Взгляни на небо - Дворкин Илья Львович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/27
• Следующая

Клубком покатились по песку, поднимая чьи-то полотенца, подстилки.

Возмущенно кричала толстая белокурая женщина, кто-то стал разнимать их.

— Куликаны! Места фам малло! — кричала женщина-латышка. — Итите прочь! Фыпороть фас нато!

Виталька поднялся и обнаружил, что Кубик и Валдас куда-то исчезли. Он извинился. Женщина не ответила, она аккуратно раскладывала на песке широкое махровое полотенце.

— Ухоти, ухоти, малшик, — сказала она и легла на полотенце, прилепила на нос кусочек газеты. — Не заслоняй мне солнца.

— Извините, — пробормотал Виталька. Тетка ему не понравилась. Она была круглая, как любительская колбаса. Он подошел к своей одежде, сгреб ее, недоуменно оглянулся.

Из-за кустов на высокой предпляжной гряде выглядывал Кубик, рукой манил к себе. Рядом маячил Валдас. Виталька взобрался к ним.

— Быстро по домам, — скомандовал Кубик, — считай, что мы с тобой наполовину в расчете. — Он хлопнул Витальку по плечу.

— Не понимаю, — прошептал тот. Валдас хихикнул.

— Не понимает! — обрадовался Кубик. — Он дите! А это видел? — Он протянул ладонь. На ней лежали круглые блестящие часики с браслетом.

— Золотые. Везучий ты парень, — сказал Кубик. — На сегодня все. Дуй домой и на пляже два дня не появляйся.

Родька медленно поднялся. Неторопливо пошел вниз, к городу. Сколько раз потом он вспоминал эту сцену на пляже в Дзинтари! Бессонными ночами, после мучительного, стыдного разговора со следователем, после суда, встречи с заплаканной мамой, растерянным отцом, водворения в ВТК — воспитательно-трудовую колонию — он вспоминал первое свое участие в воровстве.

Нельзя сказать, что он не сопротивлялся. Он перестал встречаться с компанией Кубика, прятался от него. Но куда спрячешься в маленьком городишке? И он все еще находился в кабале. Он был должником.

А потом рано-рано утром, когда родители только ушли на работу, явился Кубик, притащил два лоснящихся тугих чемодана и попросил спрятать их в том самом сарае, где они с отцом с таким упоением мастерили буер.

— Ты не дергайся! — утешил Кубик. — Ты их прихонырь, чтоб никто не увидел. Через неделю заберу. И долга не будет, прощу. И считай, что у тебя есть десятка. Сыграем?

Виталька и не помнил, как сел играть. И снова сделался должником Кубика.

— Ерунда, — утешил его тот, — отработаешь. — Он ругнулся. — Вокруг фраеров — глаза разбегаются.

Кубик тогда долго сидел у Витальки, опустошил почти весь холодильник, ел много и жадно. Виталька молча угощал его.

А Кубик разглагольствовал.

— Погоди, — говорил он, — еще одно дельце — и мы махнем с тобой на юг. Красотища! Едой надо запастись. Поможешь. Я с этой местной шантрапой знаться не хочу. Тебе доверяю. Все вдвоем сделаем.

Виталька молчал. Ходу назад не было… А потом он стал… Халвой.

К глухой стене пятиэтажного дома прилепилась легкомысленная пристроечка из гофрированной розовой пластмассы. Внутри стояло несколько столиков для любителей мороженого, в дальнем конце был буфет. Торговали в этом заведении чем угодно: от мороженого и сластей до банок с кильками пряного посола.

Ночи стояли теплые, Виталька спал на открытой террасе, и поэтому, когда явился Кубик, посвистел тихонько, Витальке оставалось только перелезть через балюстраду с точеными балясинами и прыгнуть метров с двух на мягкую землю клумбы.

Городок спал. Кубик нес под мышкой тугой сверток, держался поближе к стенкам домов. Фонари светили вполнакала. Зато полная луна сияла, как прожектор.

— Обрадовалась, дура, вылупилась, — шепотом ругался Кубик.

— Кто? — не понял Виталька.

— Кто, кто! Луна! Хоть бы ее тучей занавесило, что ли, — ворчал Кубик.

Как ни напряжен был Виталька, как ни боялся, но не выдержал, расхохотался. И тут же Кубик тяжело и резко треснул его кулаком по спине, дыхание пресеклось.

— Тише ты, болван! — прошипел Кубик. — Развеселилась деточка!

На пластмассовой двери висел здоровенный новенький замок.

