Пятый квадрат - Гончар Анатолий Михайлович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/41
• Следующая

Димарик вышел на свежий воздух, поглядел в бездонное голубое небо, и его мысли вернулись к ждущей его возвращения девушке.

Наташа – первая красавица курса, умница, уже начавшая готовить материал для своей будущей диссертации, девушка, всю жизнь мечтавшая (нет, «мечтавшая» было бы сказать неправильно), твердо рассчитывавшая на принца, что на белом коне, никогда в жизни не могла бы предположить, что выберет себе в спутники контрактника, не имеющего высшего, да что там высшего, даже среднетехнического образования. Опять же, «выберет»… Да кто кого выбирал? Случайно столкнулись на дискотеке и… кажется, на всю жизнь… И что она могла найти в этом странном, даже чудаковатом, таком во всём некультяпистом парне? Что в нём было, отличавшее его от других парней? Разве что шрамы, многочисленными оспинами отметившие его тело. Но тогда, в первый раз на дискотеке, она их не видела и не могла знать об их существовании, но всколыхнуло, пробрало до дрожи, едва он коснулся руками её плеч, талии… Первый в их в жизни танец не успел окончиться, а она уже знала: принц на белом коне ищет подковы где-то в далёком прошлом, а её судьба здесь, рядом. Но всё равно её прагматичная половина разума долгое время твердила, что это так себе, всего лишь блажь, это ненадолго. Она и в Чечню его отпускала с одной-единственной мыслью: разлука все расставит по своим местам, странная прихоть развеется, чувства остынут, исчезнут под налётом повседневных дел и забот. Но как жестоко она ошиблась! Уже сотни раз прокляла себя за то, что согласилась на его уговоры, отпустила Дмитрия в эту последнюю – крайнюю, как говорил он сам – командировку. Теперь она ждала каждого телефонного звонка, как ждёт глотка воды умирающий от жажды путник. Наташа боялась, что с её любимым что-нибудь случится, боялась до болей в сердце, до умопомрачающей жути. Вечерами подолгу не могла уснуть и часто просыпалась от наползающей тревоги. И чем больше он уговаривал её не беспокоиться, чем чаще и больше рассказывал о ничегонеделании и об отсутствующих в горах Ичкерии бандитах, тем сильнее в ней разгоралась боязнь его потерять. Она никому бы не призналась, но теперь часто плакала, а на двери её спальни висел календарь, на котором она каждое утро зачеркивала уходящие в прошлое числа… Но жизнь шла своим чередом. Наташа продолжала учиться, а старший сержант Дмитрий Маркитанов выполнял поставленные командованием разведывательные задачи.

Очередной боевой выход подходил к концу. До эвакуации оставалось меньше суток. Спецназовцы пересекли небольшой ручей и, поднявшись к вершине тянувшегося на юго-запад хребта, двинулись по его левому склону. Радист, рядовой Ухалов, шедший вслед за снайпером Васнецовым, крайним в первой тройке ядра, чувствовал себя уставшим с самого утра. Три дня бесконечной беготни его безмерно вымотали, а тут ещё ведший группу младший сержант Морзобитов, как нарочно, выбирал самые тернистые, самые неподходящие участки. Словно и не было посередине хребта (всего в трех шагах!) ещё не полностью заросшей тропы, некогда натоптанной тысячами ног. Да и сейчас по ней, похоже, хоть изредка, но ходили. Вот вроде как отпечаток чьей-то ноги, а вот коровье копыто.

– Да ну вас всех к чёрту! – одними губами пробормотал Ухалов, делая шаг в сторону…

Сколь же хорошо шагалось по ровной, утрамбованной тропке! Пока все продирались через обдирающие до крови кусты шиповника, обходили растопырившиеся ветками брёвна, перепрыгивали через рытвины, Игорь мог себе позволить шаг праздно гуляющего зеваки. Но счастью не дано было длиться долго.

– Ты где прёшься?! – рявкнул пулемётчик Киреев и направился к глупо рискующему радисту, собираясь сдернуть его со столь заманчиво вьющейся по хребту дорожки.

«Бах»! – грохнул взрыв. Левая часть корпуса пулемётчика, лишившись опоры, словно зависла в воздухе. «Бах»! – и под правой ногой Михаила тоже разверзлась чёрная бездна.

– Мать твою! – взревел он, плашмя падая на землю.

