Запах страха. Коллекция ужаса - Джонс Стивен - Страница 64

Когда через два дня после наводнения Мартин и Марлин приехали на Крит, Иерапетра, эта деревня, возомнившая себя городом, все еще приходила в себя после того, как по ней прошел бурный поток, разрушивший улицы и вторгшийся в дома. Вокруг отделения Сельскохозяйственного банка все было усеяно бумагами и документами, они лежали на улице и на тротуарах, между камнями и кирпичами. Солнце сушило и скукоживало бумажные листы. Наполненный цветами римский саркофаг, служивший уличной клумбой, оставил белую паросскую печать на стоявшей рядом телефонной будке.

На этом острове ущелий и теснин наводнения случались часто, но последнее даже по местным меркам было просто чудовищным. Все началось с обычной последовательности событий. Сильнейшие осенние дожди смыли в ущелье сломанные деревья и ветки, где они перемешались с грязью и гравием, образовав в самом узком месте естественную дамбу. Прежде чем кто-либо успел это заметить и что-либо предпринять, в ущелье собрались миллионы тонн воды, которая вскоре прорвала запруду и хлынула на город.

Погибла одна пара, их «фольксваген битл» унесло в море, и они утонули. Кроме них и еще одной пожилой женщины на уединенной ферме не погиб никто, что потом показалось настоящим чудом.

Но вода, вырвавшаяся с громадной скоростью из узкого глубокого ущелья над полем, унесла с собой все живое, когда за несколько гибельных минут прокатилась волной по равнине и врезалась в море.

Через пару часов после заселения в номер, самый дешевый, который они смогли найти, с голым бетонным полом, эти двое последовали примеру остальных: вышли на улицу и стали осматривать последствия наводнения, пытаясь осознать чудовищные масштабы разрушений.

Толпы иностранцев из большого туристического комплекса недалеко от берега смешались с местными греками, которые шли из города на восток. Сотни людей в свете заходящего солнца группами и парами шагали вдоль берега, заваленного тем, что принесла сюда дождевая вода. Хотя прошло уже два дня, все были потрясены, и если разговаривали, то шепотом.

На дороге, пролегавшей вдоль гостиниц, теперь образовалась река. Люди переходили ее вброд рядом с бульдозером, пригнанным сюда расчищать территорию. На другой стороне на протяжении всего длинного пляжа лежали сотни трупов животных, как диких, так и домашних. Ящерицы гнили рядом с козами. Жалкие измочаленные овцы с замаранной шерстью валялись посреди веток. Змеи и, главное, куры, наполовину ушедшие в песок, были повсюду. Пусть это станет их памятником.

Вернувшись в гостиницу, пара занялась любовью. Потрясенные увиденным, они порядком напились, и всё у них, женатых десять лет, прошло ярче, чем обычно.

Марлин, которая сидела на лежавшем Мартине лицом к его ногам, в стандартной порнографической позе наездницы, позволяющей видеть все самое интересное, наклонилась и положила руки на его лодыжки. Начали они лежа на спинах, она сверху. Свободные руки гладили ее, заставляли чувствовать себя слишком открытой и незащищенной, как будто она оказалась голой на улице, среди людей, с чужеродным предметом внутри. Она изогнулась, приподнялась, подалась вперед, и упомянутая выше поза стала естественным продолжением этого движения.

Единственная красная лампочка, свисавшая на коричневом проводе с потолка, наполняла комнату ярким кровавым светом. Ставни на окне были закрыты, отчего комната, и без того пропитанная влагой после наводнения, сделалась еще более влажной и прогрелась.

Совершенная безвкусица ситуации вдохновила Марлин на совершенно не характерное для нее неистовство. Отвечая на диалог тел, Мартин увеличился внутри нее до невиданных доселе размеров, и ему вдруг представилось, что он находится в самом дешевом борделе, где опытная и неразборчивая проститутка работает над ним за деньги. Красный свет придал комнате нереальности, прямо как в фильмах Феллини или в каком-нибудь турецком лагере скорби, где бедных, лишившихся защитника молодых вдов, еще вчера уважаемых и замужних, бросают в самое пекло разврата, из которого нет спасения.

