Горностай - Йыгисалу Харри Владимирович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/31
• Следующая

В свою очередь, озадачила цветная таблица семейства куньих в книге. На ней как у горностая, так и у ласки грудки были почти белые, а у зверька на чердаке грудка была светло-коричневая или желтовато-коричневая. А тот, что выглядывал из щели, был черно-бурый, как куница, и с длинным носом.

Все-таки кончик хвоста черный! Через неделю его продемонстрировал Кивистику горностай, прежде принимаемый за хорька или за ласку.

В тот момент, когда детеныши побежали по чердаку навстречу матери, Кивистик вышел из мансарды — он предусмотрительно оставил дверь открытой и оказался в центре выводка. Хотя он заранее все обдумал, встреча и ему показалась неожиданной, настолько необычно повели себя зверьки при виде человека.

Детеныши ужасно перепугались, но мать сохранила присутствие духа. Ее тревожный и пронзительный сигнал как бы разметал малышей по сторонам. После мгновенного испуга мать сердито фыркнула и обнажила клыки, а детеныши с громким, паническим визгом бросились врассыпную. В смертельной опасности, попискивая по-птичьи, они в несколько прыжков скрылись за разным хламом, валявшимся на чердаке.

Это были горностаи — они задрали вверх хвосты с черными кончиками. Теперь-то Кивистик обратил на них внимание.

Горностаиха осталась на месте. Кивистик почему-то сразу решил, что это самка. Она буквально кипела злобой и была преисполнена яростной решимости защищать детенышей даже ценой собственной жизни. Оскалив зубы, растопырив усы и угрожающе фыркая, она уставилась на человека глазками, мерцавшими зеленоватым огнем. Голова над самым полом, задние лапы, как пружины, сведены вместе, тельце изогнуто дугой. Нацелилась она на Кивистика, застывшего на месте. Одно лини, можно было усмотреть в этой позе: «Еще шаг и я вцеплюсь тебе в глотку!»

На сей раз человек проявил мудрость: он сделал первый шаг — назад.

Горностаиха оказалась не глупее она точно оценила расстояние» между собой и противником и тут же поняла, что тот отступает без боя. Она тоже попятилась, вместо того чтобы ринуться в атаку, затем неожиданно повернулась и исчезла под стрехой.

По характерному звуку когтей о дерево Кивистик определил. что зверек спустился по стене и пустился прочь. Наверное, знал, что детеныши успели спрятаться, — чердак был большой и возможностей для этого хватало.

Под крышей установилась тишина ни писка, ни шороха. За те мгновения, что Кивистик видел горностаев, он не успел заметит! сколько было детенышей и один или два родителя.

С точки зрения Кивистика, встреча сложилась нелепо — у него и в мыслях не было пугать зверьков, он хотел всего лишь взглянуть на кончики хвостов, а тут вон какая вышла незадача. Вместо приятного знакомства испуг и неприязнь. А ведь интересно было бы поближе узнать этих редких животных. Но, как видно, одностороннего желания для знакомства мало, оно должно быть обоюдным.

«Береги себя!» Это основополагающее предупреждение природы горностаиха заложила в детенышей еще при рождении и окончательно внушила, вскармливая их молоком. Детеныши твердо усвоили, что человек — гибель для лесного зверя.

Неприятно, когда тебя презирают хотя бы животные. Грустно становится и жалко самого себя: разумный человек, ты превратился в такое пугало для всего живого и достоин лишь того, что тебе показывают зубы или пятки.

Вот и довольствуйся тем немногим, что удалось установить:

в твоем доме поселились горностаи — случай далеко не обычный и в некотором роде невероятный.

Что же касается того, когда и как они поселились, то тут приходится только гадать. Впрочем, выстроив в цепочку некоторые прежние наблюдения и последующие события, кое-что можно довольно точно предположить.

