Миры Роджера Желязны. Том 12 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 20
- Предыдущая
- 20/74
- Следующая
Фриде, не привыкшему к такого рода зрелищам, газовый мост показался ужасающе огромным. Находясь в столь непосредственной близости, астрофизик мог даже разглядеть его переплетения, впадины и бугорки на поверхности. Внутри огромной трубы сходились течения и противотечения, выбрасывающие сгустки свободных газов, почти моментально сгоравших в перегретой атмосфере короны.
— Джели! — Фриде нажал кнопку селектора, — подойди, пожалуйста, на секунду!
— Что случилось? — В тоне жены слышались едва различимые нотки недовольства. — У меня все руки в соде.
— Я обнаружил протуберанец!
— М-м… а ты разве не собирался его отыскать? Я имею в виду солнечные пятна и все такое прочее…
— Но он просто огромен!
— Да, тогда, наверное, и пятно должно быть немаленьким.
— Дорогая, ты совершенно не романтична!
— Ты прав, мой дорогой. Я как раз собиралась пойти в гидропонный процессор и проверить его содержимое.
— Так ты не хочешь увидеть протуберанец?!
— Милый, занимайся им сам, а я приготовлю нам поесть.
— Ты много потеряла, — сказал Фриде, но его жена уже отключила интерком.
Доктор распустил ремни, привязывавшие его к креслу, и позволил невесомости унести его к самому куполу обзорной кабины. Сейчас лицевая часть «Гипериона» была повернута к диску звезды, и Фриде знал, что если опустить поляризующие фильтры, то Солнце предстанет перед ним во всей красе.
Естественно, Солнце не будет светить ему в лицо со всей силой, поскольку такое излучение неминуемо убьет его. Темный экран перед глазами ученого был сделан из термостойкого стекла двойной прочности, с теми же промежуточными слоями фреонового геля, как и в других отсеках корабля. Солнечный жар не сможет его испепелить, поскольку контроль за поляризацией купола, представлявшей собой искусно сплетенную сеть жидких кристаллов, осуществлялся собственной экспертной системой, не похожей на радужную оболочку глаза. Фотометры отбирали необходимый видимый спектр, а кристаллы задерживали избыточный свет, способный оказаться губительным для кожи и глаз, так что ученый был надежно защищен. Отбрасывая в сторону частности, можно без преувеличения сказать, что Фриде смотрел на Солнце настолько пристально, насколько он мог себе позволить.
Доктор повернул рукоять.
Скручивание!
Вращение!
Сгущение!
Разрыв!
Газовая трубка, в которую угодил плазмот, уже успела накопить десятки тераватт потенциала внутри канала. Чем сильнее становился поток, тем неуверенней чувствовал себя плазмот, поскольку избыток кинетической энергии начинал сказываться на его ионной структуре.
Помимо постепенного структурного истощения, плазмота заботило иное. Ему некуда было податься, не с кем переговорить, и не было ни малейшего шанса на улучшение положения. Предстоит болтаться в вышине, пока на солнечной поверхности не произойдет какое-либо событие.
На мгновение ему закралась в голову мысль отцепиться от внутреннего течения и соскользнуть вниз. Возможно, удастся вернуться в фотосферу вместе с нисходящим потоком.
Однако плазмот чувствовал, что это будет означать его конец. Края трубки терялись в черноте магнитного шторма, о котором он тщетно пытался предупредить своих собратьев и который по-прежнему бушевал в солнечной атмосфере. Падая, плазмот мог запросто угодить в самый центр огромного холодного бассейна нисходящей газовой колонны — аномалии на фоне восходящих жарких ячеек фотосферы. Сравнительно холодные газы увлекут его в глубь конвекционного слоя на полпути к ядру, где никогда не был ни один плазмот. На дне колодца его могут испепелить термальные энергии.
Стоило рисковать лишь в случае, если бы удалось доплыть до одной из стенок бассейна и отыскать восходящий поток. Что не исключено, если бы ячейка не превосходила шириной те восходящие колонны фотосферы, которые плазмоты избрали своим обиталищем. Однако бассейн мог оказаться шире их в сотню раз, и тогда плазмоту грозила участь быть заживо погребенным в холодных глубинах.
