Миры Роджера Желязны. Том 15 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 27
- Предыдущая
- 27/64
- Следующая
Амнет инстинктивно оглянулся назад, но дорога позади них была пуста.
Не доезжая двухсот ярдов, на расстоянии полета стрелы, всадник свернул влево, и из облака пыли вынырнул второй, затем третий, четвертый, пятый. Все они съезжали в сторону и резко осаживали лошадей, так что Амнет и его спутник оказались окруженными.
Резким криком один из них приказал всадникам остановиться.
— Что им нужно, господин Томас?
— Не знаю, но думаю, что нам придется поехать с ними.
Для воина, стратега и человека быстрого действия требования придворной жизни были утомительны. Вереница трезвых лиц, избитые восхваления, беспокойные руки и жадные глаза — все это изматывало душу и удлиняло день. Этим утром он вершил суд, выслушивая жалобы одних бедуинов на других по поводу потерянной овцы или прав на колодец. Угол, под которым падал солнечный луч через отверстие в шатре, говорил, что после полуденной молитвы прошло не менее часа. Саладин испустил такой вздох, что его мог услышать Мустафа, в ожидании стоявший за ним.
Следующими просителями были несколько бедуинов, которые приволокли пару оборванных путешественников. Один из них, по виду полукровка, упал на колени перед подушками, на которых сидел Саладин. Второй был европейцем и, по-видимому, франком. Он остался стоять, глядя на султана сверху вниз, — до тех пор, пока один из бедуинов не пнул его под коленку. Человек повалился на все четыре конечности, но не оторвал взгляд от султана.
Одежда обоих была пыльной и носила следы долгого пути. Туника франка, видимо, когда-то была белой. Менее грязное пятно слева на груди было похоже на крест. И все же это могло ровным счетом ничего не значить.
— Что за жалоба? — спросил Саладин, придав своему голосу строгость.
— О мой господин, эти люди были найдены на дороге в Яффу.
— И?..
— За эту дорогу отвечает Харис эль-Мерма. Все проезжающие по ней должны получить наше разрешение и заплатить пошлину. Они не заплатили.
— Вы не смогли получить с них плату?
— О мой господин, у них ничего не было.
— Совсем ничего?
— Не было денег, а оружие бедное. У одного было вот это… — И мужчина вытащил старый кошелек палевой кожи из-под своей одежды.
— Дай-ка его сюда, — приказал Саладин.
Бедуин передал кошелек. Внутри его был твердый кусок, похожий на камень. Султан развязал кожаные ремешки и достал содержимое. Это был кусок дымчатого кварца, гладкий, как окатанная водой галька. Он был тяжелый и теплый, вероятно, сохранил тепло тела бедуина. Саладин рассматривал его в солнечных лучах, которые проникали через крышу шатра.
Коленопреклоненный франк судорожно вздохнул и задержал воздух. Свет входил в кристалл и таял там, не проходя через него и не преломляясь на гранях. Что-то темное находилось в центре кварца — пятно, которое лишало его той ценности, которую мог иметь такой большой кристалл.
Саладин опустил его в кошелек и передал бедуину.
— Отдай ему этот камень. Он не стоит денег.
— Слово моего господина — закон.
— Я заплачу пошлину за этих двоих.
— Благодарю тебя, мой…
Саладин прервал его и повернулся к франку:
— Вы христиане?
— Я — христианин. — Арабский, на котором говорил человек, был таким же нечистым, как камень, но удивительно было слышать родной язык в устах европейца.
— А этот полукровка твой слуга?
— Мой подмастерье, господин. И мой друг. Саладин пожал плечами. Кого заботит, кому предан этот неверный?
— Что за дело у вас в Яффе?
— Меня послал мой хозяин, чтобы выяснить спрос на лошадей… лошадиное мясо.
— Ты не похож на купца. Возможно, ты воин, судя по одежде, однако у тебя не тупой взгляд. Ты был воином?
— Меня учили воинскому искусству, но я не слишком преуспел в нем.
Кого интересует, что думает неверный о своих достоинствах?
— Хорошо, когда человек знает пределы своих возможностей, — сказал Саладин. — Ты можешь ехать. В Яффу. Узнавай цену на конину.
Мужчина в знак признательности коснулся головой пола шатра, как делают мусульмане на молитве.
