Миры Роджера Желязны. Том 23 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 35
- Предыдущая
- 35/86
- Следующая
Потом я достал карту, которая доставит нас домой, и сжал ее в руке. Да, боюсь, матушке вся эта история придется не по нраву.
Сила.
Это было в субботу. С утра мы с Люком полетали на дельтапланах, затем пригласили Джулию и Гейл на ленч, после чего взяли «Звездное сияние» и на несколько часов вышли в море. Ужинали в гриль-баре на берегу. Пока нам готовили мясо, мы с Люком занялись армрестлингом, условившись, что проигравший платит за напитки. В результате Люк прижал мою руку к столу. Пришлось мне покупать на всех пива.
Кто-то за соседним столом сказал:
— Если бы у меня был миллион долларов, свободный от налогов, я бы…
Джулия засмеялась.
— Чему ты смеешься? — спросил я.
— Неслабое у него желание, — ответила она. — А вот я хотела бы шкаф, битком набитый модными платьями, и драгоценности к ним. И чтобы шкаф этот стоял в красивом доме в престижном районе, где я была бы южной персоной… Люк улыбнулся:
— Так, от денет к власти…
— Может, ты и прав, — согласилась она, — а какая, собственно говоря, разница?
— На деньги покупают вещи, — ответил Люк, — а власть не только дает деньги и вещи, но и делает историю. Так что, если у тебя есть выбор, выбирай власть.
Привычная слабая улыбка исчезла с лица Гейл, глаза ее стали серьезными.
— Разве власть — самоцель? Джулия засмеялась:
— Что плохого в том, чтобы иметь немного власти? По-моему, это довольно приятно.
— Пока ты не получаешь много власти, — заметил Люк.
— Тогда и мыслить придется масштабно, — сказала Джулия.
— Не согласна, — заявила Гейл — Для человека прежде всего долг.
Люк внимательно посмотрел на нее и кивнул.
— Ох, давайте оставим вопросы морали, — протянула Джулия.
— Нет, не оставим, — отрезал Люк.
— Я не согласна с тобой. Люк пожал плечами.
— Она права, — внезапно промолвила Гейл — Я не считаю, что долг и мораль — одно и то же.
— Когда у тебя есть долг, — сказал Люк, — есть определенные обязанности — к примеру дело чести, это и должно стать твоей моралью.
Джулия взглянула на Люка, потом на Гейл.
— Выходит, мы пришли к единому мнению?
— Нет, — покачал головой Люк, — не думаю. Гейл пригубила бокал.
— Ты говоришь о личном кодексе чести, как ты его понимаешь; это не имеет ничего общего с общепринятыми, расхожими представлениями о морали.
— Верно, — согласился Люк.
— Тогда это не мораль в чистом виде, а только долг, — возразила она.
— Но долг и есть мораль, — настаивал Люк.
— Мораль есть ценность цивилизации, — сказала Гейл.
— Понятие «цивилизация» условно, это искусство жить в больших городах.
— Ну хорошо, тогда — культурная ценность, — кивнула Гейл.
— Культурные ценности — также вещь относительная, — улыбнулся Люк. — Мои, например, подтверждают мою правоту.
— А откуда они взялись, твои ценности? — поинтересовалась Гейл, внимательно глядя на него.
— Давай придерживаться чисто философских категорий, — предложил он.
— Тогда, может, вернемся к долгу?
— А куда подевалась власть? — спросила Джулия.
— Да здесь она где-то, — улыбнулся я.
Гейл сидела с озадаченным видом, будто в нашей дискуссии возникло что-то новое, способное дать мысли иной поворот.
— Если долг и мораль — две разные вещи, — медленно произнесла она, — какой из них вы отдадите предпочтение?
— Никакой, потому что это одно и то же, — ответил Люк.
— Я так не думаю, — вмешалась Джулия. — У тебя получается, что долг — это что-то очень конкретное, а что нравственно, что нет — ты решаешь сам. Если бы мне пришлось выбирать, я выбрала бы мораль.
— Что до меня, так я предпочитаю конкретные вещи, — сказала Гейл.
Люк допил пиво и слегка рыгнул.
— Чушь все это! Хватит вам философствовать, уикэнд не для того. Давай-ка лучше попробуем еще разок, Мерль!..
Я поставил левый локоть на стол и раскрыл ладонь. Мы начали меряться силой, напряжение возрастало.
— Я прав, не так ли? — процедил он сквозь сжатые зубы.
