Миры Роджера Желязны. Том 21 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 14
- Предыдущая
- 14/84
- Следующая
— Лгу? — удивленно спросила Флора. — Я никого не могла вызвать. Все были чем-то заняты.
Я поднял руку с вытянутым указательным пальцем. За спиной у меня, прямо за окном, полыхнула молния.
По телу пробежали мурашки. Раскат грома тоже прозвучал весьма эффектно.
— Ты грешишь, не договаривая, — сказал я на всякий случай.
Флора закрыла лицо руками и заплакала.
— Не понимаю, о чем ты! — всхлипнула она. — Я тебе на все вопросы ответила! Чего тебе еще надо? Я не знаю, куда ты ехал, кто стрелял и когда это точно случилось. Я тебе все-все сказала, черт подери!
Либо она действительно не врала, либо ее ничем не проймешь, решил я. Так или иначе разговорами от нее больше ничего не добиться. И вообще пора было сменить тему. Хватит про аварию, а то Флора решит, что я на ней зациклился. Если я что-то упустил, дознаваться надо было самому, без Флориной помощи.
— Пойдем со мной, — велел я.
— Куда?
— Хочу тебе кое-что показать. Ты мне нужна для опознания. Увидишь — тогда я тебе кое-что скажу.
Флора встала и послушно последовала за мной. Мы прошли через зал и поднялись этажом выше. Я хотел сначала показать ей труп ублюдка, а уже потом рассказать о том, что случилось с Кейном.
Труп на Флору большого впечатления не произвел.
— Да, — кивнула она и добавила: — Даже если бы я не узнала эту тварь, я бы сказала, что узнала, — ради тебя.
Я пробурчал что-то нечленораздельное. Родственная верность порой трогает меня до глубины души. Не могу сказать, поверила мне Флора или нет, когда я ей поведал про Кейна. Правда, когда оба собеседника друг другу чего-то не договаривают, значит, оба хороши. Я ни словом не обмолвился о Брэнде, и она о нем молчала. Единственное, что сказала Флора, когда мне сказать было уже нечего, так это следующее:
— Камешек тебе к лицу. А как насчет короны?
— Об этом пока рано говорить, — ответил я.
— Если тебе потребуется моя скромная помощь…
— Знаю, — кивнул я. — Знаю.
Место для моего склепа выбрали на редкость уединенное и спокойное. Стоит он один-одинешенек на заднем склоне гребня Колвира, защищенный с трех сторон от буйства стихий. В подсыпанной вокруг его земле растет пара-тройка суковатых деревьев, там-сям торчат колючие кусты, зеленеет трава, по скалам вьются толстые канаты горного плюща. Склеп — длинное, приземистое строение, перед которым врыты в землю две каменные скамьи. Он почти весь порос плющом, милосердно скрывающим убийственную надпись, высеченную над входом пониже моего имени. Понятное дело — сюда мало кто ходит.
Вот туда-то мы и отправились ближе к ночи с Ганелоном, прихватив порядочно вина, нарезанного хлеба и холодного мяса.
— Гляди-ка, ты не шутил, оказывается! — воскликнул Ганелон, после того как спешился, подошел к склепу, раздвинул плети плюща над входом и прочел надпись.
— Конечно, нет, — ответил я, слезая с коня и привязывая к дереву поводья. — Моя могилка, можешь не сомневаться.
Привязав рядом со своим чалым лошадь Ганелона, я снял с седла наши сумки с вином и провизией и перенес их на ближайшую скамью. Ганелон присоединился ко мне, как только я откупорил первую бутылку и наполнил кружки темным густым вином.
— Все равно непонятно как-то, — покачал головой Ганелон, взяв у меня кружку.
— Что тут понимать? Я умер и похоронен здесь. Это мой кенотафий — гробница, которую ставят, когда не могут разыскать тело умершего. Я, честно говоря, и сам о том, что он обнаружен, узнал не так давно. Склеп поставили несколько столетий назад, когда тут решили, что я уже не вернусь.
— Странновато как-то, — пробурчал Ганелон. — И что же там внутри?
— Ничего. Хотя предусмотрительно устроена ниша, а в нише стоит урна для моего праха — на случай, если когда-нибудь обнаружится тело. Не придерешься.
Ганелон сделал себе сандвич.
— А чья была идея? — поинтересовался он.
— Рэндом думает, что Брэнда или Эрика. Точно никто не помнит. Но, похоже, в ту пору все эту идею одобрили.
