Токио нас больше не любит - Лорига Рэй - Страница 5
- Предыдущая
- 5/49
- Следующая
Простыни синие, синие горизонтальные полоски на белом фоне, а подушка, наоборот, оранжевая. Снаружи — только низенькая пальма у желтой стены, на стене надписи: ВОЗДУХ, ВОДА. Несомненно, там было написано что-то еще, но остальные буквы отвалились. Естественно, в моей постели женщина, и, естественно, я не помню, как ее зовут. На ней футболка, какие студентки надевают на ночь, но она — не студентка, ей никак не меньше пятидесяти. Тело женщины в пятьдесят лет само принимает решения — за каждым жестом тянется след, на коже остаются черточки или точки. У тела есть собственная память. По счастью, тело этой женщины принимает правильные решения. На футболке — фотография погибшей мексиканской певицы. Под фотографией стоит дата ее рождения, стоит и дата смерти. Мексиканская певица, погибшая в двадцать четыре года. Мир ее праху.
По телевизору показывают человека, рыдающего над руинами рухнувшего здания. Когда я выхожу из душа, женщины уже нет.
По телевизору теперь выступает предсказатель, он говорит ни для кого. Одна из сект, состоящих из одного человека, вошедших теперь в моду на западном побережье. По какой-то неведомой, мне причине люди, живущие рядом с пляжем, должны подновлять свою веру чаще, чем те, кто живет вдали от моря. Рядом с моей кроватью — закрытая Библия и открытая бутылка вина. Руководитель секты из одного человека говорит: «Ничто из того, что я говорю, вам не поможет».
Я просматриваю счет за комнату на экране телевизора, и меня поражает количество международных звонков. Номеров я не узнаю. Есть люди, которые заняты тем, что имеют других людей ради того, чтобы бесплатно позвонить. Мое счастье, что компания оплачивает все звонки, не задавая лишних вопросов. Набираю один из номеров, но никто не отвечает. Тогда я набираю другой, мне отвечает заспанный детский голос. Я не знаю, сколько сейчас времени в Буэнос-Айресе. Я отправляю мальчика обратно спать, но он, кажется, уже проснулся. Он рассказывает, что отец поведет его сегодня на футбол, смотреть «Бока Хуниорс» на Бомбонере[, вот так вот, и что он в первый раз идет на стадион и так переживает, что почти и не спал ночью, а сейчас дома никого, а его собака заболела, и он еще поболтал бы со мной, если бы у него было время, но ему предстоит сделать еще кучу дел: полить газон и написать письмо другу, который уехал на каникулы в Росарио. Прежде чем повесить трубку, я успеваю спросить, как зовут его мать, и он отвечает: Винн Ли.
Забавно получается: люди, которые ничего не значат для одних, оказываются такими важными для других — как имя лошади-победительницы в руках у другого игрока, после забега.
На столе оказалось немного кокаина и пара ампул GРР. Кокаин я принял тут же, а ампулы убрал в чемодан. Достал из мини-бара пиво. Потом просмотрел список сообщений от компании. Приличное количество заказов, почти все — в Тусоне, и циркулярное письмо о последних достижениях наших великолепных химиков. Точность последних ингибиторов с успехом опробована на случайных выборках волонтеров. К концу нынешнего года обещают полностью покончить с сопротивлением самых непокорных нейротрансмиттеров. Ничто из того, что ты захочешь сохранить в памяти, не будет забыто. Заманчивое обещание. А мы тем временем будем продолжать жечь наш стог сена, чтобы обнаружить зарытую в нем иголку. Вслух, конечно, никто такого не произносит, но об этом знает самый последний агент. С той же уверенностью, с какой любой дантист подтвердит, что когда-нибудь непременно заболит все то, что болеть не должно.
Пока я завтракаю пирожными, на площадке «7—11» приземляется вертолет иммиграционной службы и три агента в дешевых костюмах принимаются загружать в вертолет мексиканцев. Я предъявляю одному из них документы и заказываю апельсиновый сок. Как я заметил, агент с жадностью смотрел на мои пирожные, я предлагаю одно ему, бедняга хватает его и осматривает с обеих сторон, как будто бы только что получил взятку. Потом он говорит: «Там внизу мы провели толстенную черту, но эти люди как будто ее не замечают. Одного из них я депортировал дважды в течение дня».
Когда приносят апельсиновый сок, вертолет уже парит в воздухе. Мексиканцы прижимаются к окошкам, как стайка ребятишек, приплюснувших носы к витрине закрытого магазина игрушек.
В полчетвертого я заключил сделку с владельцем агентства по продаже японских автомобилей. У него нога сделана из графита, и он мечтает забыть о том, что раньше на ее месте была настоящая здоровая нога. Намного лучше не знать, чего ты лишился. Так он мне сказал. Он показал мне фото своей жены, хотя, разумеется, я его об этом не просил. Это настоящая мания: люди показывают тебе свои вещи с такой же идиотской радостью, с какой фокусники достают из шляпы кроликов, на которых никто не хочет смотреть. Мой друг также рассказал мне, что потерял ногу в автокатастрофе, — понятное дело, это не была одна из его машин, в таких машинах вам и телефонный номер потерять не удастся. Верх технического совершенства. Я почувствовал себя обязанным признаться, что не умею водить, чтобы он не слишком напрягался. Продавец — всегда продавец, и продавец без ноги остается таким же полноценным продавцом. «Вы уж простите, но это у меня в крови». Он произнес эту фразу без особой веры, поскольку нам обоим известно, что, из чего бы ни состояла кровь, ничего подобного там быть не может. Потом он рассказывает, что похоронил свою ногу после неудачной попытки прирастить ее обратно. Продавцу автомобилей непонятно, как может организм отказываться принимать обратно свою собственную ногу. Но в конце концов он похоронил ногу, а теперь он даже хочет забыть, где она покоится. Вы даже не знаете, как по-дурацки чувствуешь себя, захоранивая ногу.
