Поединок. Выпуск 3 - Авдеенко Юрий Николаевич - Страница 1
- 1/119
- Следующая
Annotation
В третьем выпуске ежегодника «Поединок» публикуются приключенческие повести и рассказы московских писателей. Теме революции и гражданской войны посвящены повести и рассказы Ю. Авдеенко, В. Вучетича. О мужестве и героизме советских людей в наши дни рассказывают А. Ромов, Н. Коротеев и др.
Сборник посвящается 60-летию Великого Октября.
Поединок. Выпуск 3
ПОВЕСТИ
Виктор ВУЧЕТИЧ
1
2
3
4
5
6
7
Юрий АВДЕЕНКО
1. Глас вопиющего в пустыне
2. Записки Кравца
3. Текущий момент
4. Партизаны (продолжение записок Кравца)
5. Благоразумие графини Анри
6. Побег (продолжение записок Кравца)
7. Разговор об искусстве
8. Туапсе (продолжение записок Кравца)
9. Сгорихата (продолжение записок Кравца)
10. Разрушение и созидание
11. Всерьез и надолго
12. Кенар
13. В штабе 9-й армии
14. Дорога на Лазаревский
15. Человек, которым интересуется контрразведка
16. Есть хорошая возможность, профессор
17. На рынке
18. Перепелка
19. Обыск
20. Как быть? (продолжение записок Кравца)
21. Решение
22. Западня
23. На берегу
24. Подарок
Вместо эпилога
Виктор ДЕЛЛЬ
Анатолий РОМОВ
Федор ШАХМАГОНОВ
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
Сергей ВЫСОЦКИЙ
1
2
3
4
5
6
7
РАССКАЗЫ
Святослав РЫБАС
Николай КОРОТЕЕВ
Владимир ВИНОГРАДОВ
1
2
Жанр, нужный всем
notes
1
2
3
4
5
6
7
Поединок. Выпуск 3
ПОВЕСТИ
Виктор ВУЧЕТИЧ
НОЧЬ КОМИССАРА
1
Поезд пришел в Козлов после полуночи. Разбудил Сибирцева щеголеватый адъютант в черной коже, перетянутый скрипучими черными ремнями. У него было пухлое, розовощекое, совсем юношеское лицо с кокетливыми усиками и вид отлично выспавшегося человека. Не зная его, можно было бы подумать, что этот человек — самый обыкновенный штабной адъютантишка времен недавней империалистической, не нюхавший пороха, но явно бравирующий своей завидной выправкой. Но в том-то и дело, что Сибирцев хорошо знал Михеева. Даже слишком хорошо. Знал по Харбину, по станции Маньчжурия, где нынче окопался «истинный сын трудового крестьянства» есаул Семенов, возведенный Колчаком в чин генерал-лейтенанта. Сказал тогда Михеев, что вот, мол, спит и видит себя новоиспеченный генерал в Москве белокаменной под перезвон всех сорока сороков. Спит и видит. А они с Сибирцевым именно поэтому и не могут спать, не пришла еще пора их спокойных ночей. Да, обманчива бывает внешность.
Сибирцев с завистью смотрел в чистые улыбающиеся глаза и не замечал в них ни капельки сна или усталости. Таков уж был Михеев.
— Вставай, вставай, — тормошил Михеев, — царствие небесное проспишь, господин прапорщик.
— Сам ты прапорщик, — лениво огрызнулся Сибирцев и с наслаждением потянулся на свежих жестковатых простынях, радуясь остаткам сна и словно догадываясь, что подобное счастье может не повториться. Не будет больше ни литерного вагона, ни свежих простыней, ни упоительного наслаждения быть самим собой.
— А что в этом позорного? — широко улыбнулся Михеев. — Я, ваше благородие, горжусь тем, что в рядах доблестных российских войск имел чин прапора. Уж чего-чего, а первая-то пуля всегда твоя. Разве не так?
— Да, храбрости вам не занимать. Умишка бы... — Сибирцев рывком поднялся, едва не стукнувшись теменем в верхнюю полку.
