Мастер-класс по неприятностям - Гусев Валерий Борисович - Страница 19
- Предыдущая
- 19/27
- Следующая
Алешка отстрелялся, Максимкин посмотрел его мишень и здорово его похвалил.
– Митек, – сказал Алешка, когда тот, в свою очередь, взял винтовку, – давай на спор, слабо?
– Мне? Старому оперу? Слабо? Что даешь, если проиграешь?
– Ну… – Алешка призадумался. Потом решил: – Жвачку свою отдам.
– Бывшую в употреблении? Не пойдет.
– Всего один раз пожевал-то, – сказал Алешка.
– Не пойдет.
Алешка пошарил в карманах. Максимкин с интересом за ними наблюдал.
– Ладно, – предложил Митек. – Если проиграешь, то наловишь карасей, почистишь, выпотрошишь, нажаришь, поставишь передо мной на стол сковородку и… уйдешь из дома на два часа. Согласен? Так, а с меня что?
Алешка закатил в раздумье глаза, пошевелил губами.
– А ты мне свою тачку отдашь.
– Идет, – согласился Митек и спохватился: – А зачем она тебе?
– Ну… Мало ли… Я ее в Москву возьму. Мама с ней в магазин ходить будет. – Максимкин хмыкнул в кулак. – Она же, знаешь, какие сумки таскает.
– Ладно, – согласился окончательно Митек, – тачки тебе не видать, а карасиков я отведаю. – И он взял винтовку из Алешкиных рук. Не заметив, конечно, что за время разговора тот сбил прицел – и вправо-влево, и вверх-вниз.
Митек сделал пять выстрелов и гордо выпрямился. Максимкин посмотрел его мишень и вытаращил глаза.
– Ты нарочно? – спросил он Митька. – Ты решил подарить ему тачку? Чтобы он на ней уехал в Москву?
– Что?! – Митек перемахнул барьер и сорвал свою мишень. – Не может быть! Максимкин, у тебя ружье кривое!
Максимкин незаметно улыбается. Он давно уже смекнул Алешкину хитрость. И страшно доволен, что этот пацан обстрелял и обхитрил старого опера Митька, да еще известного писателя.
Митек рвет мишень в клочки и сердито говорит Алешке:
– Забирай тачку! Можешь ехать на ней хоть в Париж, к своему бате!
Эх, знал бы Митек, а особенно Максимкин, зачем понадобилась Алешке эта тачка!
Карасями Алешка все-таки Митька накормил, а на второе назло ему пожарил еще и яичницу. Кстати, Ксюшка и то, и другое отведала с отменным аппетитом.
Папа Карло ждал Алешку с нетерпением. Вернее, не Алешку, а его тачку. Он был какой-то суетливый, взволнованный и сразу спросил:
– Хочешь мне помочь?
– Не-а, – честно сказал Алешка. – А что делать?
– Да ничего! Посиди вот здесь, на лавочке, вместо меня.
– Вообще, я не очень сидеть люблю. А зачем?
– Мне работать надо, сроки поджимают, понял? Надо это… наращивать темпы проходки, к Дню шахтера. Обратно не понял? Мне от людей стыдно – я потому ночью работал. А щас уже днем надо. Узнают люди – засмеют…
Алешка слушал, открыв рот, и весело думал про себя о том, как взрослый человек не умеет врать.
– Ты вот тут сиди и по сторонам поглядывай. Как кто мимо пойдет, ты мне сразу песенку какую-нито запой. Погромче. Теперь понял?
– А долго сидеть?
– Не, до обеда. А потом мы с тобой пообедаем. Я яичницу забацаю.
– Вот только не это, – испугался Алешка. – У меня от яичницы перья расти начинают.
Папе Карло стало интересно. Он внимательно осмотрел пацана с ног до головы, но перьев не обнаружил – только хохолок на макушке.
– И это… откель они у тебя растут?
– Откель… Оттель.
– А! Но сидеть-то можешь?
– Ладно, посижу.
Алешка, посмеиваясь, сидел на лавочке, болтал ногами, поглядывал по сторонам. Ему не было скучно. Во-первых, есть о чем подумать, а во-вторых, он знал, что главное качество, необходимое сыщику, это терпение. Кошка, чтобы подстеречь мышку или птичку, может просидеть в засаде несколько часов. А Лешка что – хуже кошки? Он лучше кошки…
В один прекрасный момент на милицейское крыльцо вышел дежурный покурить.
– Привет! – крикнул он Лешке через улицу.
– «Наша служба и опасна и трудна…» – во все горло заорал Алешка старый милицейский гимн.
