюдений, пытаясь установить, кто из них кто, что в них алтайского, что русского, что от отца, местного композитора, а что от матери, русской учительницы, которых она помнила по родительскому дню. Она и раньше много думала о них и пришла к заключению, что это дьявольская шутка природы — создать существа, абсолютно совпадающие по всем признакам. Рослые, длинноногие, эти акселератки впадали порой в поразительную инфантильность, — феномен, который тоже ставил ее в тупик.

В палату заглянула встревоженная Мария Осиповна. Девочки уже успели донести медсестре о том, что произошло. Броня решительно встала, перекинула косу через плечо и с облегчением сказала:

— Будьте добры, Мария Осиповна, проводите Тозыяковых в изолятор и завтрак принесите им туда.

С приходом Марии Осиповны Броня снова почувствовала себя на педагогической высоте. Нет ничего хуже, когда между взрослыми нет единства, подумала она. Эта чувствительная толстуха была готова хоть всех положить в изолятор при малейшем намеке на простуду, расстройство желудка или царапине. Такая вот беспринципная и любвеобильная наседка была первой вредительницей организованной системы воспитания. Типичная старая дева по всему своему облику, из «добреньких», хотя, как узнала Броня, имела мужа и сына, который служил в армии. Когда в будущем Броня станет руководителем детского учреждения, она прежде всего расчистит персонал и удалит из него все аморфное, дряблое и анархическое. Таких, как Маня (Броня иначе про себя ее не называла), к ребятам нельзя подпускать на пушечный выстрел. Своей готовностью сдаться при малейшем ребячьем капризе она способна свести на нет любые усилия целого коллектива воспитателей. Вот ведь — стоило этой Мане войти в палату, как Броня сама поняла всю бессмысленность своей железной осады. Не вступать же с этой толстухой в обсуждение, как и что надо делать. Маня не упустила бы случая ввязаться в ссору, даже заплакать на людях, чтобы доказать свою сердобольность. Причитая и охая, она тут же стала прибирать за девочками постели (какой педагогический кретинизм — прибирать за детьми!), даже не давая им одеться, отвела их, притихших, в изолятор, а вскоре, кудахтая от распиравших ее чувств, побежала в столовую и принесла им завтрак на подносе — столько всего, словно там ее ждали не две девочки, а целый эскадрон изголодавшихся конногвардейцев… Так или иначе, именно Мария Осиповна вернула Броне решимость бороться до конца. Звание педагога обязывает.

• Предыдущая
• 33/57
• Следующая