Французский поход - Сушинский Богдан Иванович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/23
• Следующая

Кара-Батыр вновь проверил оба пистолета графини и приготовил запасные заряды, напомнив, как с ними следует обращаться. Диана полагалась теперь только на него. Взяв лук, она притаилась вместе с татарином слева от дороги, на изгибе реки, с которого мост можно было простреливать на всю его длину. Страха она не ощущала. Позади – стена леса, и Диана почему-то была уверена, что в случае крайней опасности сумеет в нем укрыться.

Ольгицы все эти приготовления, казалось, совершенно не касались. Выйдя из кареты, она приблизилась к мосту и остановилась в нескольких шагах от него, на едва освещаемом луной холме, под ветвями огромной ели.

Шли минуты. Ольгица по-прежнему неподвижно стояла над рекой, словно к чему-то прислушивалась – то ли к приглушенному рокоту водопада, то ли к голосам леса, то ли к собственной молитве.

В трех шагах от нее, обхватив руками ствол молодой сосны, замерла Власта. Когда возник выбор: куда деваться, у кого искать защиты она не пошла ни с воинственно настроенной графиней с ее опытным телохранителем Кара-Батыром, ни с поручиком. Единственной надеждой оставалась Ольгица. Власта решила быть с ней до конца, что бы ни случилось.

– Впереди всадники! – вдруг послышался голос Кара-Батыра, единственного, кто все еще продолжал оставаться в седле. Графиня уже знала, что без коня он чувствовал себя просто беспомощным.

– Где они? – не столько с тревогой, сколько с интересом спросила Диана.

– Сейчас будут здесь. Смотрите на мост, графиня.

Всадники еще не появились, не было слышно ни голосов, ни топота копыт, но каким-то своим, особым чутьем татарин улавливал: они уже близко.

– Стрелять, только когда они въедут на мост, – негромко скомандовал поручик. – Ждать моего выстрела.

Всадники приближались медленно, как бы подкрадываясь, и первый из них осторожно въехал на настил. Мост был довольно длинным. Застучали копыта. Настороженно зафыркали лошади.

– Они уже должны были подъехать к мосту, – произнес кто-то из тех, что ехали первыми. – Не могли же они остановиться на ночлег в ночном лесу.

– Здесь, у моста, мы их и встретим. Пусть даже утром.

– Ольгица, – не выдержала Власта, – убегаем. Они схватят нас.

– Схватить нас им будет еще сложнее, чем нам – убежать. Однако твое личное спасение – в молчании.

Уже почти все всадники – на мосту. Передний вот-вот съедет с него по эту сторону. Но, прежде чем прозвучал выстрел поручика, все кони пришельцев – причем как-то все сразу – захрипели и встали на дыбы.

– Ольгица! – восторженно вскрикнула Власта. – Это твоя власть, Ольгица!

Ржание лошадей слилось с криками людей, которые не могли понять, что происходит. Один конь рванулся и, не сумев перескочить через перила, перевалился через них, упав в воду вместе со всадником. Кто-то кричал, уже лежа на настиле, буквально под копытами.

Воспользовавшись этой странной заминкой, польские гусары дружно ударили по ним из ружей. Графиня тоже разрядила свои пистолеты и взялась за лук. Даже кучер, и тот выстрелил из ружья, стоя чуть позади остальных, прямо посреди дороги.

Но самое удивительное, что ни один из нападавших так и не смог повернуть назад. Взбесившиеся кони гарцевали на мосту, сбрасывая с себя седоков, или ломали перила, оказываясь вместе со всадниками в воде. И лишь двое бандитов все же прорвались на эту сторону реки.

– Кара-Батыр, они – твои! – властно скомандовала графиня, заметив этих безумцев.

– Слушаюсь и повинуюсь.

– Один нужен живым! Мертвые тайн не выдают!

– Он будет живым, графиня.

Выскочив из-за деревьев, татарин в одно мгновение рассек первого налетчика саблей, а второго заарканил и стянул с седла.

Прошло две недели с той поры, как д'Артаньян оказался под незримым, но неусыпным попечительством баронессы фон Вайнцгардт. Его рана почти зажила и хотя садиться на коня врач еще не рекомендовал, при ходьбе лейтенант не ощущал никакой боли. Еще неделя – и можно было прощаться с гостеприимной семьей стариков-фламандцев, успевших привязаться к нему, словно к сыну.

