Охотник за бабочками - Костин Сергей - Страница 1

— Пожалуйста,… Земля. Российская область. Полярный мегаполис. Один билет класса…

Кассирша неохотно оторвалась от изучения мерцающего экрана билетного комбинатора от очень уважаемой и известной фирмы, названия которого я принципиально не озвучиваю, дабы меня не обвинили в дурной рекламе, и устремила взор свой в то место пространства, где, по ее представлениям, должно было находиться лицо будущего пассажира. Но рассмотреть личность клиента не помогли ни двойные контактные увеличители, ни быстрый, слегка озадаченный, обзор по периметру внутреннего зала. Наконец, она догадалась переместить взгляд вниз, за стойку.

Я приподнялся на цыпочки, так, чтобы глаза оказались на уровне пластиковой стоки и, поймав взгляд сотрудницы пересадочной станции, дружелюбно улыбнулся во всю ширину щек. Знаете, как улыбаются с обложек голожурналов. Жаль, что кассирша видеть этого не могла, поэтому и не оценила затраченных мною усилий.

— Бизнес-класс, пожалуйста! — я сделал шаг назад и подпрыгнул, предоставляя возможность увидеть меня в полном объеме, красе и величии.

Про «бизнес-класс» я, конечно, загнул. И дело не в количестве брюликов в кармане. Этого добра навалом. Просто в бизнес-классе не место таким гражданам, как я.

Кассирша перегнула объемистое тело через стойку, протерла платком стекло и внимательно отмерила взглядом все мои метр шестьдесят восемь. Маловато, конечно, но что тут поделаешь? Как на цыпочки не вставай, как шею не тяни, все равно, от своих метр шестидесяти с мелочью никуда не денешься.

Моментально испортившийся цвет лица кассирши подсказал, что лететь домой придется не по высшей категории. Но я все еще надеялся на чудо.

Чуда не произошло.

Оставаясь в том же положении, перекинутое через стойку тело, кассирша поправила серебряную с золотом униформу и нагло призналась:

— В бизнес-класс все билеты проданы, — на лице самая честная во всей Галактике улыбка. Но в глазах, разливающееся море гадливости и нескрываемое презрение.

Врет. Конечно, она врет. Таким как я, можно врать. Знает, что жаловаться мне некому.

— Экономический? — сделал я слабую попытку остаться полноправным членом общества.

— Нет, — кассирша, откровенно зеленея, рассматривала мои потертые штаны и заштопанный свитер. Скомканная стандарт-форма лежала в рюкзаке и требовала основательной парки.

Я шмыгнул носом, понимая, что иду в лоб откровенному саботажу, но решил поинтересоваться:

— Плацкарт? Можно сидячий. Без обеда и страховки.

Кассирша секунду подумала, затем резко перекинула тело через пластиковый бордюр, увидела там то, что хотела увидеть и радостно ткнула пальцем.

— А это что? С багажом в плацкартный отсек не положено, — и засмеялась, радуясь собственной сообразительности.

Я слишком поздно пихнул контейнер в мертвую зону под стойку.

Кассирша, а вместе с ней стоящие за моей спиной немногочисленные пассажиры, нетерпеливо ждали, чем я отвечу.

Тетка права. С ящиком не пускают даже в плацкартный отсек. Чертов контейнер. Знал ведь, что будут неприятности. Но иначе нельзя. Содержимое слишком дорого стоит. Однако мне срочно нужно домой.

И тогда я сделал то, что практически делал всегда, когда со мной поступали по-скотски. Отступил еще на один шаг назад, сцепил руки за спиной, прищурил глаз, левый, и забубнил монотонным, даже несколько глухим голосом:

— Параграф сто тридцатый дробь семнадцать запятая восемь галочка три, единого Галактического Закона, гласит! — набрать в грудь новую порцию воздуха…, - Никто не вправе отказывать в предоставлении какой-либо информации, услуги, предмета покупки-продажи, а равно и другой какой-либо просьбе лицам не имеющим статус полноценного гражданина Галактики. Независимо от физических недостатков, цвета кожи, количества конечностей и прочих уродств…

Я на секунду заткнулся, предоставляя слушателям осмыслить слова Великого Закона, который они сами сочинили, и сами же беззаветно чтили.