Все произошло до удивления просто. Кубик развернул свой сверток — это был вещевой мешок, вынул коротенький ломик — гвоздодер, с негромким скрежетом вывернул петлю, отворил дверь, быстро втащил за собой Витальку и сразу же защелкнул дверь на щеколду. Потом Кубик включил фонарь. Они находились в тесной кладовке. Вокруг громоздились консервные банки, висели палки колбас, друг на друге лежало несколько больших кругов сыра, в ящике стояли две бутылки шампанского.

Кубик стал проворно набивать всем этим добром мешок. Несколько раз он высыпал все из мешка, заполнял его новыми, лучшими, на его взгляд, консервами, совал плитки шоколада. Повертел в руках две бутылки шампанского, с сожалением сказал:

— Тяжеленные, заразы! Да и не влезут! Ладно! Одну здесь разопьем, другую в руках понесешь.

Кубик стал на ящик, ловко сорвал фольгу и проволоку с горлышка, бесшумно откупорил шампанское — только дымок из горлышка пошел.

— Будешь? — спросил он Витальку.

— Нет, нет, не буду, — пробормотал тот.

— Эх ты, салажонок! Гляди, как надо! — Кубик присосался к бутылке, кадык на его толстой шее запрыгал вверх и вниз — казалось, в горле у Кубика ходит куриное яйцо. Виталька отвернулся — было противно.

Наконец Кубик с чмоканьем оторвал бутылку от губ. Он сидел и отдувался. Глаза его блаженно маслились.

— Вот это житуха! — проговорил он. — Дураки пусть работают. Десять минут — и готово!

Он хлопнул ладонью по раздувшемуся мешку, встал, легко вскинул мешок за спину. «Ох и здоровенный же, бычина», — подумал Виталька. Мальчишка понимал, что они делают, понимал прекрасно, но было в этом столько новизны, остроты и риска, что спина покрывалась пупырышками.

— А ты, — приказал Кубик, — бери бутылку и вот это. — Он показал на прямоугольник, завернутый в вощеную бумагу.

— А это что? — Виталька колупнул пальцем лоснящуюся обертку.

— Халва. Вещь! Любимая моя еда. Пошли. Иди вперед.

Он распахнул дверь и подтолкнул Витальку в спину.

Ослепленный ярким светом, Виталька сделал шаг и застыл. Рот его приоткрылся. Вид у него был такой глупо-изумленный, что вокруг захохотали.

— Ну вот и халва с шампанским пожаловали, — проговорил чей-то веселый голос. — Картина называется «Не ждали».

Виталька сквозь слепящий свет фар милицейской машины разглядел прямо перед собой молодого милицейского лейтенанта. За ним стояли еще несколько человек.

Кубик метнулся назад, захлопнул дверь, щелкнул засовом.

Витальку отвели в сторону, лейтенант подошел к двери.

— Дуралей ты, Кубик, — негромко сказал он. — Давай-ка выходи сам, не будем портить народное имущество — дверь, она тоже денег стоит.

В ларьке раздался глухой рокот, звяканье, потом дверь отворилась и вышел Кубик, туго свернутый пустой мешок он держал под мышкой.

— Ну, молодец! — восхитился лейтенант. — Успел? — Он заглянул в кладовку. — Что ж ты их грудой вывалил? Сложил бы хоть.

Глаза Кубика затравленно бегали. Ноги его согнулись, руки висели ниже колен. Удивительно он был похож в этот момент на обезьяну.

Вдруг он оскалился и метнулся к Витальке.

Лейтенант молниеносно перехватил его правую руку, завернул ее за спину.

Кубик застонал от боли, опустился на колени.

— Это ты, гаденыш! — хрипел он. — Ты донес.

— Я же говорил, Кубик, что ты дурак, — спокойно произнес лейтенант. — Слыхал о таком: электрическая сигнализация? Так вот, не успели вы открыть дверь, как сигнализация сработала. Мы уже давненько поджидаем вашего выхода. Да вы что-то там завозились.

Лейтенант отпустил Кубика, тот медленно поднялся, машинально отряхнул брюки. Лейтенант заглянул в кладовку.

— Э! Да вы тут шампанское распивали! — воскликнул он. — Ну, молодцы! Шампанское! Халва! Шоколад! Губа у вас не дура. Ишь, аристократы! — Он подозвал пожилого сержанта, приказал: — Этих голубчиков в машину — и в отделение. Утром с понятыми и продавцом разберемся, чего не хватает.

• Предыдущая
• 16/27
• Следующая