— Но запомни, христианин. Ты должен уехать из этой страны до конца года. Весь твой род должен уехать. Сейчас между нами война — последняя война. Мой тебе совет: не покупай молодых лошадей — ты никогда не получишь за них настоящую цену… Ты понял, что я сказал?
— Нет, мой господин, — заикался мужчина.
— Я не буду тебе объяснять. Теперь можешь идти. Саладин повернулся и дал знак Мустафе. Пора было совершить молитву.
— Живы ли мы, господин Томас? — Бедуины освободили Лео от его старой кобылы, и теперь он раскачивался на спине верблюда, который постоянно старался куснуть его за колени.
Французский конь Амнета был обменян под угрозой оружия на старого верблюда с разбитыми копытами и застарелыми болячками на ногах.
Животное дышало так тяжело, что у Томаса рука не поднималась ускорить движение, стукнув его хорошенько.
— Похоже, живы, — ответил Амнет.
— Я думал, что Саладин назначил цену за каждого тамплиера.
— Да, это так.
— Но он отпустил вас.
— Я же не представился ему.
— Да, но он мог видеть след от креста, который вы спороли с туники. Я заметил, что он очень внимательно его разглядывал.
— Но я вел себя униженно в его шатре, и он решил, что я украл ее. О человеке судят по его делам и разговору, не по одежде. Даже сарацины это понимают.
— Почему он отпустил вас? Кажется, он принял решение после того, как подержал кристалл.
— Ты заметил это, не так ли?
— Я замечаю все, господин. Как вы и учили меня.
— Я усердно молился, чтобы он отпустил нас. Это дар небес, что он не забрал Камень.
— Этот Камень так важен для вас? Почему?
— Ах, Лео! Хватит вопросов. Ты должен оставить мне что-нибудь, чему я еще могу научить тебя.
— Если так, хорошо. Я могу подождать. Но не долго.
— Для чего мы нужны вам? — взревел Роджер, Великий магистр Ордена госпитальеров. Его голос гремел под сводами трапезной.
Собравшиеся рыцари зашумели. До Амнета донеслось: «Слушайте, слушайте!», «Никогда!», «Не хотим!»
— Только сам папа может приказать госпитальерам сражаться, — продолжал Роджер более спокойным тоном. Было ясно, что он чувствует себя обязанным что-то объяснять или оправдываться перед посланцем.
— Это правда, — согласился Амнет, повышая свой голос, чтобы перекрыть шум. — Ваш Орден подчиняется — так же как и мой — только Его Святейшеству. Однако интересы этой страны и короля Ги близки нам.
— Ги связался с Шатильоном и сам лезет дьяволу в пасть. Пусть сам и расхлебывает все это.
— А если Ги не отдаст Шатильона Саладину, что тогда?
— Э? — казалось, Роджер был поражен какой-то новой мыслью.
— Если король Ги поднимет армию франков на битву с Саладином, а Орден госпитальеров не присоединится к нему, — что тогда?
— Тогда Ги окажется в дерьме.
— А если он разобьет сарацин?
— Э?
— Если франки победят, а госпитальеры для этого ничего не сделают, для них это плохо кончится. Десятина будет поступать не столь регулярно. Долги будут выплачиваться не столь быстро. Некоторые поместья, полученные в дар от некоторых королей, могут быть потребованы обратно.
— Это нам не впервой. Мы уже почувствовали тяжесть королевского недовольства.
— А Его Святейшество… он будет улыбаться, как Бог, не вмешиваясь во все это. В конце концов, наш Урбан отнюдь не политик. Он не станет менять свои привязанности из-за гнева королей или золота тех, у кого в руках оказалась власть. Вы так думаете?
— Гм-м… — Казалось, Роджер был поражен новой мыслью. Тишина в зале позади Амнета нарушалась лишь шарканьем сапог по каменным плитам.
— Вы потеряете немного, если король Ги и те, кто выступят с ним, будут побеждены. Конечно, вы сможете удержать собственные позиции в этой варварской стране силой своих мечей. Но если король Ги и принц Рейнальд победят, они будут сильнее, чем прежде, — а разве кто-нибудь будет молить Бога о другом? В этом случае ваша позиция невмешательства может привести к тому, что ваши позиции ослабнут.
- Предыдущая
- 27/64
- Следующая
