Огни святого Эльма - Евгеньев Владимир - Страница 21
- Предыдущая
- 21/26
- Следующая
– Я не понимаю ничего!
– Успокойся, мы пока можем поговорить, мне здесь особо не с кем общаться. Когда я давным-давно попал на этот корабль, я был младше всех и почти ничего не умел, но Филипп не хотел задерживаться в порту, ему не хватало матросов и он взял меня. Тогда мне было не легче чем сейчас, – Элай горько усмехнулся, он говорил громко, почти кричал, чтобы его можно было услышать.
Шторм усилился, в каморку доносился рев волн, ветра и шум дождя.
– В раннем детстве я жил в цыганском таборе. Помню, как моя мать гадала на старой замусоленной колоде, где «туз червей» была надорван с четырех сторон. Мама говорила, что колода приносит удачу именно из-за этой рваной заговоренной карты. Моя мать танцевала лучше всех в таборе, и ни один мужчина не мог устоять перед ее красотой. На меня у нее оставалось мало времени, и я помню, как часто плакал и искал ее, но когда она брала меня на руки и пела старинные цыганские песни, я забывал обо всем.
Соню, очень уставшую от всего пережитого, стал убаюкивать его голос и она начала задремывать, прижавшись боком к стене и накрывшись старой парусиной.
И тут Соня услышала чей-то громкий крик: «Ах, вот вы где!». Она не успела рассмотреть вошедшего, почувствовала сильный удар по голове и потеряла сознание.
А Данилу спасший его матрос давно уже втолкнул в капитанскую каюту и захлопнул за ним дверь. Даню бросало от одной стенки к другой, подкидывало, опускало. Вся каюта выделывала совершенно неописуемые фортеля в пространстве. На полу было полно воды, Даня промок. Он падал, вставал, держался за что то, садился, снова падал. Наконец, как-то приспособился. Уселся на кровать, держась за спинку. Кровать была привинчена к полу, поэтому он как то более-менее сохранял устойчивое положение.
Так продолжалось очень долго, примерно часа два. Наконец, во время относительного затишья дверь распахнулась, и вошел какой-то человек.
Он быстро открыл привинченный к полу шкаф, достал что-то. Потом каюта осветилась.
Это был капитан в том же клеенчатом плаще. В руках у него был большой электрический фонарь.
«Где Соня, когда ты последний раз ее видел?» – крикнул Филипп.
– Я думал, она с вами, найдите ее, она вышла, – взволнованно ответил Данила, который устал сидеть один, – когда же, наконец, кончится шторм?
– Как вышла? Куда? – закричал Филипп с ужасом, схватив Даню за плечи.
– Не знаю, – Данила чуть не плакал.
Капитан взял себя в руки «он же все-таки ребенок и не знает, как все на самом деле страшно».
Он потрепал Данилу по плечу:
– Не реви, юноша должен быть отважным. Я сейчас же пойду искать Соню, – сказал Филипп, – мы сможем вздохнуть свободно только дней через пять. Но у шторма бывают перерывы. Смотри, не выходи из каюты, фонарь не выноси. Если тебя смоет за борт или ранит, ты, возможно, останешься жив, но это будет очень мучительно.
С этими словами капитан ушел.
Соня потеряла сознание. Сколько прошло времени, она не помнила. Иногда к ней ненадолго возвращались какие-то ощущения: она слышала, как кто-то спорил рядом с ней. Затем Соню несли на руках. Все шаталось, тряслось, ревел шторм, везде были брызги холодной воды. Потом снова провал. Наконец, София почувствовала, что находится в каком-то помещении. И ясно услышала голос Данилы: «Соня, Соня, очнись!»
И снова ничего, темнота.
Опять-таки сколько времени прошло неизвестно. Потом Соня начала приходить в себя от того, что кто-то поднес ей к носу какое-то ужасно пахучее вещество. Ей ударило в ноздри что-то острое, она чихнула, затрясла головой и сразу почувствовала, что ее одежда насквозь промокла. Софии было холодно, она дрожала. Ее осветил фонарь. Она поняла, что лежит на кровати, и увидела встревоженное лицо Данилы, который держал ее за плечи. А рядом сидел еще какой-то мужчина в плаще. Приглядевшись, Соня поняла, что это капитан.
