Литума в Андах - Льоса Марио Варгас - Страница 56
- Предыдущая
- 56/59
- Следующая
– Это мы всегда с удовольствием, – откликнулся Дионисио, налил себе рюмку и чокнулся с капралом.
– Вы всегда приходили к нам такой мрачный, – снова заговорила донья Адриана. – У вас было такое лицо, будто вы попали в лапы дьявола.
– Будто вы нас боялись, – подхватил Дионисио.
– А я вас боялся, – согласился Литума. – И сейчас боюсь. Потому что в вас есть какая-то тайна, я вас не понимаю. Мне больше нравятся открытые люди. Кстати, донья Адриана, почему я никогда не слышал от вас эти истории о пиштако? Ведь вы рассказывали их всем.
– Если бы почаще приходили сюда, тоже бы их услышали. Вы даже не представляете, сколько потеряли оттого, что держались так официально. – Женщина засмеялась.
– Я на вас не сержусь, хоть вы и говорили о нас Бог весть что, – вступил Дионисио. – Я ведь знаю, что это не со зла. Может быть, немного музыки, чтобы оживить это кладбище?
– Кладбище – самое подходящее слово, – закивал головой Литума. – Наккос! Каждый раз, когда я слышу это слово, у меня волосы на голове встают дыбом, едрена мать. Извините за грубость, донья Адриана.
– Можете говорить все, что пожелаете, если это поможет вам встряхнуться, – благодушно разрешила донья Адриана. – Я готова терпеть все, что угодно, лишь бы люди были довольны.
Она снова засмеялась неизвестно чему, но в этот момент Дионисио включил радио и громкая музыка заглушила смех. Литума внимательно оглядел ее: несмотря на всклокоченные волосы – настоящая ведьма! – и затрапезный вид, ее лицо действительно еще хранило следы былой красоты. Очевидно, правду говорили люди, в молодости эта баба давала мужикам жару. Но, конечно, не Мерседес, никакого сравнения с пьюранкой, которая в это самое время, наверно, была уже на седьмом небе вместе с его помощником. Так все-таки Мече или нет? Если судить по этим искрящимся, лукавым серо-зеленым глазам, то, безусловно, Мече. Да, глядя на такую женщину, нетрудно понять страдания Томасито.
– А где полицейский Карреньо? – дошел до его сознания вопрос доньи Адрианы.
– Купается в блаженстве, – ответил он. – К нему из Лимы приехала его женщина, и я их оставил на посту одних, пусть у них будет медовый месяц.
– Она добралась до Наккоса одна? Должно быть, смелая женщина, – прокомментировала донья Адриана.
– А вы, я думаю, умираете от зависти, господин капрал, – сказал Дионисио.
– Еще бы, – признался Литума. – Она ведь ко всему прочему настоящая королева красоты.
Хозяин погребка снова наполнил рюмки, на этот раз и для доньи Адрианы тоже. Один из посетителей, пивших пиво в глубине зала, начал подпевать звучавшему по радио уайнито: «Ах, голубка, голубка лесная…».
– Она пьюранка. – Литума ощутил внутри приятное тепло, теперь все не казалось ему таким серьезным и важным, как раньше. – Достойная представительница пьюранских женщин. Ну и счастливчик ты, Томасито, что тебя направляют в район Кастилья! Ваше здоровье!
Он сделал глоток и взглянул на Дионисио и донью Адриану, те лишь слегка пригубили вино. Похоже, им очень хотелось, чтобы капрал напился допьяна, ведь он и на самом деле за все месяцы пребывания в Наккосе ни разу у них не напивался, а что касается той ночи после уайко, она, как справедливо заметил хозяин погребка, не в счет.
– Сколько же народу осталось в поселке?
– Совсем немного. Только те, кто охраняет технику, да еще несколько лентяев.
– А вы?
– Что нам здесь делать, если все уйдут? Я хоть и старик, но в душе остался бродягой. Смогу работать в любом другом месте.
– Это уж как водится: каблуки не собьешь – работы не найдешь.
– А кто не умеет искать, тех и научить можем, – сказала донья Адриана.
– Может быть, достану где-нибудь медведя, обучу его и снова буду ходить по ярмаркам со своим номером. – Дионисио подпрыгнул и зарычал. – Когда я был молодым, у меня был медведь, он раскладывал карты и задирал девкам юбки.
– Не наткнитесь на терруков, когда будете обходить ярмарки.
– И вам того же желаем, господин капрал.
– Потанцуем, старушка? – Один из трех пеонов, пивших пиво у задней стены, шел к стойке, протягивая руки к донье Адриане. Та, не говоря ни слова, вышла танцевать с ним. Его приятели подошли поближе и принялись хлопать в ладоши в такт уайно.
– Так вы и унесете с собой ваши тайны? – Литума поискал взгляд Дионисио. – Может, попозже, когда мы с вами хорошо выпьем, все-таки расскажете мне, что случилось с теми тремя?
