Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези - Датлоу Эллен - Страница 9

• Предыдущая
• 9/189
• Следующая

Я купила ей ванночку, не могла же я все время торчать в туалете на первом этаже. Первая ванночка не подошла, она была круглая, и это мешало нам любоваться друг другом. Ее пришлось поменять на прямоугольную, побольше; когда я принесла ее домой, я заметила вдруг, что она в точности такой же формы, что и медицинский поддон, в котором остался мой нерожденный ребенок. И я плакала и плакала.

Чтобы утешить меня, русалочка пела — под это пение я выплакала все слезы, которые у меня накопились за долгие годы, так что, когда пришел муж по поводу развода, я была искренне рада его видеть. Кажется, это его разозлило.

Русалочка разговаривала со мной, и я стала говорить так же, как она; я раскрепостилась, научилась журчать, как горный ручей. Я позвонила друзьям, поболтала с ними о том о сем, пошутила и посмеялась. Кажется, это их разозлило.

А еще, будучи специалистом в области сантехники, она научила меня водопроводному делу.

В конце июня я вежливо объяснила человеку из «Управления водоснабжением», что мне хорошо известна разница между поступлением воды в бачок и сливом, так что не надо учить меня. Кажется, это его разозлило.

В середине июля я сама установила душ у себя в ванной (Ура!)

А к началу августа я вдруг осознала, сколько женщин не разводятся с мужьями только потому, что боятся водопроводчиков. Я решила, что зимой пойду на курсы, вспомню, как водят машину, и уж тогда вообще ничего не буду бояться.

Русалочка спросила, нет ли в машинах опасных пропеллеров, и, узнав, что нет, взяла такую чистую и высокую ноту, поздравляя меня с принятым решением, что в серванте, подпевая ей, зазвенели стаканы. Чтобы отблагодарить ее за этот прекрасный номер, я отнесла обручальное кольцо к ювелиру, попросила вынуть из него один изумруд и повесить на тоненькую золотую цепочку.

— Зачем это вам? — удивился молодой ювелир, разглядывая крошечный изумруд (мы с мужем были бедны, когда решили пожениться).

— Для русалочки, — сказала я.

Кажется, его это совсем не удивило. Он просто улыбнулся. Когда я пришла за заказом, оказалось, что с обеих сторон от камня он добавил по жемчужине размером с зернышко, и получилось ожерелье. А он даже не поднял цену. Я от души рассмеялась. Должно быть, я сошла с ума, но я не одинока. В любом случае так веселее.

Как же я была счастлива тем летом!

Я ни о чем не догадывалась до самого сентября. Уже темно-зеленые каштаны сбрасывали плоды, и те лежали на земле, укрытые шелком в своих скорлупках. Томно-зеленые сумерки спускались все раньше, на голых полях то тут, то там мелькал зеленым отсветом фазан.

И только тогда, осенью, я поняла, что русалочка не так счастлива, как я.

Сперва я не замечала.

Потом пыталась не замечать.

Потом делала вид, что не замечаю.

Однажды вечером началась гроза, огромные ярко-зеленые молнии пронизывали темно-зеленое вечернее небо. А после грозы воздух стал чист, свеж и прохладен, и она запела. В тот вечер она пела так прекрасно, что две лисицы забежали прямо в сад, чтобы послушать; и ночная бабочка бросилась на огонек, решив, что смерть — небольшая цена за то, чтобы услышать такую музыку. А в музыке была непереносимая грусть, мольба о любви, обращенная ко мне.

И я спросила:

— Ты хочешь вернуться в море?

В глубине зеленых глаз вспыхнула искра, она блеснула и погасла, как блик луны в брызгах водопада. Я вновь заплакала, так, как не плакала с весны.

— Да нет, не очень, — сказала она, но зеленоватый румянец выдал ее.

Она отдавалась мне на милость. А я хотела быть жестокой, я хотела быть жадной и эгоистичной. Я имела на нее право. Я не могла представить, как буду жить без нее. Все, что нужно было сделать, — это притвориться, что я ей верю.

— Ты не умеешь лгать, — сказала я.

Потом взяла ее медицинский поддончик и отнесла в машину. Воздух был еще пропитан грозой, но небо очистилось. Из-за серебристого облака показалась луна в серебристом сиянии.

До ближайшего побережья было сорок восемь миль, а я даже не могла разогнаться, потому что боялась расплескать воду в ванночке. Мы медленно ехали — долгая миля за каждый год моей долгой жизни. Да что уж там, я все равно не смогла бы ехать быстрее, я все время плакала, слезы застили глаза.

Когда мы добрались до берега, было так поздно, что правильнее было бы сказать «рано». Мрак отступал, и вместе с ним отступала глубоко в море линия горизонта. Волны тихо шуршали галькой, набегая на берег. Я остановила машину в выгоревшей за лето траве, как можно ближе к пляжу. Я вышла и опустилась на землю, я долго сидела так. Она смотрела на меня и молчала. Проснулись первые птицы, они летели куда-то в конец бухты — утки, должно быть, а высоко в небе, почти невидимые, парили чайки. Одна из них пронзительно крикнула, и я наконец встала. Я подошла к машине, открыла дверцу и потянулась. Потянувшись, я чихнула и вспугнула птицу, которая, оказывается, спала за кочкой прямо у моих йог. Было еще слишком темно, чтобы рассмотреть змеиный узор на спинке, но я узнала гаршнепа по бесшумному взмаху крыльев, по молчаливому зигзагообразному полету. Я вскрикнула от неожиданности, проводила его взглядом, потом полезла в машину и достала прозрачную ванночку с пассажирского сиденья.

Русалочка молча смотрела на меня. Я отнесла ее к кромке воды. Был прилив, так что идти пришлось недолго. Я взяла ее на руки и замерла. Она потянулась, я не сразу поняла, что она пытается сделать, а она хотела снять ожерелье.

— Нет, оставь себе, — сказала я.

— Каждый раз, спуская воду в своем бесшумном туалете, — сказала она, — ты будешь слышать мой голос в его тишине.

Из ее глаз покатились зеленые слезы. Она подняла маленький пальчик и коснулась моего лица.

Я опустила руки в почти неподвижную воду, такую холодную, что у меня свело пальцы. Я могу этого не делать. Она не может меня заставить. Я больше, я сильнее ее.

В пальцах повернулось, затрепыхалось и вдруг опустело. Вот и все…

Я внезапно почувствовала, как я замерзла. Холодный утренний воздух пробирал до костей, меня колотило. Ничего не видя от слез и спотыкаясь о голыши, я пошла прочь, тщетно пытаясь найти носовой платок, которого вечно нет, когда он нужен. Что-то заставило меня обернуться. Там, в открытом море, уже далеко от берега, я увидела ее. Она танцевала в волнах, и волны танцевали вместе с ней, радостно подпрыгивали вокруг нее, резвились, подсвеченные зеленоватым светом, который лился с глубины в честь ее возвращения. Она весело била хвостом по воде. Она пела! Ее голос долетел до меня: это была новая песня — песня свободы и радости. В чистых, прекрасных звуках не было ни печали, ни мольбы. Она пела для меня, пела с любовью.

Потом она повернулась лицом к берегу и вскинула вверх белоснежные руки — нет, она не тонула, она просто прощалась со мной.

Вот так я и стала водопроводчиком.

• Предыдущая
• 9/189
• Следующая