Литума в Андах - Льоса Марио Варгас - Страница 53
- Предыдущая
- 53/59
- Следующая
– Не говорите таких вещей, крестный. Мне так тяжело слушать это, просто невыносимо.
– Да я тебе рассказываю специально, чтобы ты понял: эта женщина тебе не подходит, – постарался успокоить его майор. – Она наставила бы тебе рога даже со священником или гомосексуалистом. Это самый опасный тип женщин. Тебе повезло, что ты избавился от нее, хоть и не по своей воле. Ну а теперь не будем терять времени. Займемся твоим делом. Надеюсь, ты не забыл, что влип в скверную историю в Тинго-Марии?
– Он определенно твой отец, Томасито, – прошептал Литума. – Точно.
Майор поискал что-то на столе, вытащил из стопки бумаг папку и помахал ею перед носом Карреньо:
– И тебе нелегко будет выпутаться из нее так, чтобы твое личное дело осталось чистым. А если не сможешь, останешься замазанным на всю жизнь. Но я уже нашел способ, как тебя обелить, мне тут помог один адвокат-крючкотворец. Ты – раскаявшийся дезертир. Сбежал, потом понял, что ошибся, все обдумал, осознал свою вину и теперь вернулся, чтобы просить о прощении. В доказательство своей искренности ты просишься добровольцем в зону, где введено военное положение. Будешь бороться там с подрывными элементами, парень. Подпиши-ка вот здесь.
– Хотелось бы мне познакомиться с твоим крестным отцом! – с восхищением воскликнул Литума. – Что за человек, а, Томасито!
– Твоя просьба удовлетворена, и ты уже получил назначение, – продолжал майор, дуя на подпись Карреньо. – Ты направляешься в Андауайлас в распоряжение лейтенанта Панкорво. Крепкий мужик, между прочим. Проведешь в горах несколько месяцев, годик. Не будешь здесь мозолить глаза, о тебе за это время забудут, и твое личное дело останется в полном порядке. А когда ты уже будешь чистеньким, как пасхальное яичко, я подыщу тебе местечко получше. Не хочешь сказать мне спасибо?
– Толстяк Искариоте тоже меня очень поддержал, – сказал Томас. – Он купил мне билет на автобус до Андауайласа и вообще в те дни не оставлял меня одного, был моей тенью. Сам-то он считал, что от любви можно излечиться хорошей едой, для него ведь смысл жизни в том и состоял, чтобы вкусно поесть, я вам уже рассказывал.
– Пироги со свининой, мясо на шампурах, шкварки со сладким картофелем камоте, рыба горбыль в лимонном соусе, фаршированный сладкий перец, устрицы с плавленым сыром, картофельное пюре по-лимски – с салатом, сыром и маслинами, хорошо охлажденное пиво, – перечислил Искариоте и, небрежно махнув рукой, добавил: – Это только начало. А потом перец ахи с курятиной и белым рисом и вяленая козлятина. А в промежутках, чтобы скоротать время, кисель из кукурузной муки и нуга от доньи Пепы. Так что не вешай нос, Карреньито!
– Да мы не съедим и половины – лопнем.
– Это ты лопнешь. А у меня живот растягивается, как резиновый. Надо уметь жить. Мы еще не успеем дойти до козлятины, как ты уже забудешь свою Мерседес.
– Я не забуду ее никогда, – твердо произнес Карреньо. – Точнее, не хочу забывать. Я ведь даже не знал, что можно быть таким счастливым, господин капрал. Может, оно и к лучшему, что все так вышло. Что счастье оказалось таким коротким. Ведь если бы мы поженились и жили вместе, постепенно начались бы все эти ссоры-раздоры, которые отравляют жизнь супружеским парам. Но у нас этого не было, и у меня остались только самые прекрасные воспоминания.
– Она удрала от тебя с твоими четырьмя тысячами долларов после того, как ты убил из-за нее человека и помог получить новое избирательское удостоверение, – возмутился Литума. – А у тебя распрекрасные воспоминания об этой пьюранке. Ты мазохист, Томасито.
– Я знаю, что ты не позволяешь вмешиваться в свои дела, – неожиданно серьезно сказал Искариоте. Он был весь в поту, его тучное тело колыхалось, когда он тянулся за куском и отправлял его в рот. Сейчас он держал перед собой вилку с рисом и покачивал ею в такт словам. – Но все-таки разреши мне дать дружеский совет. Знаешь, что я сделал бы на твоем месте?
– Что?
