Базалетский бой - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 32
- Предыдущая
- 32/134
- Следующая
Но кто помогает врагу? Кто облегчает поход иранцев, укрывших во множестве вьюков картлийские ценности? Владетель Арагви, князь Зураб Эристави, кровавый охотник за горской короной, неуловимый, как золотая птица. Он сейчас в Метехском замке, а на крутом склоне словно распростерлась тень его руки, указывающей в сторону Кахети. Какие еще козни затаил Зураб в глубинах своей души?
Высланные вперед три конные группы арагвинцев беспрестанно извещают о спокойствии дорог, лесных зарослей и гор. Ничто не нарушит плавность следования войска.
И внезапно, как шайтан, примчался угрюмый арагвинец-сотник! Что доносит он, о Аали!
– Впереди – западня! Справа над дорогой – завалы камней! Слева у двух висячих мостов подрезаны канаты! Особенно ненадежен путь через земли Сабаратиано.
Минбаши и юзбаши растерянно поглядывали на Хосро-мирзу и Иса-хана. Сарбазы испуганно взирали на юзбаши и онбаши. «Не страшит враг, пепел ему на голову! Но погибнуть от бешеных собак, от змей? Лишиться рая Мохаммета?! Да защитит нас носитель правосудия!» – молили одни. «Не предопределил ли аллах нам самим себе перерезать горло?» – сетовали другие.
Страх, словно туман, охватывал иранцев. Их сознание было парализовано игрой воображения. Они двигались с таким трудом, точно к ногам были привешены каменные ядра, и от каждого шороха падали, вознося дрожащие руки к равнодушному небу. Одно желание владело ими: обрести крылья, дабы вмиг очутиться в стране подземных огней[2].
– Наше спасение в хитрости, – сказал Мамед-хан, подъехав вплотную к Иса-хану. – Не послать ли к Марабде пятьдесят арагвинцев? Пусть отвлекут внимание собаки из собак.
– Пэ! Ты, Мамед-хан, говоришь, не посоветовавшись со своим разумом. – Иса насмешливо оглядел опешившего хана. – Ради сладости своей жизни арагвинцы выдадут нас. Сеятель благополучия подсказал мне другое.
Угрюмый Миха, издали наблюдавший за ханами и как бы угадав, о чем они беседуют, приблизился и почтительно приложил руку ко лбу. Он заверил персидских сардаров, что князь Зураб Эристави преисполнен к ним самых дружеских чувств и желает отважным силам «льва Ирана» невредимыми достигнуть пределов Кахети. Поэтому он, Миха, слуга арагвского владетеля, не повел иранцев через Гомборский перевал, где каждый камень – союзник хищника Саакадзе, не поведет и через земли Сабаратиано, где каждый овраг – пристанище змей. Нет, он откроет возвышенному мирзе и всесильному хану никому не известный проход в Кахети через Гареджис-мта. Пусть сардары не поскупятся на доверие, оно будет вознаграждено благодатным исходом.
Приказав арагвинцам повернуть к броду через Куру, Миха во главе конницы переправился на левый берег и принялся услужливо помогать иранцам налаживать переправу.
Сарбазы подбодрились. Очутившись между двух огней, они предпочли воду. Но Иса-хан, наградив Миха алмазной застежкой, тут же повелел минбаши выдвинуть в боковые дозоры ленкоранцев с мушкетами и так двигаться от сумерек до рассвета к Гареджийскому перевалу, а днем залегать в густых чащах, пока окончательно не минует опасность, в чем заверил Миха. И впредь, повелел хан, не разжигать костров, не варить пищи, довольствуясь: ханы – холодным мясом и сладостями, сарбазы – лепешками и тыквенными корками.
А дни ползли, будто издеваясь над короткими ночами, которые перемешивали, как черные ремешки в корзине, и без того одинаковые тропы. Сарбазские тысячи терялись во мгле, слепо повинуясь проводникам-арагвинцам.
– Как бы жестокость не пробудилась во мне, – хмуро сказал Иса-хану утомленный Хосро-мирза, плеткой сбивая пыль с плаща. – Не кажется ли тебе, благородный хан, что гурджи Миха нарочно кружит нас по горным крутизнам?
– Не позволяй шайтану, о Хосро-мирза, искушать твое терпение. Аллах пошлет нам оазис покоя после пустыни волнений. Скоро случится то, что должно случиться.
И наступила ночь! Словно черными столбами подпирает она звездный купол. Небо уже не прозрачно-синее, а сиренево-серебристое, и под ним угадывается виноградная долина, обогащенная призывно рокочущей рекой.
– Иори! – воскликнул Миха, снял шлем, поклонился востоку и торжественно объявил, что опасность миновала. Иранское войско находится по ту сторону Гареджис-мта.
