Казахские народные сказки - Автор неизвестен - Страница 26

• Предыдущая
• 26/65
• Следующая

Алпамыс спал, но от холодных капель вздрогнул и проснулся. Поднял голову и видит — друг его Карабай сидит наверху у зиндана. Он пролил уже целое озеро слез и смочил себе усы и бороду. Алпамыс окликнул его и стал спрашивать о здоровье своих родных. Карабай спустил в зиндан шелковый аркан в сорок кулачей. Алпамыс ухватился за аркан и уже поднялся наполовину зиндана, но потом вдруг подумал: «А что если Карабай впоследствии станет попрекать меня тем, что он спас мне жизнь? Ведь будет зазорно». Алпамыс обрезал аркан и полетел обратно вниз.

Карабай подумал, что аркан сам оборвался от тяжести Алпамыса, заплакал от досады горькими слезами и направился к дому.

Теперь речь пойдет об Алпамысе.

У дочери хана был любимый козленок. Как-то раз козленок резвился у зиндана и упал туда.

Пастух начал просить у Алпамыса козленка. Алпамыс не отдавал. — Если ты мне не отдашь козленка, — сказал пастух, я убью тебя камнем величиною с котел..

— Что ж, убивай, — сказал Алпамыс.

Тогда пастух столкнул в яму камень величиною с котел. Алпамыс подхватил его на лету и выбросил обратно на сорок аршин вверх.

— Меня убьет дочь хана, — умолял пастух. — Что тебе от меня надо, скажи? Требуй все, только отдай козленка.

— Ты должен ежедневно доставлять мне по барану, — приказал Алпамыс.

Пастух каждый день приносил Алпамысу по одному барану, а когда баранов не стало, он отдал Алпамысу и козленка.

— Что мне делать теперь, ведь меня ожидает смерть, — пожаловался пастух.

— Не горюй пастух, вот тебе домбра — поиграй на ней вечерком, сказал Алпамыс. — Услышит ханская дочь твою игру и придет к тебе, но ты не сказывай ей, откуда домбру взял. И если даже разрежет она тебе подошвы и насыплет туда соли, молчи. Но если она будет уж очень приставать к тебе и умолять, ты скажи, что домбру подарил тебе узник из зиндана.

Пастух в точности выполнил совет Алпамыса. Он заиграл на домбре, и ханская дочь пришла к нему.

— Откуда ты взял домбру? — спросила она.

Пастух молчал. Ханская дочь разрезала подошвы и насыпала туда соли. Но пастух молчал. Что тут делать? Тогда она стала умолять пастуха, чтобы он сказал ей.

Пастух наконец сказал, что домбру дал ему Алпамыс. — Поведи меня к нему, — приказала дочь хана.

— Я не могу идти, — сказал пастух.

Дочь хана посадила его себе на шею и притащила к зиндану.

— О друг, я тебя очень люблю, только вот не знаю, как извлечь тебя из зиндана! — Воскликнула ханская дочь.

— Меня может достать только мой конь, — сказал Алпамыс.

— Скажи, как его освободить, попросила девица. — Переоденься в плохую одежду, какую надевают юродивые, — сказал Алпамыс, — приди к хану и начни восхвалять его величие и справедливость. Он тебе за это от избытка чувств посулит тысячу рублей, но ты денег не бери, а скажи ему, что конь его Байчубар тоскует, не ест корма и может погибнуть, что ты с раннего возраста воспитывала этого коня и знаешь, как заставить его есть корм.

Ханская дочь всё это исполнила. Когда она освободила коня Байчубара, он прямо примчался к зиндану, увидел на дне колодца лежащего Алпамыса и горько заплакал. Слезы капали на лицо Алпамыса и разбудили его.

— О мой конь Байчубар, — сказал Алпамыс, — как я тебя долго ждал!

Тут Байчубар, присев на задние ноги, спустил свой длинный хвост в зиндан. Алпамыс ухватился за него; когда конь вскочил на ноги, узник с быстротой стрелы очутился на поверхности земли.

Когда настал вечер, Алпамыс сел на Байчубара и в течение ночи перебил всех врагов своих, а скот в сопровождении ханской дочери и пастуха угнал на родину.

