Поход клюнутого - Чичин Сергей - Страница 41

Бингхам повздыхал, завалился на лежак и предался упражнению по методу болотных троллей – на методичность, раз за разом ущемляя один сапог меж вторым и краем лежака и пытаясь выволочь из него увязшую конечность. Так и упражнялся, отрешась от мира, покуда сон не сморил, увлекая в неведомые пугающие просторы, где царят непонятные группы цифирей и буквиц, заполошными птичьими стайками взмывающие с диковинных стеклянных панелей; где чудовищная машинерия, пред которой и дварфа пробьет на благоговейное «ох ты ж, мать», высится по обе стороны на такую высоту, что не то что шлем – голова с плеч скатится, вздумай ты глянуть на верхние ее ярусы; где ты – не ты, потому что нет тебе реальному никакого интереса до этого самого бозона Хиггса, пускай бы сам Хиггс его и тыкал палочкой, проверяя, не дохлый ли, но в этом диковинном мире тебя обуревают на этот счет непостижимые, но тревожные и волнующие предчувствия[4].

И бродил Бинго во сне по коридорам, освещенным не иначе как магическим образом, водил мудреные разговоры, даже не дивясь тому, что пользуется незнакомым языком, а мимохожих женщин отчитывает за одетость не по уставу, заместо того, чтоб воспользоваться этой самой неуставной формой в формате прямо заявленного ею приглашения. Кого-то он, кажется, грозился уволить, через что повидал фигу, и опять же вопреки своим обычным склонностям, фигу эту ни разу не отломал. Еще кушал в столовой, обходясь с белой пружинистой вилкой и таким же скругленным зубчатым ножиком столь непосредственно, словно бы это были булава и щит, а как дошло до рыгания – прикрыл рот салфеткой, словно записной эльф. А уж когда засел в комнате, вытянул из шкафа книгу без картинок и уселся в нее таращиться, листая одну за другой страницы, то заскучал, возмутился такому беспределу окончательно и проснулся. С истошным воплем, каким завсегда сопровождается нежданный кошмар, никак иначе не попускающий.

За плотно затворенными ставнями, как оказалось, уже светало, бледные лучики начали пролезать в щели, а на лежаке у противоположной стены подскочил резвым мячиком дварф, секиру вмиг откуда-то выхватил и теперь озирался по сторонам, сурово сдвинув кустистые брови.

– Чё орешь? – нервно осведомился он, когда Бинго наконец сбавил обертона.

– Забоялся вдруг, – пояснил гоблин стеснительно. – Чё, с тобой не бывает?

– Не бывает. Ежли вдруг который раз в груди и захолонит, это ж еще не повод орать как резаный! Кругом люди спят.

– Виноват. – Бинго шмыгнул носом. – Оплошал. Воочию-то, ты ж сам видел, себя не контролирую, что говорить за сонное царство! Людей будить и сам не склонен, от них самое оно – втихомолку ухрамывать, огородами, подвязав тряпками копыта, чтоб не схватились ранее времени заначки пересчитывать.

– Придется тебе на ночь кляп затыкать, особенно ежели ночевать не в пасторальной деревушке, а в каком приличном обществе.

– На сей счет ты расслабься, борода. Отседа и до самого Дэбоша приличного общества не будет, встречные начнут неуклонно дичать, в Рухуджи так вовсе едят с дубины, а считают только до «ни шиша».

– Таких суровых встречных тем паче лучше не злить демонстрацией трусости!

– Сокрытие трусости из страха ее обнародовать есть наиболее очевидная демонстрация оной, – ляпнул Бинго как-то настолько замудренно, что чуть снова не завопил (мелькнула мысль, что в голове засел тот, из сна, в белом халате и со стеклами перед глазами, гораздый на странное – поди не перепугайся!). – Ты уж меня не перегружай своими правилами. Скажи лучше, много ли полезного вызнал, пока давеча воздух отравлял?

Бинго обнаружил, что одного сапога на нем нет – все-таки избавился, а второй висит на ноге наполовину сдвинутый, и предался сосредоточенным размышлениям: доснимать ли его, с тем чтобы тут же надеть заново, или просто донатянуть.

– Ничего, что бы пригодилось. – Дварф отложил секиру и с хрустом потянулся. – Местное старичье опасливо, избегают незнакомцам жалиться. Однако подтвердили, что дальше и верно графские заставы будут, понаставленные, вестимо, в целях защиты от бандюганов. А за проезд по своим землям граф имеет право, дарованное королем, взимать подати.

