Том 1. Стихотворения - Гумилев Николай Степанович - Страница 46
- Предыдущая
- 46/105
- Следующая
                            Изменить размер шрифта: 
                            
                                 
                                 
                                
                            
                        
 
                        
                            46
                        
                   
                        Детство
Я ребенком любил большие,
 Медом пахнущие луга,
 Перелески, травы сухие
 И меж трав бычачьи рога.
 Каждый пыльный куст придорожный
 Мне кричал: «Я шучу с тобой,
 Обойди меня осторожно
 И узнаешь, кто я такой!»
 Только, дикий ветер осенний,
 Прошумев, прекращал игру, —
 Сердце билось еще блаженней,
 И я верил, что я умру
 Не один, — с моими друзьями.
 С мать-и-мачехой, с лопухом.
 И за дальними небесами
 Догадаюсь вдруг обо всем.
 Я за то и люблю затеи
 Грозовых военных забав,
 Что людская кровь не святее
 Изумрудного сока трав.
 Городок
Над широкою рекой,
 Пояском-мостом перетянутой,
 Городок стоит небольшой,
 Летописцем не раз помянутый.
 Знаю, в этом городке —
 Человечья жизнь настоящая,
 Словно лодочка на реке,
 К цели ведомой уходящая.
 Полосатые столбы
 У гауптвахты, где солдатики
 Под пронзительный вой трубы
 Маршируют, совсем лунатики.
 На базаре всякий люд,
 Мужики, цыгане, прохожие, —
 Покупают и продают,
 Проповедуют Слово Божие.
 В крепко-слаженных домах
 Ждут хозяйки белые, скромные,
 В самаркандских цветных платках,
 А глаза все такие темные.
 Губернаторский дворец
 Пышет светом в часы вечерние,
 Предводителев жеребец —
 Удивление всей губернии.
 А весной идут, таясь,
 На кладбище девушки с милыми,
 Шепчут, ластясь: «Мой яхонт-князь!»
 И целуются над могилами.
 Крест над церковью взнесен,
 Символ власти ясной, Отеческой,
 И гудит малиновый звон
 Речью мудрою, человеческой.
 Ледоход
Уж одевались острова
 Весенней зеленью прозрачной,
 Но нет, изменчива Нева,
 Ей так легко стать снова Мрачной.
 Взойди на мост, склони свой взгляд:
 Там льдины прыгают по льдинам,
 Зеленые, как медный яд,
 С ужасным шелестом змеиным.
 Географу, в час трудных снов,
 Такие тяготят сознанье —
 Неведомых материков
 Мучительные очертанья.
 Так пахнут сыростью гриба,
 И неуверенно, и слабо,
 Те потайные погреба,
 Где труп зарыт и бродят жабы.
 Река больна, река в бреду.
 Одни, уверены в победе,
 В зоологическом саду
 Довольны белые медведи.
 И знают, что один обман —
 Их тягостное заточенье:
 Сам Ледовитый Океан
 Идет на их освобожденье.
 Природа («Так вот и вся она, природа…»)
Так вот и вся она, природа,
 Которой дух не признает,
 Вот луг, где сладкий запах меда
 Смешался с запахом болот,
 Да ветра дикая заплачка,
 Как отдаленный вой волков,
 Да над сосной курчавой скачка
 Каких-то пегих облаков.
 Я вижу тени и обличья,
 Я вижу, гневом обуян,
 Лишь скудное многоразличье
 Творцом просыпанных семян.
 Земля, к чему шутить со мною:
 Одежды нищенские сбрось
 И стань, как ты и есть, звездою,
 Огнем пронизанной насквозь!
 Я и Вы
Да, я знаю, я вам не пара,
 Я пришел из иной страны,
 И мне нравится не гитара,
 А дикарский напев зурны.
 Не по залам и по салонам
 Темным платьям и пиджакам —
 Я читаю стихи драконам,
 Водопадам и облакам.
 Я люблю — как араб в пустыне
 Припадает к воде и пьет,
 А не рыцарем на картине,
 Что на звезды смотрит и ждет.
 И умру я не на постели,
 При нотариусе и враче,
 А в какой-нибудь дикой щели,
 Утонувшей в густом плюще,
 Чтоб войти не во всем открытый,
 Протестантский, прибранный рай,
 А туда, где разбойник, мытарь
 И блудница крикнут: вставай!
 Змей
Ах, иначе в былые года
 Колдовала земля с небесами,
 Дива дивные зрелись тогда,
 Чуда чудные деялись сами…
 Позабыв Золотую Орду,
 Пестрый грохот равнины китайской,
 Змей крылатый в пустынном саду
 Часто прятался полночью майской.
 Только девушки видеть луну
 Выходили походкою статной, —
 Он подхватывал быстро одну,
 И взмывал, и стремился обратно.
 Как сверкал, как слепил и горел
 Медный панцирь под хищной луною,
 Как серебряным звоном летел
 Мерный клекот над Русью лесною:
 «Я красавиц таких, лебедей
 С белизною такою молочной,
 Не встречал никогда и нигде,
 Ни в заморской стране, ни в восточной.
 Но еще ни одна не была
 Во дворце моем пышном, в Лагоре:
 Умирают в пути, и тела
 Я бросаю в Каспийское Море.
 Спать на дне, средь чудовищ морских,
 Почему им, безумным, дороже,
 Чем в могучих объятьях моих
 На торжественном княжеском ложе?
 И порой мне завидна судьба
 Парня с белой пастушеской дудкой
 На лугу, где девичья гурьба
 Так довольна его прибауткой».
 Эти крики заслышав, Вольга
 Выходил и поглядывал хмуро,
 Надевал тетиву на рога
 Беловежского старого тура.
 
                            46       
                        
                       
                        
                        - Предыдущая
- 46/105
- Следующая
                            Перейти на страницу: 
                                                    
     
                     
                        