Китайская петля - Антонов Вячеслав - Страница 9
- Предыдущая
- 9/79
- Следующая
— А как прошел разговор с твоим петербургским начальством?
— Нормально. Откомандирован в ваше распоряжение.
— Что ж, служба есть служба. «День на службе — день в аду».
— Кто это сказал? — Андрей знал склонность Мастера к цитированию.
— Китайский писатель Юань Хуандао, еще в двенадцатом веке. Похоже, он знал, о чем говорил. Хорошо… — Мастер задумался, — тебе надо исчезнуть на некоторое время после московского дела.
— Например, в другое время? — машинально спросил Андрей, думая о другом. Он колебался: «Сейчас, что ли, сказать? Все равно о родне заговорили…» Решил сказать — раньше, позже, какая разница?
— Тут такое дело, Ши-фу… У меня есть знакомая девушка, Таня. Похоже, она серьезно больна. Вы не могли бы осмотреть ее?
— Ты не особенно боишься за безопасность этой девушки, если просишь меня встретиться с ней.
— Может, и так. Вот если бы Чен собирался с ней встретиться…
— И что тогда?
— Я уже сказал.
— Так и передам ему, — усмехнулся Мастер, — оставь телефон, я зайду.
— Мы можем зайти вместе.
— Нет, я один. Я посмотрю Таню, а ты пойдешь со мной.
«Ну, волк!»— почти восхитился Андрей хваткой китайца. Для него это выглядело так, словно матерый полярный волчище (машина длиной полтора метра и весом в восемьдесят килограммов) дернул в сторону лобастой башкой, клацнул пастью, и северный олень забился в конвульсиях. А поглядеть со стороны — шли двое, мирно беседовали. И все же Андрей не чувствовал себя сцапанным олешком — скорее, тоже волком, пусть поменьше.
— Я и не отказываюсь, — пожал он плечами.
— Надеюсь. Главное, чтобы ты не отказался в последний момент.
Некоторое время они прошли молча. Тропа вела их низкорослым черным сосняком, увешанным снежными шапками, а затем, смутно белея среди сугробов, стала спускаться под гору, к верхушкам березовой рощи.
— Шао-линь, — произнес по-китайски Мастер, показав на сосны, затем повторил по-русски:
— Молодой лес. Потом большой будет.
Тропа стала узкой, так что пришлось идти гуськом, и разговор снова прервался.
— Меня больше беспокоит твоя слабость, чем болезнь твоей девушки. Твои силы понадобятся, — начал Мастер, когда тропа расширилась и они пошли рядом. Тон его изменился, похоже было, что китаец собирался говорить о чем-то действительно важном для него.
— Вы сказали, что у меня нет выбора. Почему? — Андрей вспомнил разговор в зале, и тот, давнишний, состоявшийся в парке Сучжоу.
— Так оно и есть. Твоя слабость не случайна. Так действует потустороннее. Во время наших занятий мы слишком приблизились к нему.
— И что?
— Ты снял защиту. Простые люди защищены неверием, а ты уже поверил. Наполовину.
— Это плохо?
— Вера — великая сила. Неверие — большая сила. А полувера — только слабость: «Господи, если ты есть, спаси мою душу, если она есть». Ведь так?
Конечно, это было так. А как еще могло быть?
— Это к делу не относится, — возразил Андрей. — Можно ли восстановить защиту?
— Только одним способом. Пойти со мной, чтобы испытать себя на пути Четырех стихий.
— Каких Четырех стихий?
— Наше Учение, я говорил тебе о нем.
Слабость, распоряжение начальства, необходимость скрыться куда-то после московского дела, деньги для встречи со своей женщиной, Танина болезнь, — с разных сторон словно появились стены и все плотнее сдвигались вокруг Андрея, оттесняя к черной щели, в которую заманивал его пожилой китаец. Или это петля сжималась на горле? «Китайская петля». С тройной, с четверной подстраховкой ситуация отсекала его от любой возможности выбора. Его согласие ничего не значило и никак не ослабляло давления — это-то и было не по-человечески. «Желательно, конешно, помучиться», — вспомнил Андрей выбор красноармейца Сухова, но не увидел, чем это могло бы ему помочь.
— Четыре стихии вернут тебе силу, — еще раз повторил Мастер, — или убьют.
— Ничего не скажешь, весело.
