Миры Роджера Желязны. Том 6 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 49
- Предыдущая
- 49/97
- Следующая
— Все, что ни писал, ни говорил и ни думал апостол Павел, — все зиждилось на заблуждении. А вот мы строим свою веру на фактах. Нам достоверно известно, что Карлтон Люфтойфель представлял на Земле Господа — и явил нам истинную сущность Бога, которая оказалась ужасной, мерзкой. Тому свидетельство во всем, что тебя окружает, — в каждой горсти праха, в каждой развалине. Четырнадцать лет своей жизни ты наблюдаешь проявления черной натуры Господа. Кругом только мерзость, мерзость и мерзость! Был бы у нас тут хоть один психиатр, он бы тебе открыл глаза, он бы сказал, чем ты занимаешься. То, что ты делаешь, называется бегством от реальности!
Отец Хэнди замолчал, обессиленный своей речью.
— А спать ей приходится — с Сэндзом! — ввернула Или.
Ответом ей было молчание. Ведь то, что она сказала, — тоже голый факт. Факт — это существенность, ее словом не отодвинешь не скроешь. Факт можно опровергнуть только большим фактом. Ни Лурин Рей, ни Ветхая Церковь таким фактом не обладают. У них лишь набор красивых слов, вроде «вечеря любви», «всепрощение», «милость», «вечное спасение».
Отец Хэнди веско сказал:
— После того как человек пережил оружие массового уничтожения, глобальную рассредоточенную бомбу и прочие прелести, он более не может доверять просто словам и жить одними словами. Понятно?
Лурин кивнула. Выглядела она потерянной, смущенной и очень несчастной.
Глава 3
Во время войны было произведено изрядное число различных наркотических веществ поражающего действия. Во всеобщем послевоенном хаосе кто-то где-то отыскивал остатки этой дряни. Питер Сэндз проявлял живой интерес к подобным наркотическим веществам, потому что они — или хотя бы некоторые из них — обладали кое-какими достоинствами, даром что создавались как оружие против врага: лишали человека воли, нарушали пространственную ориентацию, дурманили сознание и т. п.
Уж как там на самом деле — неизвестно. Однако Сэндз верил, что если обращаться с подобной наркотой осторожно, брать малые дозы, принимать эти яды в особой последовательности, то можно добиться эффекта обычных наркотиков, не рискуя протянуть ноги. Скажем, малые дозы нарушали пространственную ориентацию, но обостряли общую чувствительность, давали чувство полета. Зелененькие метамфеты, ярко-красные таблетки всяческих «…зинов», белые плоские диски кодеина, еще какие-то крохотные желтые фигушки — в зависимости от силы их действия, Сэндз делил их когда пополам, когда на четыре части. У него имелся тайный склад с широчайшим набором наркотиков, о котором он не говорил никому. По мере сбора своей коллекции Сэндз активно экспериментировал.
В глубине души он был уверен, что так называемые галлюцинации, вызываемые некоторыми из этих наркотиков (он не уставал напоминать себе, что годны для употребления лишь некоторые из его находок), — так вот, на самом деле это не галлюцинации, а прорыв в иные слои реальности. Одни из этих слоев его пугали, другие казались вполне приятными.
Как ни странно, ему нравилось попадать именно в пугающие слои реальности. Сам он предполагал, что длительное пуританское воспитание пробудило в нем мазохистские наклонности. Так или иначе, Сэндз предпочитал осторожненько применять те вещества, которые ненадолго швыряли его в царство ужасов. Заходить слишком далеко или оставаться слишком долго он не хотел — достаточно время от времени как бы в щелочку заглядывать в это царство ужасов.
Тут он был в чем-то похож на своего отца. Питер помнил, как однажды, еще до войны, отец опробовал электрошоковую машину в парке аттракционов: бросаешь десятицентовик в щель, берешься за две ручки и начинаешь потихоньку разводить их в стороны. Чем больше разводишь, тем сильней разряд. В итоге определяешь, какое напряжение можешь вынести до того, как отпустишь ручки. Маленький Питер с восхищением глядел на папу — залитое потом лицо натужно покраснело, но он только сильнее сжимает ручки — и расстояние между ними медленно и неуклонно растет.
Конечно же, машина была непобедима.