Богат, страшно богат Абдулгалим: пастухи его табунов и гуртов не знали даже, сколько было крупного скота, а сосчитать овец для них было делом прямо непосильным, и если иногда нужно было сосчитать овец хотя бы приблизительно, то для этого загоняли их поочередно — гурт за гуртом — в особый загон, и полный загон овец и считался за тысячу. А сколько стояло в просторных кибитках Абдулгалима громадных сундуков, окованных железом, сколько было в этих сундуках барчата, шелка, ковров и драгоценных вещей! При одной мысли об этом у бедного казаха кружилась голова.

Премудрый аллах не всех одинаково награждает благами. Вот дряхлый старик, у него уже давно трясутся ноги, но по богатству и роскоши он подобен хану — таков был Абдулгалим, а какой-нибудь знаменитый джигит и батыр по целому году не имеет своего собственного кумыса.

Славился Абдулгалим своим богатством чуть ли не на всю орду, но весь свой долгий век не пригрел ни одной сироты, не бросил мяса голодному байгушу, так как был очень скупой и корыстолюбивый. В его роскошных кибитках никогда не раздавался шум пиров, его котлы никогда не окружала толпа кунаков, вблизи его летовок ни разу не гарцевали удалые джигиты на лихих аргамаках и не слышно было звуков домбры. Все знали скупость Абдулгалима, никто его не любил, и всякий сторонился его негостеприимного аула.

Так продолжалось до тех пор, пока не выросла его единственная дочь Шехезахита и не превратилась в невесту изумительной красоты. Ей не исполнилось еще и четырнадцати лет, а стоустая молва уже всюду разнесла но степи весть о ее ослепительной красоте. Красота эта описывалась такими заманчивыми словами, что у многих джигитов и батыров явилось желание побывать в ауле Абдулгалима и попытать счастья — посватать Шехезахиту; иные же не решались рассчитывать на удачу — для них было большим счастьем просто взглянуть на красавицу.

Но одно дело посватать Шехезахиту, другое — добиться согласия ее отца. Абдулгалим долгое время даже не хотел видеть искателей руки его дочери и приказывал всем им отвечать, что Шехезахита еще очень молода, и он пока не думает выдавать ее замуж.

Между тем время шло, и Щехезахите минуло шестнадцать лет. Красота ее стала еще пышнее, и слава о ней распространилась по степи даже больше, чем молва о богатстве самого Абдулгалима. Услышал о ней и знаменитый среди джигитов и батыров Илентай. Он решил во что бы то ни стало добиться руки Шехезахиты, хотя мать Илентая, почтенная старушка, и уговаривала его отказаться от своего решения.

— Знаешь, — говорила она, Абдулгалим имеет, несметные богатства. Хотя и мы богаты, но всего нашего богатства недостаточно на уплату калыма, какой потребует жадный старик за свою дочь.

Однако сына нельзя было разубедить. Тогда мать попросила его дождаться весны и перекочевать по соседству к аулу Абдулгалима, а там, говорила она, будет видно, что делать. Сын согласился. Наступила весна, Илентай со всем своим скотом и имуществом двинулся к заветной цели. В одно прекрасное утро он наконец достиг летних пастбищ, расположенных близ аула Абдулгалима, и тотчас же захотел поехать к нему, но умная мать и тут остановила нетерпеливого сына и посоветовала поступить иначе: сначала найти женщину, которая имела свободный доступ к Шехеза-хите, и уговорить ее при помощи подкупа устроить свидание с красавицей. Такая женщина скоро нашлась, звали ее Зямал. Золото сделало свое дело, и Зямал согласилась устроить свидание.

Однажды Зямал пришла к Шехезахите и таинственно спросила:

— Милая Шехезахита, ты ничего не знаешь?

— Что случилось? — спросила Шехезахита. — Или отец просватал меня за старого жениха?

— О нет, не беспокойся, — сказала ей Зямал, — я сейчас узнала, что к нашему аулу прикочевал такой красивый джигит, каких тыи во сне не видела.

— Ты что-то, Зямал, скрываешь от меня, с любопытством сказала Шехезахита, не бойся, говори всю правду, я никому не скажу.

— Дело вот в чем, — начала Зямал, — к нашему аулу прикочевал Илентай, красивый собой, прикочевал издалека и имено для того, чтобы познакомиться с тобою и просватать тебя. Кроме красоты своей и знатности рода, Илентай очень богат, и, думаю, что отец твой останется доволен таким женихом. Но прежде чем сватать, Илентай желает видеть тебя и поговорить с тобой. Что ты скажешь на это?

• Предыдущая
• 26/65
• Следующая