Прежде чем вернуться на передовую, д'Артаньян еще мечтал побывать в Париже, по которому тосковал сейчас почти так же, как и по невесть куда запропастившейся Лили. Поэтому ни одного лишнего дня задерживаться в городишке он не собирался.

Дважды д'Артаньян получал от Лили записки. Но драгун-саксонец, привозивший их, так и не смог – или не желал – толком объяснить, где именно ему вручали эти послания, где находится баронесса. А его объяснение: «Она совсем недалеко отсюда» – приводило графа в ярость. Он с удовольствием проткнул бы гонца рапирой [6], если бы не боязнь, что с гибелью драгуна он уже никогда не дождется третьей записки.

Правда, хозяин дома как-то намекнул, что вроде бы баронесса увезла брата в Германию, считая, что после двух ранений рисковать ему уже не стоит. Однако мушкетеру слабо верилось в это. «Истинного саксонца раны облагораживают», – Лили зря слов на ветер не бросает. И если уж она встретила этими словами весть о ранении своего брата…

Но сегодня баронесса Вайнцгардт, в конце концов, объявилась. Д'Артаньян еще спал, когда заглянула хозяйка, и, мило шепелявя на своем «фламандском французском», известила:

– Ваши страдания кончились, господин граф. Она вернулась.

– Вернулась? Кто? – не понял мушкетер, сонно протирая глаза.

– Вот этого вопроса я от вас не ожидала, – почти возмутилась госпожа Хундстар. – Конечно же, баронесса фон Вайнцгардт.

Графу запомнилась улыбка старухи, когда она произнесла это имя. Она показалась почти такой же прекрасной, как улыбка самой Лили.

Баронесса ждала его, сидя в седле. У задка ее нетерпеливо гарцевал явно застоявшийся боевой конь мушкетера.

Прежде чем что-либо молвить, д'Артаньян подошел к нему и впервые после неудачной встречи с Лили взобрался в седло. Делал он это с трудом, явно сдерживая боль, побаиваясь, как бы не разошлись свежие шрамы на ране.

– Вам хотелось, чтобы все было как во время прошлой встречи, баронесса Вайнцгардт?

– Умница, догадались, – едва заметно улыбнулась Лили, все еще присматриваясь к выражению лица мушкетера. С того момента, когда она поняла, с каким трудом дается ему посадка на коня, баронесса уже сожалела, что решилась подвергнуть его этому испытанию.

– Вас слишком долго не было, Лили.

– Зато теперь вы без зазрения совести смогли употребить слово «слишком». Мне приятно слышать его, граф. Однако не буду вас терзать. И еще: совершенно очевидно, что к путешествию в седле вы пока что не готовы.

Что значит «не готов»? – возмутился д'Артаньян и с такой отчаянной решимостью вцепился в поводья, словно его собирались стащить с коня. – Куда бы вы ни приказали, баронесса фон Вайнцгардт, я – с вами.

– В самонадеянности вам не уступит только мой брат. Однако это не самый страшный из ваших грехов. Отто, Карл! – тотчас же позвала Лили.

Сходя с коня, д'Артаньян увидел, как из флигеля, в котором размещалась столовая для прислуги, вышли двое рослых парней с угрюмыми, одинаково невзрачными, прыщеватыми лицами. Они были в кирасах [7], и не оставалось сомнения, что под власть баронессы попали прямо из-под власти командира наемного полка германцев-кирасир.

– Мы готовы, госпожа баронесса, – ответил один из них, тот, что был чуть повыше ростом.

– Сегодня в роли кучера выступаешь ты, Карл.

– Это так почетно, баронесса, – искренне признал кирасир.

«Интересно, где это она высмотрела таких суровых гигантов?» – откровенно возревновал д'Артаньян.

– Ты, Отто, захвати вина и еды, – продолжала отдавать распоряжения безмятежная Лили. – В дороге эта провизия пригодится, не придется просиживать в трактирах.

– Мы захватили: корзины уже в карете.

– Как вам все это удается, Лили? – проследил д'Артаньян за тем, как неспешно занимает свое место на передке Карл. Его товарищ, поправив стоявшие в пирамиде ружья, усаживался на задке.

• Предыдущая
• 9/23
• Следующая