— Да, ты прав, — ответил я и прижал его руку к столу.
Сила.
Я вынул корреспонденцию из почтового ящика и отнес ее наверх в свою квартиру. Там было два счета, несколько рекламных писем и пухлая бандероль без обратного адреса.
Я запер за собой дверь, сунул ключи в карман, швырнул кейс на стул и собирался сесть на диван, когда в кухне зазвонил телефон.
Бросив почту на кофейный столик, я пошел на кухню. И тут у меня за спиной рванул взрыв. Я машинально нырнул вперед, ударившись головой о ножку кухонного стола, и в общем-то не пострадал. Тем временем телефон смолк. Я уже тогда знал, что есть более простые способы избавляться от ненужной почты, но долго еще ломал голову над тем, кто же мне звонил.
Иногда я вспоминаю про первую попытку: грузовик, мчавшийся прямо на меня. Перед тем как отпрянуть в сторону, я успел взглянуть на лицо шофера — ничего не выражающее, застывшее, мертвое, словно он был загипнотизирован, одурел от наркотиков или спятил. А еще вспоминается ночь, когда на меня напали грабители. Они набросились на меня, не говоря ни слова. Я отбился от них и пошел прочь. Уходя, я оглянулся и увидел мельком темную фигуру, скользнувшую в дверь дома напротив. Посторонний наблюдатель или один из нападавших, которому посчастливилось улизнуть? Я был встревожен. Если бы я вернулся, а этот человек оказался бы всего лишь случайным прохожим, он мог бы стать свидетелем, способным описать меня полиции. Да, разумеется, мои действия вполне укладывались в рамки самообороны, но кому нужна лишняя шумиха? И я, послав мысленно его ко всем чертям, зашагал дальше. Вот вам еще один случай из серии тридцатых апреля.
Затем день ружья. Я быстро шел по улице, как вдруг прогремели два выстрела. Стрелявший промазал, но я осознал, что происходит, лишь когда на меня посыпались обломки кирпича здания слева от меня. Третьего выстрела не последовало, но из дома на противоположной стороне улицы послышался глухой стук и звон разбитого стекла. Одно окно на третьем этаже было широко распахнуто.
Я поспешил туда. Старый жилой дом, входная дверь его оказалась запертой, но мне было не до соблюдения этикета, и я взбежал по лестнице на третий этаж. Нашел, как мне показалось, нужную квартиру и решил для разнообразия попробовать открыть ее старым добрым способом: просто повернул ручку и толкнул. К моему удивлению, получилось, дверь была не заперта.
Еще с порога я увидел, что квартира пуста, что в ней даже нет мебели. По-видимому, никто здесь не жил. Может, я ошибся, не туда вошел? Однако, заметив широко раскрытое окно и лежавший на полу предмет, я вошел и закрыл за собой дверь.
В углу лежало сломанное ружье. Оглядев приклад, я понял, что его с силой швырнули; ударившись о радиатор, оно отскочило в угол. Потом я заметил на полу кое-что еще, влажное и красное, всего несколько капель.
Я быстро осмотрел небольшую квартиру. Окно в спальне было тоже открыто, и мимо него тянулась пожарная лестница. Я решил, что мне следует воспользоваться ею и удалиться. На черном металле также обнаружилось несколько капель крови. Внизу, на улице, никого не было видно.
Сила.
Чтобы убивать. Чтобы оберегать.
Люк? Джасра? Гейл? Кто из них замешан?
Я вспомнил, что в то утро, когда оказалась открытой газовая горелка, мне тоже звонили. Желая предупредить меня об опасности?
Каждый раз, обдумывая эти события, я воспринимал их по-разному. Каждый раз обнаруживал новые моменты. Если верить Люку и псевдо-Винте, эпизоды последних тридцатых апреля не представляли для меня опасности. Но, по моему мнению, каждый раз мне грозила смерть. И кого я должен был винить? Преступника? Или избавителя, спасавшего меня в последнюю секунду? Кто же этот таинственный убийца, и кто избавитель?
Помню странную историю, приключившуюся с моим отцом, злополучную автомобильную катастрофу, как в фильме «Прошлым летом в Мариенбаде», хотя тот случай объяснялся значительно проще, чем мои злоключения. По крайней мере, отец знал, что надо было делать. Неужели мне в наследство досталось фамильное проклятие — один заговор за другим?
- Предыдущая
- 35/86
- Следующая