– Ты чего дразнишься? А где Папа Карло? Что это он свой пост оставил?
– Я за него. А он яичницу пошел жарить.
Дежурный докурил, Алешка допел и пошел в шахту. Папа Карло стоял за дверью с полной тачкой.
– Менты? – тревожно спросил он.
– Я их прогнал, – небрежно успокоил его Алешка. – Много осталось копать?
– Не очень. После обеда докопаю. На улице чисто? – Он имел в виду – безопасно ли?
– Не очень. Много банок из-под пива, коровьих лепешек полно.
– Понял. Открывай дверь.
Папа Карло выкатил тачку, свез свою «добычу» в овраг, вернулся и сказал:
– Зайду к ментам – как они там мою заяву приняли? Я им спать не даю, понял? – И он зашагал к милиции большими шагами, все время что-то бормоча себе под нос.
Но в милицию почему-то не зашел, остановился на пороге, развернулся и пошел обратно. Будто считал шаги. Алешка уж было открыл рот с вопросом, но Папа Карло мотнул головой, дошагал до двери сарая и скрылся за ней. Алешка – следом. И проводил взглядом Папу Карло, который так же размеренно, согнувшись, шагал по своей «шахте», как и на улице. И так же бормотал под нос. Алешке показалось, что бормочет он цифры.
Когда Папа Карло выбрался наружу, он поднял вверх указательный палец, сказал: «Вот!» – и во всю пасть развернул беззубую улыбку.
– Забирай тачку, пацан, и можешь мотать отсюда.
– Спасибо, – сказал Алешка ехидно.
Но сразу «мотать отсюда» не стал. Тачку подкатил к калитке, а сам «шепотом» вернулся посидеть немного под окошком (но не на скамейке, а на корточках) и немного послушать.
– Жорик! – Папа Карло говорил в трубку, захлебываясь от гордости. – Все готово! Лети на крыльях. Машину поставь прямо у калитки. Сам приедешь? Молоток! На милицейском «УАЗе»? Еще лучше! Токо, Жорик, денежки вперед. И за работу, и за большой риск. Я, знаешь, скоко кубов грунта вынул? И вывез на себе скоко? И за искаватор работал, и за самосвал. Под носом у ментов. Так что, Жорик, – денежки вперед. И этот… как его? Бонус. Ящик пива. То-то! Гуд-бай.
Алешка усмехнулся. И очень ему захотелось вскочить и заорать в форточку: «Ага!»
А мы пока на прикубанских берегах готовились уже не к осаде, а к боям местного значения. Со стороны глядя, ничего особенного на нашей территории не происходило – обычные трудовые будни. Но если не со стороны, а изнутри, то часть наших ребят вела охранную службу: возле дороги у нас были замаскированные посты и установлена между ними и штабом звуковая связь. Очень простая, но надежная. Один длинный свисток: «Вижу противника!» Два коротких: «Срочно вызываю командира!» Два коротких, один длинный: «Общий сбор с оружием!» Три коротких: «Убрать Бонифация!»
Со своей задачей я справился довольно легко. Заднее сиденье немного сдвинул вперед и уложил на его место дубовую крышку от бочки. На эту крышку мы установили и закрепили пулемет, сняв его с колес.
Получилось здорово – настоящая боевая тачанка, особенно если смотреть на нее издалека. Да еще на «корме» тачанки кто-то написал большими красными буквами задорное слово «Даешь!». Наверное, это сделала тетя Оксана губной помадой.
Пулемет заново выкрасили зеленой краской, и он выглядел как настоящий. Он и стрелял очень похожими на настоящие очередями. Наши «ботаны» подобрали такую пиротехнику и разработали такую систему ее подачи, что этот игрушечный пулемет трещал и сверкал такой пальбой, что Бонифаций даже попытался его конфисковать. Пришлось Атакову, как майору в отставке, убедить Бонифация в полной безопасности нашего грозного оружия.
– Это оружие не боевое, – успокоил он, – это оружие психологическое. Перебить им врагов – не перебьешь, а отогнать – отгонишь.
– Лучше бы перебить, – вздохнул Никита.
– Каждый должен заниматься своим делом, – напомнил ему взрослую истину Бонифаций и многозначительно поправил на плече ружье. Такое старое, к которому уже на всем белом свете не осталось подходящих патронов. Мы об этом знали. Но Бонифаций о том, что мы знали, не знал. И важничал, как мальчишка.
Вообще, с оружием у нас было туговато. Пулемет, крепкие палки и кое у кого рогатки. Но рогатки Бонифаций все-таки конфисковал.
- Предыдущая
- 19/27
- Следующая
