Выбери любимый жанр

Махмуд-канатоходец - Икрамов Камил Акмалевич - Страница 24


Изменить размер шрифта:

24

Хотел было главный мулла рассказать хану, что в народе давно уже вспоминают слова Махмуда-Пахлавана о том, что правитель, пополняющий свою казну имуществом подданных, похож на глупца, который мажет крышу своего дома глиной, взятой из-под фундамента, но промолчал. Слово-то серебро, а молчание золото. Ведь и ему из нового налога перепадет.

Отпустил Алакула-хан советников. Пошли они по двору, уже к воротам подошли, да вспомнил хан, что не все еще сказал, выбежал на галерею и крикнул им вдогонку:

— Эй, вы, не забудьте этого безбожника святым сделать! Пусть все муллы об этом говорят, а кушбеги за постройкой гробницы следит.

...Уже закончили кладку стен, купол высокий выстроили. Решили отделать двери резьбой и слоновой костью, украсить своды самыми что ни на есть красивыми изразцами.

Только один человек в Хиве мог сделать такие изразцы, каких ни в Багдаде, ни в Дели, ни в Тегеране, ни в Самарканде не было. Звали мастера Абдулла. Так его по закону звали, а народ звал его иначе; так звал, что поручать ему украшение святого места было неудобно. Джинном его хивинцы звали, а Джинн — это по-узбекски то же, что по-русски черт или, вернее, дьявол. Одни говорили, что имя ему за ловкость в работе дали, другие утверждали, будто за озорной нрав ему такая кличка досталась. Подумал хан, подумал кушбеги, доверить ли Джинну святую усыпальницу. Ну, да делать нечего — доверили. Не было другого такого искусного мастера.

Взял мастер Абдулла себе помощников, начал изразцы готовить. Изразцы поливные, синие, с разноцветными узорами полевых цветов и степных трав. Гордился мастер своим искусством. На самом видном месте укрепил изразец с надписью: «Пусть краски этих узоров служат образцами для весны!» Старается мастер ради Махмуда-Пахлавана.

Приехал как-то министр — кушбеги. Ходит, посматривает, вроде понимает чего. Пыхтит, отдувается. Только что отобедал. Переел немного.

— Вот что,— сказал кушбеги.— Решил великий и мудрый наш хан в этой усыпальнице всех ханов похоронить.

Опешил мастер. Не ожидал такого подвоха.

— Это как же так? Ведь Махмуд простым человеком был. Как же ему рядом с ханом лежать? Нехорошо ему будет, неприятно.

— Шубнику неприятно? — с угрозой спросил министр и замахнулся плетью.— В темницу захотел, нечестивец! Сказано: всех ханов хоронить будем здесь!

Бесполезно спорить с сильным. Горько усмехнулся мастер.

— Ладно,— говорит,— только, чтобы Махмуду приятно было, надо бы всех ханов сразу похоронить. Это бы еще ничего.

Засмеялись мастера, а министр не понял.

— Глупый ты человек, темный,— презрительно сказал он.— Как же это можно — всех сразу? Ведь умирают ханы не сразу, а по очереди.

— Лучше бы, конечно, сразу,— проворчал мастер Абдулла, и в черных глазах сверкнул огонь, за который, может быть, его и прозвали Джинном.— По очереди, значит. Ладно.

То ли не слышал министр этих слов, то ли сделал вид, что не слышит, а вернее всего, не понял.

— А украшать святыми стихами будете?

— Как же! — ответил мастер.— Обязательно. У Махмуда-Пахлавана триста тридцать стихов. Уж мы выберем. Вот, например, очень хороший стих. Посмотрите, о любимец великого хана.

Джинн знал, что министр был ленив и малограмотен, и потому без опаски раскрыл страницу, где было тщательно выписано следующее стихотворение:

Сто гор кавказских истолочь пестом,
Сто лет в тюрьме томиться под замком,
Окрасить кровью сердца небо легче,
Чем провести мгновение с глупцом.

— Так,— сказал министр, хотя не успел прочесть и половину первой строчки.— А еще что?

— Можно и еще,— сказал Джинн и перевернул страницу:

Зимой костер — нужнее алых роз,
Зимой кошма — нежнее шелка кос.
Но человек плохой всегда страшнее,
Чем самый злой и самый страшный пес!

— Святой был человек,— заметил ханский министр, не разобрав и двух слов.— Мы его верным слугой аллаха объявили. Теперь нам ничего не страшно.

Мастер Абдулла опять перевернул несколько страниц:

Пусть трус усердно золото чернит,
Он в медь его вовек не обратит.
Псу — всякий трус, реке — герой подобен,
А где тот пес, что реку осквернит?..

— Да,— сказал министр, торопясь уйти во дворец, чтобы соснуть после трудов часок-другой.— Святой был человек. Очень он мулл любил.

— Конечно,— подтвердил мастер и опять перевернул страницу:

Пускай не говорят, что в Мекку путь святой.
Мулла драконом стал, а раньше был змеей.
Уж если ты пошел аллаху помолиться,
Старайся не вставать поблизости с муллой.

Давно уже нет в Хиве хана, нет кушбеги, нет страшных подземных темниц, нет нищих земледельцев и ремесленников. Хороший город Хива! Счастливые там живут люди!

Когда вы приедете в Хиву, вам расскажут еще много историй, связанных с именем Махмуда, и, уж конечно, покажут вам замечательное творение старых мастеров — гробницу Махмуда-Пахлавана, на сводах которой искусно выписаны многие из стихов простого шубника, замечательного борца и свободолюбивого поэта. Там теперь государственный музей. Вы можете прочесть и стихи Махмуда, если знаете язык фарси, на котором они написаны. 

24
Перейти на страницу:
Мир литературы