Тяжёлый «ПКМ», так и не выпущенный из рук, с грохотом опустился на поверхность почвы. Очумевший радист Ухалов застыл столбом, не в силах сдвинуться с места. Время замерло. Кто-то, присев при первом же взрыве, уже поспешно выбивал шомпол, кто-то, не видя произошедшего, ушёл за ближайшее укрытие и теперь озирался по сторонам в поисках возможной опасности, кто-то заторможенно замер на месте. А командир группы, успев все осознать, пока не сумел сформулировать должное приказание.

– Миха! – выдохнул Маркитанов, бросаясь на помощь к обливающемуся кровью, стонущему от невыносимой боли пулемётчику. – Командир, промедол!

– Сейчас! – Морин сунул руку в нагрудный карман, вытащил пластмассовую коробочку, в которой лежали полупрозрачные тюбики, и, достав сразу два, поспешил к раненому бойцу, не задумываясь над тем, что и под его собственными ногами может оказаться спрятанная в земле мина. Он торопился, на ходу отдавая команды:

– Петренко! С миноискателем сюда! Иванов, твоя тройка – носилки, ИПП Кирееву! Живо!

– Есть! – ответил за старшего Васнецов. А Морин выкрикивал новые приказания:

– Наблюдать! – это уже всем остальным. – Иду, иду! – это скорее самому себе для бодрости. По спине, по рукам пробежала дрожь, и он попытался успокоить себя: «Спокойно, спокойно. Главное, чтобы не тряслись руки, а то стыдно. О господи, о чём я думаю, там…» – добежав до раненого бойца, старлей опустился на одно колено и сразу, почти с ходу, сквозь материал маскхалата, всадил в него два укола.

– Потерпи, Михаил, потерпи, сейчас станет легче! – приговаривал он, протягивая Маркитанову вытащенный из разгрузки бинт. И тут же приказал радисту: – Синяк, связь!

– Центр на связи, – доложил радист, успев развернуть радиостанцию.

– Передавай: «Подрыв по координатам Х… Y… Требуется срочная эвакуация. – Морин бросил безнадёжно-тоскливый взгляд в облачное небо – срочной эвакуации не будет, до ближайшего места подъезда техники несколько часов пути, а уже смеркается. – Игорь, давай на связь комбата.

– Беркут – Центру, Беркут – Центру. Приём.

– Центр для Беркута. Приём.

– Пригласи Рубина для Старшего, Рубина для Старшего. Рубина для Старшего, – проталдычил старший радист. – Как понял? Приём.

– Понял, тебя понял! – И буквально через пару минут послышалось: – Рубин для Беркута на приёме.

– Рубин! – Морин перехватил гарнитуру у Синявского и прижал микрофон к уху. – Раньше утра нам не выйти. Прошу эвакуационную технику по координатам Х… Y… Выйду с рассветом. Приём.

– Беркут, – последовал твёрдый приказ, – передвижение ночью запрещаю! Двигайся до наступления темного времени суток. Ночь – на месте. Продолжение движения по светлому времени. Как меня понял? Приём.

– Но Киреев тяжёлый, отрыв обеих ног… – попытался объяснить ситуацию Морин.

– Ты слышал мой приказ? Выполняй! И никаких телодвижений. Конец связи! – категорично предостерёг Лунёв и, не дожидаясь ответа, отдав наушники дежурному связисту, направился к своей палатке. В лицо ему дохнул юго-западный ветер, и почти сразу начал накрапывать мелкий холодный дождь.

«Ночью он захотел идти! – досадуя, комбат с силой ударил кулаком по собственной ладони. – Мне ещё одного подрыва не хватало! Да и весь выигрыш – два часа. По-светлому! Только по-светлому! Получается, район минирован… Наших минных полей там нет. Значит, «чехи». Значит, где-то там база. Значит, придётся посылать туда группу ещё раз». – Рассуждая подобным образом, подполковник Лунёв добрался до своей палатки и скрылся под её пологом.

Относительно базы комбат оказался прав, но лишь отчасти. База действительно была, но старая, заброшенная, давно никем не посещаемая; располагалась она в низине и была рассчитана на два десятка моджахедов. Вот только строившие её уже давно гнили в земле, попав в хитроумную ловушку. Впрочем, как это было осуществлено, история умалчивает.

– Степан, носилки! – скомандовал Морин. Оставаться на месте подрыва дольше необходимого он был не намерен и, глядя на то, как осторожно поднимают и укладывают на брезент носилок тихо стонущего Киреева, Денис прижал микрофон внутригрупповой радиостанции к щеке и негромко отдал приказ: – Первый, азимут сто семьдесят, начинаем движение. Медленно. Как понял, повтори.

• Предыдущая
• 16/41
• Следующая