— Невыполнение данного параграфа Закона…, - продолжил я, сделав весьма заметное ударение на первом слове, — …По незнанию, умышленно или по злому умыслу предусматривает штраф в размере ста Галактических минимальных окладов, либо зачисление в отряды поселенцев.

Еще несколько секунд тишины. Главное не передержать и вовремя заявить с обидой в голосе. И как можно громче:

— А меня здесь нагло обидели, — жирная точка и неопределенный взгляд в прозрачный потолок, через который заглядывает звездное небо.

Кассирша медленно сползла на место осмысливать услышанное и представлять вероятное будущее. С Великим Законом шутки плохи. Особенно, если не можешь вспомнить, есть ли в нем на самом деле те, или иные пункты об уродах.

Те, кто стояли за спиной соображали быстрее.

— Закон… Закон прав… Нельзя нарушать слова Закона…

Но в этом перешептывании, торопливом и негромком, я отчетливо слышал: — «Поселенцы… поселенцы… поселенцы…» Оказаться в числе счастливчиков, выброшенных на только что открытую планету… Неизвестные болезни, не самые лучшие погодные условия, симпатичные хищники… Всякой мерзости полные штаны… Об этом можно только мечтать.

— Есть одно место в багажном отделении, — наконец-то. Прорвало. Кассирша выдавила информацию, словно зубную пасту из испортившегося механического тюбика. Говорит, словно по печени скальпелем, — Берете?

— А, пожалуйста? — иногда я бываю просто невыносимым.

— Пожалуйста, — шипение в лицо. Как я люблю эти мгновения! Существенно поднимается уровень адреналина и на сердце становится приятно.

Вместо ответа я зашвырнул на приемную панель пачку брюликов. Приятно общаться с милыми людьми, которые чтят и уважают Законы Великой Галактики.

— Отлет через пятнадцать минут со второй платформы.

Поймав, не совсем вежливо пролетавшую мимо карточку посадки, я подхватил контейнер и рванул ко второй платформе.

Кассирша вдогонку напутствовала меня добрым монологом о плодовитости в Галактике нестандартных форм жизни.

Так уж получилось, что за ней осталось последнее слово. На ответы времени не было. Добежать до второй платформы за пятнадцать минут не так-то просто с моими коротенькими ножками.

Но успел. За десять и четыре с половиной. Даже осталось немного времени, чтобы протиснуться между ящиками со всяким хламом, громко поздороваться с десятком таких же, как я, багажников, залезть на свое место, осмотреться и опустить титановую решетку безопасности. Все. Можно успокоится. Сегодня был тяжелый день. Пора и отдохнуть. Хочу домой.

Таких, как я, называют уродами. Не замечают на улицах. А если и замечают, стараются поскорее отвести глаза. По возможности, перейти на другую сторону, пересесть на другое место. Лишь бы мы, уроды, не смогли заметить в глазах внезапного страха и неприязни.

Смущаются, делают вид, что их интересует какого цвета небо. А оно всегда серого цвета, это неприветливое небо Земли. Всегда серого. Как и их глаза. Как и их мысли.

Мы не обижаемся. Мы привыкли. Земля и ее серое небо, всегда были неприветливы к нам, к уродам.

В древней Спарте нас сбрасывали со скал. В средние века сжигали на кострах. Чуть позже, стыдливо прятали за толстыми стенами больничных казематов. Так было всегда. Тысячу лет назад, две тысячи лет назад. И даже те последние несколько сот лет, когда Земля нашла во Вселенной формы гораздо уродливее нас. Но каракули ребенка навсегда останутся каракулями, когда как мазня взрослого человека может стать искусством. Мы, уроды, остались для человечества детскими каракулями, с которыми просто приходится мириться.