Справа показалась электроподстанция — ее решетчатые столбы и прогнувшиеся пучки кабелей были обведены резким галогеновым светом. Свет рассыпался радужными лучами по сетчатке глаз, разгонял по сугробам частые волнистые тени, стеклянно дробился в гроздьях изоляторов. За темным переплетением опор, проводов, трансформаторов светились окна низкого кирпичного здания, глубоко и толсто укрытого снегом.
— Сюда. — Китаец указал на подстанцию.
— Посторонним нельзя, — кивнул Андрей на предупреждающую табличку на сетчатых воротах, подумав, что Мастер, возможно, не знает ее смысла.
— Можно. Я здесь живу, — спокойно ответил тот.
«Вольфшанце. Волчье логово», — внутренне усмехнулся Андрей, проходя по разметенной дорожке между высокими сугробами. Местожительство Мастера вполне гармонировало с его личностью. Именно тут он и должен был жить, накачиваясь амперами и вольтами.
Внутри здания было тепло, чисто, много массивных серых электрощитов. Они вошли в небольшую, скудно обставленную комнатушку: столик, узкая кровать, аккуратно застеленная клетчатым байковым одеялом. За белыми оконными рамами, у которых понизу настыли полоски льда, у самого стекла искрился верх сугроба.
— Раздевайся. Если нужен туалет, он дальше по коридору. — Китаец скинул потертую шубу и включил электрический чайник.
— Почему вы здесь живете?
— Подумай сам.
— Много энергии? Используете магнитные поля?
— Правильно было бы сказать «ци юнь»— «созвучия энергий»— по-китайски. Но главное, что здесь тихо. И нет посторонних глаз.
Мастер поставил чайник, потом залил кипящей водой сухую траву в двух чашках с крышечками.
— Вот, выпей, — указал он Андрею.
— Что это?
— Хорошо от кашля. Скажи, ты когда-нибудь лазал по скалам? — Мастер сменил тему неожиданно, но явно не случайно.
— В молодости, — ответил Андрей, поставив кружку на стол.
— На местных скалах тебе ничего не показалось странным? Или в лесу, в пещерах, вообще в окрестностях города.
«Странным?»
— Что вы имеете в виду?
— Что угодно. Странное, необычное. Попробуй вспомнить что-нибудь. А главное — где это случилось.
Андрей вспомнил — и вспомнил неожиданно легко.
…Название города Красноярска происходит от тюркского слова «яр»— «берег», точнее, высокий склон речной террасы. Склоны эти каменисты, круты, прорезаны скальными складками и стенками. Зимой Андрей лазал по ним в одиночку, иногда поздно вечером, так как место было освещено прожекторами лесного порта, расположенного на другом берегу Енисея.
— Рассказывай точно, — глядя в глаза Андрею, велел китаец.
— Я стараюсь.
— Чай пей, тебе нужно.
…В тот вечер подниматься было легко, Андрея словно подталкивала какая-то мягкая сила, проводя по самым трудным ходам, — уверенно, без малейшего напряжения и страха. На скале для хорошего ритма ногу надо ставить туда, где только что была рука. Так он и двигался: рука-нога, рука-нога. Пройдя очередную стеночку, Андрей вылез на край небольшого отвеса. Выше, в густой тени поднималась еще одна высокая стенка, а у ее подножия, где чернела щебенка и сухая трава, Андрей увидел небольшую площа-дочку, иссиня-белую в резком свете прожекторов.
Если прыгнуть, то полет до этого места составил бы метров пять-шесть. В ту ночь все виделось как-то особенно рельефно и четко. Белое пятно казалось совсем рядом; в морозном воздухе словно проступила неясная силовая дуга, ведущая вниз. Была полная уверенность, что прыжок получится. Тело наклонилось над обрывом, опершаяся на скалу кисть была готова резко оттолкнуться, ноги приготовились прыгнуть вперед и сразу подпружинить после удара, устанавливая равновесие на крутом склоне… но Андрей так и не прыгнул тогда. Промедлил секунду или что-то остановило его.
«Может, время не пришло?»— подумал он, закончив рассказ.
— Интересно, — заметил китаец, — ты можешь показать мне это место?
— Здесь. — Андрей показал на карте.
— Так это рядом! — удивился Мастер, развернув карту к себе. — Вот так всегда и бывает — ищешь, ищешь…
- Предыдущая
- 9/79
- Следующая
