Трое против Зоны - Левицкий Андрей Юрьевич - Страница 7
- Предыдущая
- 7/13
- Следующая
Шнобель действительно неплохо кашеварил. Сейчас он забабахал густой, нажористый суп из тушенки и риса, и мы с удовольствием навернули по две миски каждый. Из-за готовки мы потратили на привал часа полтора. Но, во-первых, первая половина дня выдалась утомительной (по причине странно навалившихся аномалий), и всем нужен был отдых. Во-вторых, мы все равно успевали в первую точку ночевки – заброшенный егерский домик за Любечской Помойкой. Помойка хожена вдоль и поперек много раз всеми, кому не лень, аномалий там отродясь не водилось, а мутантов давно уничтожили военсталы.
Ну конечно, какая-нибудь бродячая химка или дробилка может в любом месте поджидать, нельзя скидывать со счетов и залетных собак или мигрирующую стаю крыс. Но это так, маловероятные мелочи, которые задержат нас не больше, чем на полчаса.
Собрав котелки, закопав мусор, залив костер, мы выдвинулись дальше. Обед прибавил сил, шагалось легко и свободно. Набежали облака, стало пасмурно, зато немного потеплело. Когда-то Помойка была посещаемым местом, там жили полчища крыс, и новички ходили туда бить их и собирать хвосты. Поэтому нам часто попадались протоптанные тропы. Где-то с полчаса мы даже шли по одной, сэкономив силы и время.
Когда вышли к Помойке, было около шести. Мы как раз успевали пересечь ее и до темноты устроиться в «егерятнике», как называли сталкеры егерский домик. Тени стали длиннее, затем лес кончился – и Помойка предстала перед нами во всей своей помоечной красе.
Конечно, это была не обычная бытовая помойка. Сюда свозили еще в советское время все, что следовало скрыть от глаз обывателя. Все, что изымалось из обращения, так как нарушало имидж советской власти либо попадало под запрет уже после производства или выпуска. Стотысячные тиражи ставших неугодными книг, бракованная одежда, мебель, домашняя утварь. Сюда же свозили списанные ушлыми директорами магазинов или складов продукты, которые не удалось тайком продать на сторону. Собственно, на этих продуктах и завелись крысы, да так и остались, а потом мутировали.
Причудливое место эта Помойка. Когда-то ее огораживал высокий железный забор, чтобы глаз простого человека не видел ошибок руководства. Потому ее и вынесли так далеко за город. Теперь забор местами обвалился, на Помойку пробрался лес. И растут кусты на холмах из стульев, из растрескавшегося концертного рояля торчит березка, лианы плюща покрывают гору намокших книг. Хорошо утоптанные тропки пересекают Помойку во всех направлениях.
Там, откуда мы подошли, забор стоял, но одна секция повалилась, открывая широкий проход. И первое, что мы увидели, когда лес закончился, – жарка, загораживающая весь этот проход.
Мы остановились в нескольких метрах от забора.
– Это еще что за хрень?! – возбужденно закричал Федор, размахивая руками. – Нет, вы только поглядите, откуда она тут взялась?!
– И верно, что за фигня? – Пригоршня почесал в затылке. – Химик, ведь ее тут раньше не было? Или меня память подводит?
Я задумчиво покачал головой. Как нарочно, честное слово. Что-то непонятное творится с Зоной. Даже с учетом того, что Зона вообще странное и непредсказуемое место. Сколько раз мы тут ходили – никогда ни одна аномалия не догадалась перекрыть вход на Помойку. И вот поди ж ты… Какое неудачное начало похода! Надеюсь, дальше пойдет легче.
– Обойти никак? – деловито осведомился Шнобель.
– Нет, Ромыч, – сказал Пригоршня. – Ну то есть можно, ясное дело, да это ж какого крюка надо давать…
Шнобель вытащил горсть гаек из мешочка на поясе.
– Сейчас разведаем подходы…
Ржавый, с редкими хлопьями красной краски забор тянулся влево и вправо, скрываясь где-то там за деревьями. Он был высокий, метра три, – не перелезть. Пространство между лесом и Помойкой заполнял малинник, кусты кое-где перемежались низкорослым орешником.
– Так, отставить панику! – велел я громко. – Рома, вернись! Твои гайки еще пригодятся. Федор, успокойся. Пригоршня, не дезинформируй общественность. Этому забору черт знает сколько лет, где-нибудь обязательно найдется еще одна дыра. Так что медленно идем вдоль периметра, прощупывая тропу, и ищем другой проход или слабое место.