– Было бы недурно хорошо выпить. – Дионисио опять прошелся, косолапя по-медвежьи, тяжело подпрыгнул. – А хорошо выпьем – все забудем. Учитесь вот у них и веселитесь! Ваше здоровье, господин капрал!
Он поднял призывно свою рюмку, и Литума последовал его примеру. Но веселиться в этом подозрительном заведении не очень-то тянуло. Хотя попойки горцев всегда удивляли его своей молчаливостью и даже казались мрачными, сейчас капрал позавидовал Дионисио, его жене, трем пеонам, пившим пиво: достаточно им было сделать несколько глотков – и вот они уже забыли обо всем на свете. Он поднял глаза на танцующую пару: донья Адриана и пеон топтались на месте, при этом пеон был настолько пьян, что не обращал никакого внимания на музыку. С рюмкой в руке Литума подошел к двум другим мужчинам.
– А вы остались, чтобы, уходя, погасить за собой свет в поселке? – обратился он к ним шутливо. – Вы охранники?
– Я механик, а он бурильщик, – ответил ему старший, низенький мужичок с несоразмерно большим лицом, изрезанным глубокими, как шрамы, морщинами. – Мы уходим завтра, будем искать работу в Уанкайо. А сегодня прощаемся с Наккосом.
– Когда здесь еще была нормальная жизнь, поселок казался красивым, как картинка, – сказал Литума. – А теперь, когда он опустел, завален камнями, когда от многих бараков остались одни развалины, вид у него довольно мрачный, – попытался продолжить беседу капрал. Но в этот момент второй пеон, помоложе, в сером свитере, из-под которого выглядывала темно-синяя рубашка, засмеялся и что-то сказал. Он наблюдал за своим приятелем, танцевавшим с доньей Адрианой: тот был чем-то недоволен и затевал ссору.
– Какого черта ты от меня отодвигаешься? – протестовал он гнусавым голосом и пытался покрепче прижать к себе женщину. – Хочешь сказать, это тебе не нравится? Что с тобой, старушка?
Он был среднего роста, с сильно выдающимся носом и глубоко посаженными бегающими глазками. От алкоголя и возбуждения они горели как угли. На нем был выцветший комбинезон, сверху альпаковый свитер – такие свитера делают индейцы-общинники, а потом спускаются с гор и продают их на ярмарках, – а сверху еще тесный пиджак. Вся эта упаковка сковывала его движения.
– Успокойся и убери руки, иначе не буду танцевать. – Донья Адриана говорила без всякой злобы, слегка отодвинувшись от пеона и поглядывая искоса на Литуму. – Одно дело танцевать и совсем другое – то, что ты хочешь, сукин сын.
Она засмеялась, пеоны, пившие пиво, тоже засмеялись. Хрипло засмеялся за стойкой Дионисио. Но пеон, танцевавший с доньей Адрианой, и не думал смеяться. Он стоял, покачиваясь, обратив перекошенное злобой лицо в сторону трактирщика:
– Эй, Дионисио! – Литума увидел на его скривившихся губах зеленоватую пену – наверно, он недавно жевал коку. – Эй, скажи ей, пусть танцует со мной! Почему она не хочет танцевать?
– Она-то как раз хочет танцевать, а вот ты хочешь не танцевать, а лапать ее. – Дионисио снова засмеялся и изобразил медведя. – А это вроде бы не одно и то же, а? Как ты думаешь?
Донья Адриана уже вернулась на свое обычное место около мужа. Облокотясь о стойку и подперев подбородок рукой, она со спокойной холодной полуулыбкой следила за разговором, будто он ее вовсе не касался.
Мужчина вдруг резко прекратил спор, похоже, его пыл уже угас. Спотыкаясь на каждом шагу, он побрел к приятелям, те поспешили подхватить его под руки, чтобы он не грохнулся на пол. Ему протянули бутылку с пивом, он пил его большими глотками. Но глаза его, заметил Литума, по-прежнему горели как угли. А кадык бегал вверх-вниз, словно зверек в клетке. Литума вернулся к стойке и тоже облокотился о нее, став напротив Дионисио и его жены. «Я уже пьян», – пронеслось в голове. Но опьянение было без радости, без душевного подъема, совсем не похожее на то, что он испытывал в Пьюре, сидя со своими братьями-непобедимыми в баре Чунги. Теперь он был уверен, что это она, Мече. «Она, ясно, она». Та самая девчонка, которую прибрал к рукам Хосефино и которую он отдал под залог, чтобы получить деньги на игру в кости, и она потом исчезла – никто больше ее не видел. Сколько же воды утекло с тех пор, мать честная! Он так ушел в воспоминания, что не заметил, как пеон, пытавшийся потискать донью Адриану, подошел к стойке и теперь стоял в позе боксера, злобно глядя на Дионисио.
- Предыдущая
- 56/59
- Следующая