Надежды не оставалось, и плазмот был бессилен предпринять что-либо, безучастно подсчитывая витки газовой трубки и пытаясь приноровиться к невероятным по внутренней силе сгусткам энергии. Он потерял счет времени, когда внезапно почувствовал изменения. Грохочущая газовая трубка внезапно затихла, а скорость снизилась. Начался какой-то новый этап.
Газовый мост рухнул прежде, чем плазмот успел сообразить, что же, собственно, происходит.
Он не упал вниз, поглощенный породившей его колышущейся черной мутью, поскольку успел накопить слишком много энергии. Он рванулся вверх, выбрасывая сгустки и полосы перегретой плазмы к колышущейся короне.
Плазмот обвился вокруг одного из бешено несущихся сгустков материи и приготовился к смерти.
Сияние!
Удар!
Ритм!
Скорость!
Борт «Гипериона», 21 марта, 18.49 единого времени.
Перед доктором Ганнибалом Фриде светился спектр солнечной поверхности, чью сверкающую мощь, казалось, не в силах были сдержать защитные слои купола. Доктор прищурил глаза и бросил взгляд на восток, чуть ниже экватора, отыскивая пару солнечных пятен, едва видных в альфа-водородных лучах. Под воздействием ярчайшего свечения дыра почти исчезла из поля зрения.
А это что такое?! Привыкнув к свету, Фриде обнаружил нечто новое. На фоне золотистого отблеска солнечного диска район вокруг пятен побелел до серебристого сияния. Он был не менее ярок, однако по сравнению с общим свечением спектра выглядел менее красочным, менее насыщенным и интенсивным. Казалось, что с течением времени этот кусок солнечной атмосферы померкнет и потемнеет, подобно тому как маленькая темная точка на золотом яблоке растет и превращается в черную гниль.
Фриде повернул голову, пытаясь отыскать эту область солнца на альфа-водородном снимке, отображенном внизу на дисплее. Пока он крутил головой, Солнце содрогнулось.
Содрогнулось всего один раз, но с какой силой!
Что это могло быть? Фриде быстро взглянул на естественное отображение Солнца, надеясь, что привыкшие к слепящему свечению глаза не сыграют с ним глупую шутку.
Импульс, чем бы он ни был, уже прошел. Солнце по-прежнему являло ученому свой огненный лик с серебристым изъяном. Правда, казалось, что этот район стал немного белее, более расплывчатым и неясным.
Подплыв к дисплею внизу, ученый пытался отследить происходящие изменения на экране. Протуберанец постепенно опадал и наконец поблек и исчез.
Фриде схватился за рукоятки сиденья и рывком подтянул ноги. Не тратя время на привязывание, ученый зацепился ногами за ножки, приблизился вплотную к экрану и увеличил резкость. Сомнений не было — дуга горящего газа между двумя пятнами исчезла.
Что это могло значить? У Фриде был ответ на свой вопрос.
В соответствии с данными наблюдений и солнечными теориями двадцатого века протуберанцы взрывались, распадаясь и возвращая большую часть исходной материи обратно в фотосферу, однако немалая часть кинетической энергии вырывалась в корону и далее в пространство.
Насколько велик объем вырвавшейся энергии? Фриде знал, что астрономы прошлого столетия со своими неточными измерениями, проводившимися за густой земной атмосферой и практически в три раза дальше от Солнца, чем находился сейчас Фриде, полагали, что энергетического потенциала такого взрыва достаточно, чтобы снабжать энергией всю североамериканскую экономику в течение, по крайней мере, десяти тысяч лет. Фриде пришлось, однако, напомнить себе, что в то время ученые оперировали понятиями, восходившими еще к временам использования малоэффективных источников электрической энергии и станций, работавших на твердом топливе. Выражаясь более современным языком, энергия, испущенная при большом солнечном взрыве, соответствовала примерно взрыву двух-трех миллиардов водородных бомб мощностью в одну мегатонну каждая.
- Предыдущая
- 20/74
- Следующая