Все это время корабль равномерно качало и его лицо прыгало перед глазами Сони, что ужасно раздражало. В тот момент, когда качка на какую-то минуту остановилась, капитан сказал по-голландски: «Пей, дитя мое, тебе станет легче», и поднес к ее губам большую кружку. София сжала губы, ее опять затошнило, пить совсем не хотелось. «Пей, пей, тебе станет легче. Пей!». Он слегка зажал ей нос, Соня приоткрыла рот и волей неволей начала глотать. Это был какой-то крепкий алкоголь. По телу разлилась теплота. Соня почувствовала опьянение, голова слегка закружилась.
Несмотря на то, что корабль тряхнуло так, что Соня подлетела на кровати и Данила с Филиппом с трудом ее удержали, София сказала: «Как мне хорошо! Я буду спать». Последнее что она слышала, пока не погрузилось в блаженное забытье, был голос капитана, говоривший Дане по-английски: «Держи ее крепче, пусть она поспит. Она проспит долго».
Соне снилось, что она едет с Денисом в машине ее родителей. Они спешат в роддом. Веселый летний город, жара, все окна открыты, из-за шума других проезжающих автомобилей сложно разговаривать.
– Тебе, наверно, больно? Начались схватки? – спрашивает Денис.
– Нет, я отлично себя чувствую, – кричит София в ответ, и громко смеется.
– Тебе должно быть больно, иначе ты не родишь, – отвечает Денис. И Соня пугается, почему она не чувствует боли. А они едут и едут, а вдоль дороги стоят Сонины знакомые и друзья, они все знают, куда она направляется, хохочут и выкрикивают какие-то злые пошлые шутки. Почему все хотят, чтобы ее роды плохо закончились?
Но вот она уже в роддоме.
Соня не помнит, как рожала, но почему-то она уже лежит в огромном белом зале. София точно знает, что она уже родила. Вокруг много женщин с маленькими детьми.
– Где мой ребенок? – спрашивает София у женщины в белом халате.
– Его нет, его выбросили в мусоропровод, – отвечает врач, – и смеется все громче и громче.
– Как?! Пусти меня, гадина! Я убью тебя! – кричит Соня.
– Лежи, лежи тихо, – орет докторша. Хватает Софию за плечи и держит.
Потом Соня чуть приоткрыла глаза и ясно увидела, что не врач, а Данилка держит ее, и говорит: «Лежи, лежи тихо!»
«Что такое, где мы?» – испуганно крикнула Соня.
«Мы на корабле, тебя принес капитан», – ответил ее брат.
Парусник качнуло, она чуть не упала с кровати, Данила застонал – видимо, он ударился обо что-то.
– Какой кошмар! Я не хочу больше жить! – заорала Соня. – Ненавижу! Всех ненавижу! Даня, дай мне нож.
– Сонечка, это был сон! Все будет хорошо, прости меня, пожалуйста, – испуганно ответил Данила.
Соню страшно раздражала мокрая одежда, но странно – ей не было холодно. Она чувствовала себя отвратительно. София сразу вспомнила, все, что произошло на паруснике. Она села. Данила устроился рядом с ней. Бешеные волны качали корабль из стороны в сторону как скорлупку, и брат с сестрой раскачивались и подпрыгивали, от падения их спасало то, что кровать, за спинки которой они держались, была привинчена к полу.
Соня чувствовала отвращение ко всему на свете. Ее перестали отвлекать от грустных мыслей необычные события, которые с ними происходили. «Наверно, высший разум решил, что мы должны постоянно страдать и мучиться из-за наших ошибок». Соню почувствовала острую неприязнь к этому абстрактному жестокому высшему разуму.
«Какие странные мысли. Я, похоже, схожу с ума!» – заорала Соня. Несмотря на то, что они были рядом, им приходилось кричать из-за сильного шума.
Когда амплитуда качания каюты позволила ему, Данила достал из-под кровати какой-то саквояж, раскрыл его, достал оттуда большую пузатую бутыль, отвинтил пробку: «Выпей, это вроде водки такая фигня. Тебе станет лучше».
Соня жадно выпила почти до дна.
И тут в каюту вошел капитан.
– София, хотел проверить, как ты себя чувствуешь?
– А зачем? – ответила она заплетающимся языком, ей стало легче на душе.
– Я беспокоюсь о вас, – Филипп подошел, сел рядом с ними и забрал бутылку.
Соня уже не очень хорошо соображала.
– Хотите, я расскажу вам, что произошло? – крикнула она.
- Предыдущая
- 21/26
- Следующая