Зима правила суровой дланью. Правда, в полдень тени на снегу несколько укоротились, и порой от света из глаз катились слезинки, но это еще ничего не значило. Как говорится, солнце поворотило на лето, зима на мороз. И хотя время от времени подтаивало, больше все-таки подмораживало. В те дни, когда налетал западный ветер, снег сыпал как из лукошка. А после этого раздувались северо-западные мехи и заметало проселки, хутора и фермы, сугробы вырастали до крыш, не видно было пи тропинки, ни дорог — сплошная белая пелена. Лучше носа из норы не высовывай — сгинешь, пропадешь, не различишь земли и неба.

Легко сказать — не высовывайся, но ведь жизнь из-за пурги не остановишь. В деревнях быстро расчищали дороги, тракторы рокотали у скотных дворов, таща за собой тележки с силосом или с навозом, — скотина требовала кормов и ухода; один за другим подъезжали молоковозы — продолжали снабжать люден. Работа не прекращалась с раннего утра до позднего вечера. За световой день не успевали управиться. На высоких столбах всю ночь лили свет лампы, вокруг домов бешено плясали тени.

У деревенских жителей крыша над головой, печки протоплены и обед на столе. Слова эти можно понимать иносказательно, а можно и буквально. Пожалуй, и у домашних животных положение не хуже: скотный двор светлый и теплый, перед каждой коровой охапка сена в кормушке и вода в поилке, да еще резаная брюква с концентратами при дойке. Свиньи на обильных мешанках наращивают бока-окорока и даже визжать ленятся. Помимо скотины да птицы, не бедствует при людях прочая живность, не жалуясь на холод и голод. В каждом доме собаки и кошки нежатся, голуби па чердаках воркуют, воробьи под стрехой чирикают, полчища крыс и мышей на жизнь свою легкую не могут обижаться.

В то время когда на крупных фермах и в небольших хлевах буренки уминают клевер, хрюшки уписывают муку да картошку, а потом, пыхтя и отдуваясь, валятся на сухую подстилку, когда сытые куры дремлют на насесте, за деревенской околицей — в поле, в кустарнике, в лесу и прибрежном можжевельнике — в снежном плену начинает шевелиться зверье, подгоняемое голодом.

Утопая в снегу, пробиваются к краю поля лоси, обдирают кору с рябин, срезают верхние ветки ивняка вдоль канав: беззвучно, стараясь не обратит! на себя внимание, пасутся косули на дальней хлебной ниве, выкапывая из-под снега озимые: заяц скачет по проселку, где недавно прошли возы с сеном: лисица вынырнула из запорошенной норы и вскоре, учуяв зайца, отправилась по следу; из густого ельника выбралась на простор кабаниха с высокой щетиной вдоль хребта, ведя за собой подсвинков к колхозным картофельным буртам.

У каждого зверя свой маршрут, свое место, где есть надежда поживиться.

Кто подкрадывается к деревенским домам и садам, чтобы разжиться чем-нибудь возле жилья, кто выходит из леса на опушки и лакомится прошлогодними стебельками, торчащими из снега, кто гонит по чьим-нибудь следам, до тех пор преследуя свою жертву, пока она окончательно не выдохнется или не допустит какой-либо оплошности.

Для лесных обитателей зимняя ночь — метет ли метель, или ветер унялся и на чистом небе высыпали звезды — это пора тревог и страхов, холода и голода, это отчаянное бегство одного от бешеного преследования другого, подчас заканчивающееся предсмертным воплем первого и сладким сном в мягкой норе второго, набившего брюхо.

Пустой желудок подобен пружине, которая всех приводит в движение, не давая отсиживаться в укрытии в мороз и даже в пургу.

Два маленьких зверька брели в глубоком снегу. То бежали рядом, то друг за другом, иногда один уходил вперед, но второй старался особенно не отставать, не упускать того из вида или хотя бы не терять его следов. Собственно, по следам-то они чаще всего и находили друг друга. А со стороны их видно не было, потому что они то исчезали в пушистых сугробах, то, выходя на поверхность, совершенно сливались со снегом благо даря своим белым зимним шубкам. Единственное, что осталось от их легкой желтовато-коричневой летней курточки — это черный кончик хвоста.

• Предыдущая
• 3/31
• Следующая