– Я бы отомстил. – Искариоте поднес наконец вилку ко рту и принялся пережевывать рис, прикрыв от наслаждения глаза, потом он проглотил его, запил пивом, облизнул толстые губы и только после всего этого продолжил: – Она должна поплатиться за свое свинство.
– Что-что? – поразился Карреньо. – Знаешь, Толстяк, хоть у меня на душе и кошки скребут, но от твоих слов мне хочется смеяться.
– Надо бы ударить ее по самому больному месту. – Искариоте не обратил внимания на его слова. Отдуваясь, он вытащил из кармана большой белый платок с синей каймой, расправил его обеими руками и промокнул лицо. – Скажем, отправить ее за решетку как сообщницу Борова. Это нетрудно сделать, достаточно подложить донос в следственные материалы. И пока суд да дело, пока все будет раскручиваться, придется ей посидеть в женской тюрьме в Чоррильосе. Она не говорила тебе, что боится попасть в тюрьму? Пусть, пусть посидит, там ей не сладко придется.
– А я ее вызволю оттуда. Приду ночью с лестницей, с веревками. В общем, ты меня заинтересовал, Толстяк.
– В Чоррильосе я могу устроить так, чтобы ее поместили в зону, где держат лесбиянок, – пояснил Искариоте с таким видом, будто речь шла об уже решенном деле. – Вот тогда она узнает, почем фунт лиха, Карреньито. В этой зоне половина женщин сифилитички, и она тоже подцепит там какую-нибудь заразу.
– Это мне нравится уже меньше. Чтобы мою любимую заразили сифилисом? Да я этих лесбиянок своими руками разорву.
– Есть и другой способ. Давай разыщем ее, схватим и доставим в комиссариат полиции в Такоре, там служит один мой хороший знакомый. Пусть ее посадят на ночь в камеру с поножовщиками, наркоманами и прочими подонками. На следующее утро она не сможет вспомнить, как ее зовут.
– А я пойду к ее камере, встану на колени и поклонюсь ей, – улыбнулся Томас. – Она будет моя святая Роза Лимская.
– Вот поэтому она тебя и бросила. – Толстяк Искариоте уже навалился на десерт и говорил с набитым ртом. – Женщинам не нравится такое почитание, Карреньито. Если бы ты с ней обращался как Боров, она стала бы твоей овечкой, не отходила бы от тебя ни на шаг.
– Она мне нравится такая, какая есть – капризная, ветреная, изменчивая. Характер – хуже некуда, а все равно нравится. Несмотря ни на что. Хоть вы мне и не поверите, господин капрал.
– Почему мне не поверить, что ты сумасшедший? – спросил Литума. – Разве здесь вообще есть нормальные люди? Разве терруки не чокнутые? Или Дионисио и его ведьма, разве они не помешанные? Скажешь, не тронулся умом лейтенант Панкорво, который пытал огнем немого, чтобы заставить его говорить? И где ты найдешь таких психопатов, как эти горцы, запуганные потрошителями и апу? А в своем уме те, кто похищает людей, чтобы ублажить всех этих муки и апу? Твое помешательство, по крайней мере, не приносит никому вреда, кроме тебя самого, конечно.
– Только вы, господин капрал, сохранили ясную голову в этом сумасшедшем доме.
– Возможно, поэтому я чувствую себя так неуютно в Наккосе, Томасито.
– Ну хорошо, сдаюсь, не будем мстить Мерседес, пусть живет как хочет, оставляя на своем пути убитых любовников и малахольных обожателей, – сказал толстяк Искариоте. – Хоть этим подниму тебе настроение. Мне будет недоставать тебя, Карреньито, я уже привык работать с тобой. Надеюсь, что там, куда ты едешь, тебе будет хорошо. Смотри, чтобы терруки не пустили тебе кровь. Будь осторожен и пиши.
– И потому жду не дождусь, когда меня отзовут отсюда, – добавил Литума. – Давай-ка поспим немножко, уже светает. А знаешь, Томасито, ведь ты мне рассказал всю свою жизнь. Все остальное я уже знаю. Ты явился в Андауайлас, служил там у лейтенанта Панкорво, потом тебя прислали сюда, ты привел с собой Педрито Тиноко, мы с тобой познакомились. О чем же, черт возьми, мы будем говорить в оставшиеся ночи?
– О Мерседес, о чем же еще, – решительно ответил его помощник. – Я снова буду вам рассказывать о моей любви, с самого начала.
– Едрена мать! – Литума зевнул, раскладушка под ним заскрипела. – Снова с самого начала?
- Предыдущая
- 53/59
- Следующая