Отцу в итоге пришлось отпустить ручки — вскрикнув от уже совершенно невыносимой боли. Но пока он боролся с непобедимой машиной, он был восхитителен. Разумеется, он слегка рисовался перед своим восьмилетним сынишкой — и действительно произвел на мальчика огромное впечатление своей силой воли и выносливостью.
Сам Питер прикоснулся к ручкам на полмгновения и в страхе шарахнулся прочь — он бы и секунды такого ужаса не вынес! Тем больше он восхищался выдержкой отца.
Но склад смертельно опасных наркотиков, принадлежавший повзрослевшему Питеру Сэндзу, был под стать бессмысленному единоборству его отца с электрошоком. Питер, с тщательностью и осмотрительностью алхимика, дозировал и смешивал свои сокровища. Он никогда на принимал наркотики в одиночестве. Всегда рядом должен быть кто-то, кто сможет в пожарном порядке запихнуть ему в рот стандартное противоядие — фенотиацин, если «путешествие» уведет Питера слишком далеко — ввысь или вглубь или куда оно там уводит…
— Наверно, я долбанутый, — как-то признался он Лурин Рей в порыве искренности.
Тем не менее свои опыты Сэндз не прекратил. Он неизменно осматривал товар всякого бродячего торговца, проходившего через Шарлоттсвилль. Находил нужное — и покупал. Его и без того большие фармацевтические запасы постоянно пополнялись новинками: он уже научился с одного взгляда определять примерный состав любой таблетки, любой капсулы, даром что ассортимент был огромный и непосвященные просто терялись. А Питер запросто определял или угадывал производителя, назначение и состав большинства таблеток и капсул. В этом вопросе он стал ходячей энциклопедией.
— Если ты понимаешь, что у тебя на этом крыша поехала, тогда брось это! — сказала ему Лурин.
Но он бросать не хотел, потому что у него была цель. Он не просто одурманивал себя. Он искал. Искал нечто. Ему казалось, что лишь тоненькая перегородка отделяет его от чего-то важного, значительного. И Питер стремился с помощью своих опасных препаратов проломить эту перегородку — или отодвинуть тяжелый занавес — и прорваться к важному…
По крайней мере эти рациональные доводы он приводил себе в пользу продолжения экспериментов. «Стал бы я валандаться с этими галлюцинациями, — говорил он себе, — если бы не имел в виду высокой цели!»
Ведь опыты приносили мало приятного: иногда он испытывал острейший страх и полное помутнение рассудка, часто — депрессию, а изредка — даже приступы вызванного химией кровожадного буйства.
Чего же он взыскует так упорно? Наказания?
Он думал об этом часто и всякий раз отвечал: «Нет». Он не стремился изуродовать себя, разрушить свой организм, навредить своей печени или почкам. Перед применением каждого нового вещества Сэндз прилежно прочитывал вложенные в коробочки описания состава и способа применения, внимательно изучал список возможных побочных эффектов. И, уж конечно, он не хотел становиться буйным и в приступе психоза поранить или убить кого-нибудь. Скажем, ту же милую бледненькую Лурин. Однако…
Свою мысль он пояснил Лурин следующим образом:
— Мы способны зреть Карлтона Люфтойфеля — для этого нам достаточно наших органов чувств. Но мне чудится, что существует реальность иного порядка, которую не увидишь невооруженным глазом. Что-то вроде того, как мы, к примеру, не воспринимаем ультрафиолетовое и ультракрасное излучение — что не мешает этим излучениям невидимо существовать…
Лурин слушала его, свернувшись калачиком в кресле напротив и покуривая алжирскую трубку, сделанную из корня верескового дерева. Она набивала эту трубку довоенным давно пересохшим голландским плиточным табаком.
— Чем гробить себя этими «колесами», — сказала она, — ты бы лучше придумал инструменты для регистрации наличия иных слоев реальности — или что ты там ищешь. Куда проще считать информацию с приборов. И безопаснее.
Она постоянно боялась, что Питер однажды не вернется из своего наркотического «путешествия». Ведь говоря по совести, эти наркотики вовсе и не наркотики, а оружие нервно-паралитического воздействия, которое должно вызывать необратимые неврологические и метаболические нарушения в организме человека, — причем точный механизм разрушительного действия был зачастую неизвестен даже самим производителям… Вдобавок на каждого человека эта дрянь воздействует по-своему, что только усугубляет опасность.
- Предыдущая
- 49/97
- Следующая