1812. Все было не так! - Суданов Георгий - Страница 4

• Предыдущая
• 4/17
• Следующая

Император Наполеон

По крайней мере, таков был первоначальный план Наполеона.

Историк А.К. Дживелегов пишет:

«Можно утверждать с довольно большой определенностью, что общий план кампании у Наполеона изменился в течение похода. Он был один в Дрездене и Вильне, другой – в Смоленске. И нужно сказать, что тот, с которым он начинал свой поход, был не только лучше, но он был единственно возможный. Наполеона погубило то, что он от него отступил».

В самом деле, уже в мае 1812 года Наполеон понял, что ему придется отказаться от надежды решить исход кампании в одном генеральном сражении сразу же после перехода через Неман. Он был готов к тому, что русские будут уклоняться от генерального сражения и отступать. И он был готов преследовать их, но только до определенного предела.

Он с уверенностью говорил австрийскому дипломату Клеменсу фон Меттерниху (Австрия в тот момент была союзницей Наполеона):

– Мое предприятие принадлежит к числу тех, решение которых дается терпением. Торжество будет уделом более терпеливого. Я открою кампанию переходом через Неман. Закончу я ее в Смоленске и Минске. Там я остановлюсь. Я укреплю эти два города и займусь в Вильно, где будет моя главная квартира в течение ближайшей зимы, организацией Литвы, которая жаждет сбросить с себя русское иго. И мы увидим, кто из нас двух устанет первый: я от того, что буду содержать свою армию за счет России, или Александр от того, что ему придется кормить мою армию за счет своей страны. И, может быть, я сам уеду на самые суровые месяцы зимы в Париж.

Меттерних тогда поинтересовался у Наполеона, что он будет делать, если оккупация Литвы не вынудит императора Александра к миру.

На это Наполеон ответил:

– Тогда, перезимовав, я двинусь к центру страны и в 1813 году буду так же терпелив, как в 1812-м. Все, как я вам сказал, является исключительно вопросом времени.

Надо сказать, информация эта идет от самого Меттерниха, и у нас нет оснований не доверять его свидетельствам.

А.К. Дживелегов уверен в том, что «Наполеон не хитрил с Меттернихом. Он действительно излагал ему тот план, который он решил осуществлять в течение лета и осени 1812 года. И он еще в Вильне держался его твердо».

Собственно, это же подтверждает и генерал Филипп-Поль де Сегюр, который записал следующие слова Наполеона, сказанные им генералу Себастиани в Вильно:

– Я не перейду Двину. Хотеть идти дальше в течение этого года – значит идти навстречу собственной гибели.

Более того, уже в Смоленске Наполеон говорил маршалу Даву:

– Теперь моя линия отлично защищена. Остановимся здесь. За этой твердыней я могу собрать свои войска, дать им отдых, дождаться подкреплений и снабжения из Данцига. Польша завоевана и хорошо защищена; это результат достаточный. В два месяца мы пожали такие плоды, которых могли ожидать разве в два года войны. Довольно! До весны нужно организовать Литву и снова создать непобедимую армию. Тогда, если мир не придет искать нас на зимних квартирах, мы пойдем и завоюем его в Москве.

В том же мае 1812 года Наполеон писал своей жене Марии-Луизе:

«Думаю, что через три месяца все будет закончено».

Как утверждает историк В.М. Безотосный, Наполеон «рассчитывал, что вся кампания уложится в рамки лета – максимум начала осени 1812 года».

Естественно, имея «незаживающую рану» на Пиренейском полуострове, Наполеон и думать не хотел о затягивании похода в Россию до зимы. С другой стороны, у него имелся долгосрочный стратегический план: в течение нескольких месяцев нанести поражение русским войскам, а потом навязать императору Александру согласие на совместную франко-русскую экспедицию в Индию. Там Наполеон хотел нанести решительный удар по Британской империи. Поход планировалось завершить в 1814 году.

Сейчас подобные планы выглядят явной авантюрой, но Наполеон на полном серьезе вынашивал их, хотя четко сформулированных на бумаге индийских проектов не сохранилось.[1]

Получается, что в 1812 году Наполеон сам же и не стал придерживаться разумной «тактики терпения». Как известно, он не остановился ни в Минске, ни в Смоленске… Он, на свою голову, пошел на Москву.

Русская кампания 1812 года

Что же побудило его к этому?

Историк А.К. Дживелегов дает такой ответ на этот вопрос:

«Чтобы остановиться в Смоленске и Минске и зазимовать в Литве и Белоруссии, нужно было, чтобы кампания прошла с таким же блеском, с каким проходили кампании 1805, 1806, 1809 гг. Иначе Париж и Европа могли дать знать о себе. Престиж империи требовал, раз война началась, чтобы было то, что сам Наполеон называл un grand coup[2]. Он боялся, что, раз война пойдет скучно, будет складываться из множества более или менее нерешительных дел, Франция начнет высказывать недовольство, подвластные и вассальные страны заволнуются. И кто мог предсказать, куда приведет это недовольство, во что выльется это волнение».

По сути, политика спутала совершенно правильные стратегические расчеты великого полководца.

Как пишет современник событий 1812 года А.П. Шувалов, разбиравший ошибки Наполеона, его главная проблема «состояла в том, что он основал планы на политических расчетах. Сии расчеты оказались ложными, и здание его разрушилось».

На практике же, перейдя через Неман, Наполеон решил вклиниться между 1-й и 2-й русскими армиями, отрезать, окружить и уничтожить князя Багратиона. По его мнению, это было бы одним из тех grands coups, которые так были ему нужны. Но русским армиям удалось соединиться под Смоленском, и они вновь принялись отступать, заманивая Наполеона все дальше и дальше.

Занятие Смоленска – это было очень важно, но, как отмечает историк А.И. Попов, «политические соображения толкали Наполеона на продолжение кампании».

А.К. Дживелегов констатирует:

«При таких условиях остановиться на зимовку в Смоленске значило оживить все возможные недовольства и волнения во Франции и в Европе. Политика погнала Наполеона дальше и заставила его нарушить свой превосходный первоначальный план».

Наполеон был уверен, что русские для спасения своей столицы вынуждены будут дать генеральное сражение, что они будут разбиты, что Москва будет взята, а император Александр для ее спасения запросит мира. А если не запросит? В этом случае Наполеон надеялся найти в Москве достаточно ресурсов для комфортной зимовки…

Со школьных лет нам втолковывали, что Наполеон, подобно Гитлеру в 1941 году, совершил вероломное нападение на Россию. Вот лишь несколько примеров: «Наполеон вероломно, без объявления войны, напал на Россию» (История Белорусской ССР). «Франция без объявления войны вероломно напала на Россию» (История русской журналистики XVIII–XIX веков). «Наполеон вероломно нарушил союзные отношения между Россией и Францией» (Сборник «1812 год: к стопятидесятилетию Отечественной войны»). «В ночь на 12 июня 1812 года Наполеон вероломно, без объявления войны, начал захватнический поход на Россию» (Полоцк: исторический очерк)…

Перечень подобных утверждений можно было бы продолжать до бесконечности.

На самом деле все обстояло совсем не так. 10 (22 июня) 1812 года Наполеон официально объявил России войну, и сделано это было через французского посла в Санкт-Петербурге маркиза Жака-Александра-Бернара де Лористона, вручившего управляющему Министерства иностранных дел России А.Н. Салтыкову надлежащую ноту.

В ноте Лористона говорилось:

• Предыдущая
• 4/17
• Следующая