Естественно, я этого не знаю, но представить могу.
Во французском кафе, в том, что можно было бы назвать центром Тусона, если бы Тусон имел центр, афроамериканка лет тридцати спрашивает, не хочу ли я пойти с ней. По существу, кафе не французское: я хочу сказать, что там нет ничего французского, кроме названия некоторых блюд в меню и неоновой Эйфелевой башни на вывеске. Перед уходом мы берем по пиву. Вокруг кафе простирается громадное поле для гольфа, заполненное стариками и армией мексиканских мальчиков на побегушках с их идиотскими сумками для клюшек. В Аризоне проживают два или три миллиона стариков, они съезжаются сюда со всех остальных штатов, привлеченные климатом и замечательным предложением на рынке органов для трансплантации и зубных протезов — все это по другую сторону мексиканской границы. Женщина абсолютно спокойна, в конце концов, трахаться с незнакомыми людьми — это то, чем в наши дни заняты все на свете. На выходе из кафе женщина спрашивает, не буду ли я возражать, если она прихватит с собой друга. Тотчас же появляется араб, одетый в штаны на подтяжках. Я не уверен, что мне понравится заниматься этим с мужчиной, носящим штаны на подтяжках, поэтому я говорю своей подруге, что не уверен, что мне понравится заниматься этим с мужчиной, носящим штаны на подтяжках, а она отвечает, что друг будет только смотреть. Еще моя подруга говорит, что этот парень даст ей сто пятьдесят долларов, если она ему покажет, как трахается с белым. Араб работает на заводе шин под Тусоном. Он просто деталь длинного конвейера; судя по его виду, сто пятьдесят долларов представляют для него приличное количество денег. Приличное количество шин.
Когда мы выходим на стоянку позади кафе, я испытываю подлинную радость от ощущения, что у меня уже стоит. Женщина идет впереди, подыскивая укромное местечко между грузовичками, следом иду я, следом за мной — араб. Идем в полной тишине. Словно бы мы собрались выкапывать из земли мертвых котов. У моей подруги неплохая задница и отменные сиськи. Я, со своей стороны, хочу сделать признание, что в подобные моменты, когда трахаешься с чужими людьми, мужику всегда хочется, чтобы член у него был побольше. Логика здесь простая: так же, когда приходишь на праздник, тебе всегда становится стыдно, что не выбрал подарка получше. Как только мы доходим до края стоянки и оказываемся между фургончиком с мороженым и одним из этих семейных микроавтобусов, которые так нравятся молодоженам, а после оказывается, что никогда не наберется достаточно детей, чтобы его заполнить, — вот именно там-то моя подруга становится на колени, берет в рот мой прибор и принимается за дело с энтузиазмом, характерным только для не слишком красивых девушек. Рядом оказывается возбужденный араб, а поскольку я вижу, что он пристраивается к моей заднице, я приказываю ему встать с другой стороны. Девушка облокачивается на микроавтобус, и после ряда маневров мне удается заправить ей сзади. Само собой, араб уже освободился от своих подтяжек и держит в руке солидных размеров черную штуковину. Пока он разминает ее в руках, из-за решетки автостоянки на нас выпучивают глаза два старикашки с клюшками для гольфа и в этих дурацких штанах, прямо-таки незаменимых, когда нужно точно закатить мячик в лунку. Конечно, моя подруга собирается бросить начатое, но араб говорит, что если мы сейчас остановимся, денег не будет, — итак, мы решаем продолжить, и я действителвно продолжаю, а в это время любители гольфа достают свои не совсем готовые инструменты и начинают тяжелую и кропотливую работу по вызову эрекции. Через минуту старичков становится трое, а еще через минуту — семеро. Женщина начинает терять равновесие, и араб обвиняет во всем эту банду пенсионеров, которые вроде как не дают даме сконцентрироваться. Араб видит, что у меня уже не так хорошо получается, и увеличивает плату на пятьдесят долларов, а один из старичков, которому остается совсем немного, накидывает еще двадцатку. В общем, мы кончаем. Понятное дело, не все. Кончает араб, три-четыре старика и один мальчишка-мексиканец. Женщина, разумеется, не кончает, я, разумеется, тоже нет. Из двухсот двадцати долларов на мою долю в итоге приходится пятьдесят, хотя ясно, что я этим занимался не за деньги. Араб пристегивает подтяжки на место. Старички собирают свои клюшки, а женщина подкрашивает губы, глядя в зеркало заднего вида автомобиля с мороженым.
- Предыдущая
- 5/49
- Следующая