— И что теперь с этой штукой будет? Я пожал плечами:
— Подозреваю, кое-кто жалеет о том, что такой прекрасный склеп пустует, и мечтает, чтобы в него легло мое тело. На самом деле — милейшее местечко, просто созданное для того, чтобы приходить сюда и вдрызг напиваться. Я еще ни разу не засвидетельствовал почтения своей могилке таким образом.
Я сделал себе двойной сандвич и принялся с аппетитом уплетать его. У меня была первая настоящая передышка за последние дни — как сказать, может, и последняя, учитывая все, что меня ожидало. Но за прошедшую неделю мне никак не удавалось переговорить с Ганелоном с глазу на глаз, а он был одним из тех немногих, кому я доверял. Я хотел рассказать ему все. Я должен был ему все рассказать. Мне требовалось поговорить с человеком, который не погряз в наших делах так, как мы сами, не был непосредственным участником событий в Амбере.
Так я и сделал.
За время моего рассказа луна совершила долгое путешествие по небесам, а у стены склепа выросла солидная горка битого стекла.
— Ну и что по этому поводу думают остальные? — спросил Ганелон, когда я закончил рассказ.
— То, что и следовало ожидать, — ответил я. — Я и не сомневался, что Джулиан ни одному моему слову не поверит, хотя будет говорить, что поверил. Он знает, как я к нему отношусь, и не хочет меня дразнить. Бенедикт, думаю, мне тоже не верит, но в его тактике разобраться будет потруднее. Он тянет время — и пусть тянет, мне и самому время нужно, чтобы осмотреться и поразмыслить. Что до Джерарда… для него убийство Кейна, судя по всему, стало последней каплей, переполнившей чашу терпения, и, если у Джерарда хоть какое-то доверие ко мне было, теперь оно испарилось. И все же завтра рано утром он возвращается в Амбер, и мы вместе отправимся в рощу и выкопаем тело Кейна. Я вовсе не собираюсь устраивать из этой поездки сафари, но в попутчики мне обязательно нужен кто-то из членов семейства. Теперь Дейрдре — она вроде как даже обрадовалась. Ни единому слову не поверила, не сомневаюсь. Но это ладно Она всегда была на моей стороне и никогда не жаловала Кейна. Я бы даже так сказал: она рада, что я занимаюсь укреплением своих позиций. Не могу судить наверняка, поверила ли мне Ллевелла. Ей, похоже, вообще ни до кого нет дела, не то что остальным. Что касается Фионы, то ее все это вроде бы просто позабавило Она всегда и ко всему относится отвлеченно и свысока. Никогда не поймешь, что на самом деле у нее на уме.
— А про Брэнда ты тоже всем рассказал?
— Нет. Я рассказал только про Кейна и попросил всех быть в Амбере завтра вечером. Вот тогда-то я расскажу про Брэнда. Есть одна догадочка, хочу ее проверить.
— Ты со всеми через карты переговаривался?
— Конечно.
— Знаешь, я давно собирался тебя спросить… Там, в той Тени, куда мы мотались за оружием, есть телефоны…
— Ну и?..
— Пока мы там болтались, я кое-что вызнал насчет прослушивания телефонных переговоров. А как ты думаешь, ваши переговоры через карты… не может тут быть каких-нибудь «жучков»?
Я громко расхохотался, но довольно быстро сообразил, что в таком нелепом на первый взгляд предположении Ганелона что-то есть.
— Честно говоря, не знаю, — ответил я наконец. — В записках Дворкина многое покрыто мраком. Мне такая мысль в голову не приходила, и сам я никогда такое проделывать не пробовал. Но это интересно…
— Ты знаешь, сколько всего колод волшебных карт?
— Ну… у каждого из членов семейства — по одной, да в библиотеке что-то около дюжины запасных. Может, и еще есть.
— Я вот думаю, ведь если вправду подслушивать, то можно много чего вызнать.
— Да! Дай-ка сообразить… отцова колода, колода Брэнда, да та, что у меня была с самого начала… да еще та, что Рэндом посеял… Проклятье! Ведь действительно уймы карт не хватает! А что с этим делать, ума не приложу. Пожалуй, надо начать расследование и провести серию экспериментов. Спасибо, что надоумил.
Ганелон улыбнулся. Некоторое время мы молча потягивали вино.
- Предыдущая
- 14/84
- Следующая
