Нашествие чужих: заговор против Империи - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 47

• Предыдущая
• 47/146
• Следующая

Одним ударом в спину сокрушить Россию было нельзя. Она, несмотря ни на что, оставалась слишком устойчивой. Царя свергли, аппарат управления сломали, внедрили «свободы», зашкалившие до анархии, верхний эшелон власти захватили заговорщики, прочие руководящие органы оккупировали безответственные болтуны, не способные ни к какой конструктивной работе. А страна все еще жила, держалась, воевала — по инерции. Чтобы нарушить эту инерцию, требовались новые потрясения. И они не заставили себя ждать.

Еще при царе, на межсоюзнической конференции в Петрограде, была достигнута договоренность сокрушить противника комбинированными ударами с запада и востока. Но весной в результате революции и «реформ» русская армия оказалась не готовой к активным действиям. Западные союзники начали наступление одни и понесли ужасное поражение. Прорвать фронт опять не смогли. Потери у французов составили 137 тыс. человек, у англичан 80 тыс. После такого кровопролития уже и во Франции чуть было не началась революция. Взбунтовались фронтовые полки, вспыхнули волнения в Париже. Но там-то порядок навели быстро. Военный министр Клемансо получил диктаторские полномочия, одним махом арестовал всех смутьянов, не считаясь ни с министерскими, ни с депутатскими рангами. Тех, у кого выявились связи с противником, без долгих разговоров приговаривали к смерти. Военно-полевыми судами и расстрелами усмирили восставших солдат. Всего к различным мерам наказания было приговорено 23 тыс. человек. И отметим, французская «общественность» этим ничуть не возмущалась, наоборот, признала Клемансо спасителем отечества. Да и англичане, американцы крутые меры одобрили.

А на Россию союзники насели, требуя выполнить обещание о наступлении, хотя после провала операций на Западе оно уже потеряло смысл. Временное правительство, Верховный Главнокомандующий Брусилов, командующие фронтами пытались возражать. Доказывали, что с полуразложившейся армией наступать нельзя. В обороне она еще держится, сохраняет хоть какое-то повиновение. А тем самым оттягивает на себя значительные силы врага, помогая союзникам. Если же нарушить сложившееся хлипкое равновесие, будет беда. Однако державы Антанты о таком варианте и слышать не хотели. Керенский в своих мемуарах назвал наступление «роковым решением генерала Нивеля»[154] — хотя спрашивается, каким же образом решение французского главнокомандующего Нивеля, из-за поражения уже снятого со своего поста, могло сыграть роковую роль для России? Выполнять или не выполнять требования союзников, зависело только от Временного правительства. Но на него давили Бьюкенен, Палеолог, прикатил для этого в Петроград и французский министр Тома.

Подталкивали и американцы. К Временному правительству обратился с личным посланием не кто иной как Шифф, убеждал преодолеть «примиренческие настроения» и активизировать усилия. А Вильсон направил в Россию миссию Элиху Рута. Бывшего госсекретаря США, любимца Уолл-стрита, адвоката крупнейших монополий. Ему были выделены значительные суммы из особого президентского фонда, в состав миссии вошел ряд американских политиков и военных. В Петроград делегация прибыла 13 июня, и о русских Рут отозвался крайне презрительно, писал:

На переговорах с Временным правительством шла речь о желании США расширить дела в России, предлагалось участие в экономических и транспортных проектах. Но еще 3 апреля Америка пообещала русским кредит в 325 млн долл. под низкие проценты. Эти деньги Временному правительству так и не поступили. Теперь же Рут ставил вопрос жестко — обещанные средства будут выделяться в зависимости от масштаба наступательных операций. В общем, манили конфеткой на веревочке. И в результате совместного давления Запада было принято решение — наступать.

Наступать, невзирая на то, что положение в тылу ничуть не стабилизировалось! Наоборот, буза нарастала. 3 (16) июня в Петрограде открылся I Всероссийский съезд Советов, и ЦК большевиков постановил использовать его для захвата власти. Предполагалось 10 (23) июня поднять рабочих, гарнизон, скинуть Временное правительство и передать всю власть съезду. А при этом, на победной волне, самим занять господствующее положение в Советах. Однако большевики работали еще неумело. Сведения о подготовке переворота получили широкую огласку. И съезд принял решение — рабочим и солдатам воздержаться от каких-бы то ни было массовых акций. Большевики попали в неудобное положение. Они-то хотели взбунтовать людей под лозунгом «Вся власть Советам!» — а Советы запретили выступление. На экстренном заседании ЦК голоса разделились, из пяти собравшихся Каменев, Зиновьев, Ногин, проголосовали за отмену восстания, Ленин и Свердлов — за то, чтобы не отменять. Им пришлось подчиниться большинству.

А 18 июня (1 июля) началось наступление на фронте… Оно заведомо было обречено на провал. Солдаты митинговали, в бой не шли. На Западном и Северном фронтах в атаку поднялись лишь отдельные части, остальные отказались… Лишь на Юго-Западном фронте 8-я армия под командованием любимца офицеров и солдат Л. Г. Корнилова ударила дружно. И… прорвала фронт. Воодушевившись ее успехом, подключились соседи, 7-я и 11-я армии. Эта операция, кстати, наглядно показала, каким победоносным должно было стать русское наступление, если бы не революция. Даже ограниченными силами наши войска наголову громили неприятеля, брали десятки тысяч пленных. Австро-Венгрия в ужасе взывала к немцам, считая войну уже проигранной. Но из-за пассивности других участков Германия смогла перебросить оттуда дивизии для контрудара.

А в Петрограде в это же время начался вооруженный путч. Вопрос о том, кто же все-таки его инициировал, до сих пор не имеет однозначного ответа. Ведь ЦК большевиков принял решение не выступать. Однако независимо от большевиков действовали троцкисты. Кстати, сам термин «троцкисты» возник весной 1917 г., его пустил в ход Ленин, по-прежнему презиравший Льва Давидовича. Но между двумя лидерами нашлись связующие звенья. Одним стал Каменев, родственник Троцкого. Другим — Свердлов. Да и сам Ленин являлся сторонником восстания. И его, вероятно, убедили, что в данном случае троцкисты станут полезными союзниками.

И здесь целесообразно еще раз вернуться к истории с заключением Льва Давидовича в Канаде. В одном из докладов кайзеру Вильгельму II канцлер Гертлинг особо отметил, что Троцкий сидел в британской тюрьме, поэтому «ненавидит англичан»[155]. Как видим, маскировочная операция была не лишней. Троцкий раньше успел поработать и на немцев, а благодаря аресту германское руководство убедилось, что он остался «их» человеком. Представляется любопытным и тот факт, что буквально накануне мятежа западные державы постарались еще раз «отмазаться» от Льва Давидовича. В газету Милюкова «Речь» и в «Вечернее время» неизвестно кем была заброшена информация о том же самом аресте и найденных у Троцкого 10 тыс. долларах, якобы полученных от немцев.

В связи с этим «Вечернее время» 27 июня взяло интервью у посла Бьюкенена, который разъяснил:

Ложь очевидна. Ответственность за освобождение Троцкого перелагается с США и Великобритании на Временное правительство. А формальным поводом для ареста и помещения в лагерь стал как раз рапорт офицеров контрразведки о найденных деньгах. Теперь же, оказывается, британское правительство о них знать не знало. Зато очень к месту запущено слово «марок».

• Предыдущая
• 47/146
• Следующая