Лица Марлин не было видно, когда Мартин сжал ее гладкие, ровные, подпрыгивающие на нем ягодицы.

Идеальные округлости уже начали темнеть после часов, проведенных под критским солнцем, что очень шло ее веснушчатому телу, которое теперь, когда они натужно дышали, извивалось, как змея. Он крепко сжал эти полушария, боясь, что в экстазе она может попросту слететь с него.

Ее короткие рыжие волосы напоминали шлем и в малиновом свете казались очень темными. За несколько секунд до наивысшего наслаждения она впервые повернула голову и посмотрела через плечо. Ее острый подбородок выдался вперед («прямо как у рыбы-солнечника», — пришла ниоткуда мысль), глаза бешено сверкали. Но смотрела она не на него, а на что-то другое, за ним. Он не мог узнать ее. Перед ним было лицо совсем другого человека. При встрече на улице он бы даже прошел мимо.

Чем дольше он смотрел на ее бешеные глаза, тем более странной она ему казалась, пока вовсе не превратилась из женщины, жены, которую он давно знал, в самого дьявола. В миг оргазма, наступившего одновременно, иррациональный страх холодной стрелой пронзил его тело, но он, задыхаясь, закрыл глаза и перестал о чем-либо думать.

Страсть погасла, сознание ожило, Мартин увидел, как Марлин упала лицом вперед на его ноги. Он все еще находился внутри нее. Клейкая жидкость стекла по его промежности, потом по ягодицам и остыла на простыне. Марлин скатилась с него и легла на бок — глаза закрыты, на лице улыбка — и пробормотала что-то насчет того, чтобы снова выйти и прогуляться на ночь. Потом зевнула.

— Здесь когда-то спал Наполеон, ты знала это? Иерапетра по-гречески — «священный камень», — сказал он.

Марлин уже одевалась.

Когда их высадили за рядами машин, все еще дожидавшихся возможности пересечь старый узкий мост, они начали подъем от небольшого поселения, прилепившегося к крутому склону горы над береговой трассой более-менее перпендикулярно линии моря.

У верхней границы деревушки они запрокинули головы, чтобы окинуть взглядом цепь нависавших над ними гор.

Идея подняться в горы и обследовать внутренние территории острова пришла в голову ему. Эта экспедиция вписывалась в общий план пересечения острова с востока на запад. Сегодняшний переход соединит участки, пройденные в прошлом сезоне, и, таким образом, с Восточным Критом будет покончено, за что надо было благодарить доктора, который посоветовал ему это после второго связанного с работой нервного срыва.

Согбенные старухи, закутанные в черные одежды, заверили их, что они движутся в правильном направлении, что, впрочем, не гарантировало того, что это на самом деле так, потому что греки скорее умрут, чем признаются, что чего-то не знают, даже если не имеют ни малейшего представления о предмете разговора. Над ними возвышался обращенный к востоку склон циклопической горы. Два года назад они спустились по нему, и теперь им предстояла сверхзадача — найти исчезающий след.

Вскоре шум деревни остался внизу, постепенно делаясь тише и отдаленнее. На смену ему незаметно пришел шепот непрекращающегося ветра. Старая критская тропа извивалась, но неуклонно уходила вверх. Спустя примерно час подъема под набирающим силу солнцем они сделали привал на перевале, где находились остатки древней крепости минойских беженцев, которым пришлось подняться в горы, когда их цивилизация погибла. Пока Марлин готовила обед, Мартин обследовал частично раскопанные развалины.

Там не было почти ничего, кроме остатков безжизненных каменных стен и следов раскопок, которые еще в двадцатые годы проводили здесь то ли немцы, то ли итальянцы: он не запомнил, что говорилось в путеводителе. С северной стороны открывался ошеломляющий вид на Эгейское море с невидимым в окутавшей горизонт легкой дымке вулканическим островом Тира.

Лишь одно отличало стремительно разрушающиеся останки древнего сооружения от любых современных руин — неглубокая, выбитая в толще скалы чаша, напоминающая небольшую садовую купель для птиц. Стенки ее в нескольких местах треснули, одна сторона была в темных пятнах.