Радостные возгласы отозвались гулким эхом в последнем ущелье. Сарбазы бесновались, без умолку смеялись, неистово пускались в пляс. «Алла! Иялла!» – со звоном скрещивая копья, воздавали молитву «вечнодлящемуся».
Потом запылали костры, забулькала вода.
Но первый луч света, как вскинутая сабля, послужил сигналом. Едва сдерживая нетерпение, Хосро-мирза и Иса-хан вскочили на коней. За ними – минбаши и юзбаши. Распустили оранжевое знамя «льва Ирана» и рванулись с отрогов к манящей долине, не разбирая ни троп, ни дорог. Они мчались как одержимые, не замечая времени, не чувствуя ни голода, ни жажды… А позади оставалась картлийская земля, опаленная, но не побежденная.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
«Может ли беспрерывно человек шагать ночь, день и снова ночь? Человек, наверно, не может, а Георгий Саакадзе неделю будет давить цагами каменный пол, пока не приведет в боевой строй свои мысли».
Так говорили «барсы», сами позабыв о сне, бесцельно меряя длину и ширину замкового сада. Они сравнивали себя с бронзовыми грифонами и мраморными крылатыми конями, расставленными вдоль аллей, грозными на вид, но прикованными к пьедесталам и поэтому не имеющими души. На линии зубчатых крепостных стен азнауры смотрели так, как смотрит барс на добычу перед прыжком через пропасть.
Сначала непривычная тишина будто окутала горные отроги, ущелья. Борьба с Иса-ханом и Хосро-мирзою оборвалась внезапно, как в песне. Всадники едва успели натянуть поводья, и кони, тревожно поводя ноздрями, прервали свой бег на повороте к Тетрис-цихе.
– Что ж, – Ростом привстал на стременах, оглядел придорожный кустарник и нарочито зевнул, – раз даже за пять марчили нельзя найти хотя бы хромого сарбаза, поскачем, друзья, к близким, а заодно разведаем, что за звон потрясает небо.
Звон! Звон, подобно смерчу, возносится ввысь и, словно осколки меди, падает в долины, оглушая и путника, и лесного зверя, и мечущихся птиц. От края и до края содрогнулась Картли от ударов в колокола. Невидимой волной вырывается звон из городов, перекидывается в деревни, замки. Даже в Бенари, еще не точно зная причину благовеста, подхватили перезвон, и так затряслись колокола в двух церквах, что окна зазвенели.
И вдруг одновременно в ширящийся звон врезался сонм голосов.
С амвонов, потрясая крестами, загудели епископы, архиереи, благочинные, священники, дьяконы.
«…Свершилось! Воскликнем, братья! Отрекаюсь от тебя, сатана! Поклоняюсь господу моему, Иисусу Христу, сыну божьему! Премного возлюбите господа, заступника нашего. Он, и только он, вложил в руку католикоса крест, владеющий силой карающего меча! Святой отец единой непреклонной волей изгнал персов из удела иверской божьей матери! Не пролито и капли крови, только мощной верой сотворил ты, святой отец, чудо! Сотворил исцеление нашей Картли! Ты пригрозил врагам слепотой и немотой, ты пригрозил им мором и всяческими болезнями. Испугались ироды и бежали от проклятий католикоса! Утешься, народ! Сгинул враг, восторжествовал крест, поднятый всесильной рукой отца церкови!»
Льется благовест. Широко раскрыты двери храмов.
"…Слушайте святые слова: нечестивцы изгнаны!
И если найдется изменник и снова приведет персов, или турок, или иных, не верующих во Христа, то подвергнутся ослушники проклятию, да будут растерзаны гиеной, яко одичалые псы! А ежели кто осмелится помогать изменникам, то не будет вопля, равного его воплю! Да рассеются они по всей вселенной, да восплачут они о своем житии, ибо, не послушав святого отца, они оскорбили бога, творца всяческа.
Утешься, народ! Враг сгинул!"
В дыме кадильниц – слова предостерегающие, слова надежды.
«…Разойдитесь, ополченцы, по деревням, возвеселите жен, матерей, детей! Долго ли томиться им у потухших очагов?! Направьте соху на осиротевшие поля! Пришло время оглянуться на свое житие, осенить себя крестным знамением и утешиться, ибо святая церковь незыблемо стоит на защите своей паствы. С миром да прибудьте в дома свои! Повесьте оружие над тахтой, расседлайте коней! Да отдохнут друзья боевые! Да придет народ с улыбкой радостной в церковь! Да возблагодарят господа нашего молебствиями и свечами за ниспосланную, озаренную чудом победу!»
[2]
То есть в Бакинском ханстве. В окрестностях Баку пробивались из-под земли голубоватые огоньки горящих нефтяных газов.
- Предыдущая
- 32/134
- Следующая