Иллюзия бессмертия - Ламонт Корлисс - Страница 9

Действительно, первая из этих концепций, которую мы рассмотрим, с неумолимой логикой указывает на то, что личность после смерти погибнет. В основе этой концепции лежит рассказ о сотворении человека, находящийся в первой части книги Бытие: «И создал господь бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою» (Быт. 2:7). Здесь душа является функцией материального тела, которое было оживлено дыханием жизни. Во время смерти это дыхание жизни остается, но поскольку оно представляет собой лишь безличную силу, общую всем людям и животным, оно возвращается назад к богу; между тем личность, созданию которой оно способствовало, просто обращается в ничто, а тело, которое оно одушевляло, снова превращается в прах. На основе этой полумонистической психологии такой конец неизбежен, если только не произойдет воскресения тела или телесного перенесения перед смертью в другой мир, как это случилось с Енохом и Илией.

В связи с этим через все книги Ветхого завета проходит ярко выраженный лейтмотив — идея уничтожения личности во время смерти. «Живые знают, что умрут, — говорит Екклезиаст, — а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению, и любовь их и ненависть их и ревность их уже исчезли, и нет им более части во веки ни в чем, что делается под солнцем. Итак, иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда бог благоволит к делам твоим... Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей... Все, что может рука твоя делать, по силам делай, потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости» (Еккл. 9:5-7, 10-10). «...Нет у человека преимущества над скотом, потому что всё — суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах» (Еккл. 3:19-20). А псалмопевец взывает к своему богу: «Ты возвращаешь человека в тление... Ты как наводнением уносишь их; они — как сон, как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером подсекается и засыхает» (Пс. 89:4,6). «Отступи от меня, чтобы я мог подкрепиться, прежде нежели отойду и не будет меня» (Пс. 38:14). Имеется целый ряд и других мест, говорящих о том же самом; саддукеи, которые представляли собой важную и влиятельную ветвь иудаизма, придерживались таких же взглядов, которые сознательно включались ими в их религиозные учения.

Другая главная психологическая концепция, содержащаяся в ветхозаветных писаниях, хотя и не подразумевает уничтожение после смерти, но не говорит и о сколько-нибудь удовлетворительном потустороннем существовании. Согласно этой концепции, человек — это сложное целое, состоящее из тела, с одной стороны, и духа, или души, — с другой. Дух и душа фактически означают одно и то же по существу и по происхождению, но термин «дух» стал означать более сильную сторону души. При уничтожении тела дух прекращает свое существование и в шеол опускается одна душа, которая чрезвычайно ослаблена, поскольку она больше не объединена с духом. Поэтому естественно, что душа больше не может продолжать свою прежнюю полную и энергичную жизнь, о чем соответствующим образом и сообщается в рассказах о шеоле. «Оставь, — сетует Иов, — отступи от меня, чтобы я немного ободрился, прежде нежели отойду, — и уже не возвращусь, — в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма» (Иов. 10:20-22). Само слово «шеол» выдает характер этого подземного мира, ибо этот термин сначала просто означал коллективные могилы племени или народа. И действительно, представление о шеоле никогда не утрачивает печальных и мрачных черт, связанных с могилой.

Хотя отдельные авторы и пророки, особенно к концу ветхозаветного периода, под влиянием того, что бог все не устанавливал земного рая для Израиля, а также под влиянием растущего чувства индивидуального достоинства и ответственности, иногда упоминают о надежде на счастливое бессмертие, но тон этой книги в целом решительно не таков. Да и те намеки на достойную будущую жизнь, которые встречаются в Ветхом завете, постулируют воскресение, — постулат, превратившийся в конце концов в ортодоксальную точку зрения христианства. Если мы будем учитывать господствующие психологические концепции Ветхого завета, характеристику которых я дал выше, подобный выход будет совершенно понятен: тело настолько важно для полнокровной жизни личности, что без него так же нельзя обойтись в потустороннем мире, как и в посюстороннем.

Обращаясь к гомеровским грекам, мы находим у них примерно то же, что и у евреев. «В тленной обители холодного гадеса», как называет Гесиод загробный мир, скитаются слабые тени усопших, покинутые и ничтожные; у них слабые голоса и вялые телодвижения. Они настолько бессильны, что только стимулирующее воздействие естественной животной крови дает Одиссею возможность говорить с ними во время посещения им подземного царства. Не удивительно, что тень Ахилла говорит Одиссею во время этого посещения:

Платон предлагал, чтобы эти строки, как и другие им подобные, были вычеркнуты из книг поэтов из опасения, как бы такие описания не уменьшили готовности воинов идеального государства жертвовать жизнью в бою.

Когда Гомер хочет обеспечить для своих героев действительно достойное бессмертие, он отправляет с ними в великое потустороннее царство их тела. Так, Менелай и Ганимед, телесно живые, вместе со своим земным снаряжением и атрибутами переносятся соответственно в Елисейские поля и на Олимп, где получают статус младших богов. Для Гомера и многих других древних греков всех периодов это казалось совершенно логическим, поскольку бессмертие для них сохраняло свое чистое и первоначальное значение отсутствия смерти. Для них поэтому быть бессмертными означало не умирать, продолжать жить, как боги, которые одни были «бессмертными». Однако обычные смертные, будь то древние греки или современные американцы, оставляют после себя, когда они уходят из этого мира, весьма ощутимые, но, без всякого сомнения, совершенно мертвые тела. И этот неопровержимый факт с незапамятных времен ставил теоретиков будущей жизни перед самыми ужасными затруднениями и сложностями.

Не занимаясь подробным исследованием концепций подземного мира ранних римлян и вавилонян, которые совершенно аналогичны концепциям древних евреев и греков, я перейду сейчас к интересным и поучительным для данного случая представлениям древних египтян. Представления египтян о загробном мире являются любопытной вариацией на тему, которой мы занимались, и замечательно иллюстрируют ту роль, которую играло, по их мнению, тело в удовлетворительной загробной жизни. Хотя эти верования в зависимости от того или иного периода истории Египта изменялись, не подлежит сомнению, что по крайней мере в какую-то эпоху как для царей Египта, так и для их подданных считалось возможным некое желательное бессмертие. Но такое бессмертие неразрывно связано с практикой мумификации и соответствующего сохранения естественного тела.

Внушительным свидетельством этого факта являются великие пирамиды Египта, построенные первоначально с целью укрытия тел царей. Знатные люди и богачи отдавали громадные суммы специалистам на бальзамирование своего тела после смерти и на повседневную и вечную заботу об этих телах. Мумии тщательно обертывались материей, часто их клали в два и даже в три гроба, входящих один в другой. Для того чтобы навсегда сохранить личную идентичность умершего, на верхнем слое ткани, которой обертывалось тело, часто изображали его черты или прикрепляли к его голове маску, снятую с него. Перед окончательным захоронением делались усиленные попытки вернуть телу, насколько это было возможно, то, что оно потеряло при смерти.