Крюка, конечно, пришлось дать, но надо сказать, что, хотя шли мы медленно, постоянно проверяя дорогу впереди, слабое место в заборе обнаружилось довольно быстро. Одна секция накренилась, верхний угол качался под ветром. Шнобель с Пригоршней быстренько нашли поваленное, но еще крепкое дерево, вставили его в щель, поднажали – и рифленый железный лист вышел из креплений. С мерзким скрипом он упал на землю, открывая вид на растрескавшиеся шкафы. Из полуоткрытых дверей выглядывали нежно-зеленые побеги.
Было полшестого, я предвкушал сытный ужин и раннюю укладку на ночь – меня уже покачивало, тянуло в сон: сказывался вчерашний недосып. Я беспрестанно зевал, чем вскоре заразил всех в отряде. Мы гуськом шли между мебельными стенками, в остатках полировки отражались наши искривленные лица. Много где панели ДСП разрушались, и под ногами поскрипывали влажные опилки. Впереди шагал Пригоршня с компасом и длинной палкой в вытянутой руке, чтобы разрядить невидимую аномалию раньше, чем вступит в нее. Пока что, правда, больше аномалий не было.
– Вы доверяете компасу? – спросил Шнобель.
– Магнитные линии будут посильнее аномальной энергии, – зевая, ответил я. – Верно, Никита?
– Чего? – он повернул к нам сосредоточенно-уставшее лицо. – Слушай, Химик, тебе не кажется, что мы здесь уже проходили?
Я опять широко зевнул.
– Тебе кажется. Эти стенки все одинаковые. Давай уже выводи нас из этой мебели.
Никита пробурчал что-то недовольное и двинулся дальше. Повернув пару раз, он наконец вывел нас из тесного лабиринта советских мебельных стенок. Стало светлее. Слева раскинулись холмы стульев, справа громоздились табуреточные горы, выше человеческого роста. Они перемежались бытовым мусором, из нанесенной ветром земли местами торчали кусты или деревца. Впереди виднелись груды тряпья вперемешку с игрушками.
Под подошвами звякнуло: в траве валялись ложки и вилки. Я носком ботинка откинул их с дороги.
– Идем уже.
– Да погоди ты! – откликнулся Пригоршня. – Что-то с компасом… – Он растерянно вертел прибор, постукивая по крышечке пальцем.
– Что может случиться с компасом? – рассердился я.
– На север не показывает? – предположил Шнобель.
– Оставь его, так пойдем, не заблудимся, – решил я, горя желанием скорей выбраться отсюда и наконец завалиться спать. – Мы зашли на Помойку на три километра ниже, чем обычно, то есть с юго-запада. Значит, – прикинул я, – надо шагать прямо и потом свернуть направо.
– Сколько шагать-то? – буркнул Пригоршня, поправляя лямки рюкзака.
– Так не скажу, но ты поймешь. Мы же обычно пересекаем Помойку по центру, вот когда увидишь те места, тогда и сворачивай, не ошибешься.
– Да понятно, возле Железной башни, – напарник зевнул и наконец тронулся, мы за ним. Еще хорошо, что нам не попалось ни аномалий, ни мутантов! Так мы быстро дойдем…
Если бы я только мог предположить, как ошибался, наверное, я бы просто вытащил спальник и лег спать прямо там.
Сначала все шло хорошо, то есть мы шли хорошо. Бодро, весело. Шнобель рассказал несколько довольно свежих анекдотов, одного я даже не знал. Федор хохотал, не дождавшись конца. По моим прикидкам, дорога через Помойку, с учетом крюка, должна была занять около часа. Мы уже шли минут пятнадцать, следовательно, еще через пятнадцать минут должны показаться знакомые места. Да вот, кстати, и они: покосившаяся двенадцатиметровая башня из остовов «жигулей», «москвичей» и «лад», вокруг – стены из шин. Не знаю, кто их так сложил, но они реально образовывали небольшой лабиринт. Причем был он не черный, как полагалось бы такой постройке, а пятнисто-серый. Это потому, что здесь гнездилось удивительно много ворон – прямо аномалия какая-то. Они летали, каркали, где-то там, на вершине железной башни, таились их гнезда. Как-то мы поспорили с Пригоршней, чего вороны тут делают в таком количестве, и Никита предположил, что у них коллективный разум. Про коллективный разум он вообще-то от меня услышал и решил, мол, какой-то мутант воронами завладел и контролирует их. Потом Пригоршня разошелся, стал, размахивая руками, описывать этого мутанта – огромного взъерошенного черного ворона, который сидит в башне, жирный – сам не летает, а другие вороны приносят ему жратву. Я не согласился, уж больно фантастично. Хотя, конечно, это Зона, здесь такое случается порой, что и не описать.
- Предыдущая
- 7/13
- Следующая