— Ну, насчет умишка, товарищ бывший эсер, — капризно надул губы Михеев, — тут вы, конечно, правы. Уж вы-то вовремя оценили ситуацию. Хотя, кто знает, были бы у верховного наверняка в чине полковника. Генерала — нет, не потянете. Там, знаете ли, порода нужна. Или уж как наш с вами есаул: «Без доклада не входить, а то выпорю». Во! А у вас какая порода? Лапоть вы сибирский.
— Ладно, лапоть так лапоть, — усмехнулся Сибирцев. — Где мы, в Козлове?
— Да, — сразу становясь серьезным, сказал Михеев. — Давай-ка, Мишель, одевайся побыстрей, Мартин Янович ждет.
Он присел на соседнюю полку и, вынув из внутреннего кармана кожанки металлическую пилку, стал тщательно подтачивать ногти.
— Значит, расстаемся с вами, ваше благородие, — задумчиво сказал он. — Хоть вспоминать-то будете?.. Хотя зачем? Воспоминания только отягощают нашу и без того суматошную жизнь. Думать наперед мешают. А мы с вами — старые боевые кони. И скакать еще, и скакать...
«Почему расстаемся? — вдруг дошло до сознания Сибирцева. — Видно, Михеев что-то знает. Но не говорит. Значит, не может...»
— Что это тебя на сантименты потянуло? — чуть дрогнувшим голосом спросил Сибирцев, обеспокоенно думая, какие новые загадки подкинула ему нынче судьба.
— Так ведь... вот живешь, живешь и... расстаешься. И будет ли новая встреча, кто знает... А хорошо мы поработали. Без похвальбы, хорошо...
Он замолчал, исподлобья поглядывая, как Сибирцев одевается, закручивает портянки.
— Сапоги-то худые... — вдруг пробормотал Михеев. — А еще топать и топать... Знаешь что, Мишель? — решительно сказал он. — Возьми-ка мои. Размер у нас, помнится, одинаковый. — И он тут же стал стягивать свой надраенный до блеска сапог.
— Ты что, спятил? — Сибирцев недоуменно поглядел на Михеева. — Не валяй дурака.
— Делай, что говорю, — словно обозлился Михеев. — Я ему, может, жизнью обязан, а он про какие-то вшивые сапоги. Бред собачий. Надевай! Давай сюда свои, до Москвы не развалятся, а там уж как-нибудь обойдусь. У контры реквизирую. Это ты у нас человек высоких принципов, а мне что? Или на худой конец, жена какого-нибудь богатого контрика подарит. За ласку. Они за ласку что хочешь... А ты — сапоги. Да шучу, — так же серьезно, без улыбки добавил он. — Не делай страшные глаза. Это ты для своих бандитов прибереги. Неужели ты полагаешь, что в Москве для меня пары сапог не найдется? На той же Сухаревке. Или Хитровке.
Сапоги Михеева удобно и плотно сидели на ноге. Сибирцев встал, с удовольствием притопнул каблуками по полу, затянул на поясе ремень и с неловкой признательностью взглянул на Михеева, на свои старые разбитые сапоги.
— Вот, значит, как, — смущенно сказал он. — За сапоги, брат, спасибо. В самый, что называется, раз сапоги.
— Ладно, — отмахнулся Михеев. — Ступай давай. Я тебя потом провожу.
Потирая виски, Сибирцев вышел в коридор и прошел в середину вагона, в просторный салон особоуполномоченного ЧК. Он даже зажмурился от яркого света, заливавшего плотно зашторенное помещение. Вытянулся у дверей по стойке «смирно» и хотел было доложить о приходе, но Мартин Янович, бородатый великан, стремительно поднялся из-за стола, заваленного письмами и какими-то документами, поверх которых, свисая на пол, лежала большая карта. Сибирцев сам был росту немалого, но перед Мартином Яновичем всякий раз чувствовал себя подростком.
- 1/119
- Следующая