– Хорошо ж устроился – в двух шагах от столицы собирать свою мзду!

– Тут, однако, история сложная и долгая. В незапамятную пору предок графа ссудил королевскую семью деньгами, а отдавать тем было то ль нечем, то ль жаба задавила, а только взамен возврата долгу тогдашний король отписал графу для пополнения казны этую грамоту. В ту пору графья Бульвиги владели золотыми шахтами на дальнем краю страны, дороги свои так и так охраняли, сей указ никого не задевал. А с тех пор графья породнились со светской аристократией, женили одного своего отпрыска на тутошней наследнице, и королевское право, выданное на все ленные земли Бульвигов, перетекло на здешние места. А с ним – того старики не озвучили, да я, почитай, бородой почуял – и манера графская обходиться со всяким проезжачим на свой вкус.

– В гости звать, пирогами потчевать? – понадеялся Бинго наивно.

– Ты ж только вчера жрал!

– Было дело, мне понравилось, сегодня тоже хочу.

– Ну, поори еще, давешняя ведьма тебе киселя вынесет. От графа, мнится мне, и того не дождемся. А выступать нам уже самая пора, пока ты чего-нибудь такое не учудил, за что с нас прямо тут последние штаны снимут.

– Эй, а как насчет завтрака? Кашки там, яичницу свежую, хлебушка, а то еще стопарь на дорожку? С утра выпил – весь день при деле!

Торгрим показательно омрачил лик.

– У нас, если который с утра выпить догадался, – порицания достоин. И ни до какого дела его не допустят, покуда не прояснит голову!

– То бишь пока вдругорядь стакан не накатит?

– Беда мне с тобой, Бингхам.

– Ото ж. То ли дело без меня ты процветал, аж завидки брали.

Бинго наконец стряхнул сапог, обстоятельно рассмотрел свои заскорузлые пятки и с тяжким вздохом взялся наматывать портянки. Внутри панциря за ночь лучше не стало, на следующей ночевке придется применить к нему более жесткие меры. А то и вовсе избавиться, ибо модничать приятно, но если уж Торгрим все равно повадился бдить, чтоб не задирался, то и опасаться шальных ножиков не приходится, а от чего посерьезнее Бинго и сам горазд был сматываться. Раздобыть взамен тому расшитый золотом и драгоценностями кафтан, чтоб прельщать наивных пейзанок. Где раздобыть? Да вот же Торгрим вещает про графа, что на пути расселся. Неспроста, должно быть.

Дварф соскочил с лежака шерстяным кубом, да и шмыгнул за дверь – не иначе, умываться побег, чистоплюй. Для порядка, влезши в сапоги, Бинго тоже умылся – облизнул палец и соскоблил им полфунта налипшего безобразия с бровей. Пока этим занимался, проклял свою тупую гоблинскую голову. Это ж надо сообразить напялить каблукастые сапоги, поднимающие цокот, как эскадрон катафрактов, допрежь того, как тихой сапой обчистил хозяйские закрома! Вот так форма и теряется, вот так слава мудрых и проходит, сделав напоследок ручкой и скорчив издевательскую гримасу. Что ж, облажался, бывает; главное – не увязнуть еще хуже. Так что придется оставить кладовые нетронутыми, а славу знатного путешественника неопороченной. Либо все-таки рискнуть и проверить дварфа на решительность, потому что процесс продразверстки наверняка выдастся шумным и на какой-то стадии непременно перейдет в зуботычины.

Торгрим вернулся с энергичным топотом, отжимая на ходу мокрую бороду, и жуткими переливами мускулов враз отговорил гоблина от сомнительных предприятий.

– Зарядку делать будем? – бодро полюбопытствовал он у гоблинского пуза.

– Зарядку – это как забивку? – вяло понадеялся Бинго.

– Зарядку – это как упражнения для мышц, дабы всегда были ко всякому готовы и не подвели при любой оказии! Давай-ка пару кругов вокруг села для разминки, потом тыщу приседаний, пять раз по сотенке отжиманий, и хорошо бы сыскать приличный жернов пуда на четыре, а то чем же укреплять брюшной пресс?

– Да ты сдурел, дружище. Один жернов искать будем в аккурат до вечера, а пока ты меня выучишь считать до сотни – обрасту бородой почище твоей.